Всё вышло как нельзя лучше: прекрасная ночь, энергичная женщина рядом, страсть, без намека на робость, а главное - заряд энергии, причем не простой человеческой, а как-то особой, звериной. Её было больше, она была мощнее, такие чувства инкуб ещё никогда не испытывал. Хотелось выплеснуть накопившиеся силы, устроить какое-нибудь сумасшествие! Но нет, волчица устала и хотела спать. Так что оставалось только отнести её в спальню и вернуться в свою комнату, занявшись вещами и самим собой.
Вечером же, в который инкуб был нужен оборотню, Йерна решила просить у Нариила невозможного. А точнее обратиться в нечеловеческую форму. Может какие-нибудь другие его сородичи сочли бы эту просьбу не такой... Неуместной, но не он. Трясущийся над своей внешностью, мужчина просто не мог показаться таким перед дамой. Конечно, для людей, бывает и так, внешность не главное. Но не в коротких интрижках. Большинство женщин покупались именно на внешность Нариила, о его душе до сих пор никто и не думал. А сейчас... Сейчас просили предстать в ненавистном инкубу облике, уродливом, страшной, неприятном. Да, его можно было даже назвать чудовищем, но "принц" внутри не хотел, чтобы это чудовище кому-либо показывалось.
- Нет, я не хочу. Просто не хочу, - упорно повторял Нариил, сложив на груди руки.

Она не понимала. Конечно она не могла понять инкуба! Два разных существа, совсем разных! Оборотень, руководимый инстинктами, не думающий особо о внешности, и он, который только внешностью своей и живет. Конечно ему не было больно превращаться, но на уровне далеко не физическом это было очень и очень тяжело.
- Я не могу. Это... Как бы тебе объяснить... Это больно, но не физически. Это на уровне чувств. Если хочешь, я дам тебе подробнейшее описание, но... Но, я не хочу превращаться, - слабая надежда, что его поймут, теплилась где-то глубоко, но на самом деле у Нариила было ощущение, что просто так оборотень не отступит, обязательно что-нибудь придумает.
- Самочувствие? Как всегда, а проблема... Не знаю, вроде лучше стало, но, кажется, я всё ещё вижу морщинки, - он указал на уголок губ, носогубную складку, они стали не такими резкими, но всё ещё были слишком глубокими. - Вот, видишь! - возмущение в голосе инкуба было далеко не поддельным. Он вообще с последнее время не особо старался изображать из себя то, что всегда изображал. Тут всё было проще, можно было расслабиться.
- Если я старею, то, боюсь, я лучше убьюсь... Может, может инкубы живут-то лет по триста... Тогда...- она сделал очередной глоток вина, которое уже не первую минуту согревало тело инкуба. Кажется, он немного опьянел.
- Это так жутко, не знать, сколько тебе отвела на жизнь природа. Людям, вон, хорошо, они знают, что дольше ста не проживут, и рады хотя бы шесидесяти годам! А мне каково? Самый старый инкуб, которого я знаю - это я!

Нариил понимал, к чему всё шло. К чему все эти ласки, покусывания, слова... Это был шантаж! Самый натуральный! Но... Но, что если она говорит серьезно? Что если это и вправду необходимо? Только не понятно, для чего. Разве может зависеть от его нечеловеческого вида лечение?
Инкуб расцепил объятия, он был хмур и ему сейчас совсем не хотелось с кем-либо обниматься. Но это всё вино. Только оно.
- Если бы я любил свою внешность настоящую, я бы не цеплялся бы так за человеческую. Уж ты-то должна понимать, - говорил он спокойно, не глядя на алхимика вообще.  Сейчас он лишь созерцал вино, которое с лихвой бухнул в свой стакан. Для храбрости, так сказать. Выпив всё залпом, мужчина принялся раздеваться, со злостью и остервенением он расстегивал пуговицы, швырял на стол свою одежду. А лицом к девушке он так и не повернулся. Нет, не стеснялся, просто не хотел смотреть сейчас на ту, что вынуждала его обратиться.
Оставшись и вовсе без одежды, фон Берринел принялся за "исполнение желаний". Его кожа стремительно серела, лицо меняло форму, оно более не было красивым, совсем не было, чуть вытянулось, приняло несколько звериные очертания. Острые клыки, длинные острые когти - истинные атрибуты чудовища, а не очаровательного красавца, похитителя сердец. Глаза и вовсе почернели, не оставляя и намека на белок или зрачок. А ещё вырос хвост, длинный, гибкий, неспокойный, передающий настроение своего хозяина.
Но больше всего внимание, наверняка, привлекли крылья: кожистые крылья, гигантские в размахе, кожистые, серые как и всё тело инкуба.
- Ты довольна? - с каким-то отвращением (к самому себе, если быть точным) проговорил Нариил. Голос его тоже сильно изменился, он стал ниже и глубже. Повернувшись лицом к Йерне, он даже не смотрел ей в глаза, боясь в них увидеть собственное отражение.
- И чем тебе это поможет? - украдкой бросив взгляд на оборотня из-под длинных черных волос (которые, к слову, были лишь на голове), поинтересовался он.

Они не могли понять друг друга. Нариил считал себя чудовищем, видел в своих крыльях и когтях уродство, а Йерна любила в себе абсолютно всё. Наверное, они были слишком разными, чтобы иметь одно мнение на одну единственную вещь.
- Моя человеческая внешность - мой корм. Как думаешь, сколько женщин назвали меня монстром, узнав, что я такое? Даже не видя всего этого они уже считают меня отвратительным... А если бы видели? - в одной из склянок она взглядом поймал свое отражение. Не желая видеть это уродство, он отвернулся, решив, что лучше пялиться в пол.
- Каждый живет так, как ему нравится. Тебе достаточно самой себя, но я не такой, - инкуб замолчал. Конечно, ему было плевать о том, что будет с женщиной после их встречи. С любой женщиной. Но тем не менее желание быть нужным было в нем всегда. А кому он может быть нужен, когда он... Такой?
Нежные объятья оборотня были довольно неожиданными. Нариил вообще думал, что касаться его в таком виде... Неприятно, если говорить мягко. Тем не менее на объятья он ответил, обвив Йерну длинным, гибким хвостом. Так было удобнее.
- Я не могу любить себя целиком, хотя бы потому, что никогда не был таковым любим.

Они не могли понять друг друга: она любила себя, любила другой, он не мог даже смотреть на собственное отражение, когда выглядел как чудовище. За все годы его сердце должно было зачерстветь, но от чего-то этого не произошло. За два с половиной века желание быть любимым не пропало, а наоборот, обострилось. Причем инкубу не было достаточно того слепого обожания, он хотел, чтобы его ценили, как человека, как то, чем он является. Но везде было одно и то же: чудовище. Другого не дано.
- Мне всё равно, что думают обо мне те, кого я видел один единственный раз в жизни, - признался мужчина, хотя ему все равно было порой больно, когда кто-то высказывался о таких как он не в лучшем тоне. - Но среди тех, кто мне когда-либо был дорог, ещё не было того, кто имел бы хорошее мнение об инкубе, как отдельном виде, - говорить о чем-то личном? Нет, он не собирался, не был достаточно пьян. Такого... Пространного предложения было достаточно.
- Я всегда буду в глазах людей мерзопакостью, как бы ни выглядел. Да, я похотлив, да, люблю женщин, да я не человек, для меня это нормально, но люди... Люди не любят ничего, что от них отличается, более того, они это презирают, особенно если "это" живет за их счет. В этом случае к презрению добавляется ненависть. За два с половиной века эта ненависть успела меня утомить, Йерна. Я слишком долго наблюдаю за ней, слишком долго пытаюсь с ней ужиться... - инкубу было больно говорить о себе так, но тем не менее он говорил правду. Жить в мире, где ты не имеешь возможности открыться, где твоя инакость - билет на кладбище, - вот, что было невозможно. И конечно же вторая внешность Нариила лишь мешалась тут, а значит была достойна того, чтобы её не любить.

Посредственный вкус?! Выбирает не тех?! Вино, во всём виновато вино, потому так зло зарычал на оборотня инкуб, на мгновение поддавшись бешенству. Его милая Катарина, его очаровательная Лила! Они не могли быть "не теми"! Они были совершенны! Для него, для Нариила, конечно же. И если в совершенстве деревенской девчушки можно было усомниться, то в отношении великосветской дамы такого просто не могло быть!
- Думай, прежде чем говорить, алхимик, - угрожающе проговорил фон Берринел. Сколько бы лет ни проходило, он не мог выкинуть из головы тех, кого любил всем своим нечеловеческим сердцем. Особенно ту, что научила ему практически всему, что он знает.
Но как бы Нариил не злился, он был довольно отходчивым, так что довольно быстро гнев сменил на милость.
- Ты так просто говоришь о такой любви, будто предлагаешь сделку. Если это акт доброй воли, то не стоит, я предпочту сгнить в одиночестве, чем принимать такое... - и вправду неискренняя любовь хуже самого искреннего одиночества. Да и вообще? Разве можно так направо и налево раздаривать чувства? Нет. Ведь их не вызовешь специально, они возникают сами, когда того не ждешь.
- Твоё предложение звучит щедро, несомненно, но не кажется ли тебе, что вместе с тем оно звучит и абсурдно? Ты можешь предложить искреннюю, чистую любовь тому, кого знаешь едва-едва? - это всё казалось инкубу довольно сомнительным.

Возненавидеть? За что? Нет, инкуб не умел ненавидеть. Не умел и не хотел, для него это было слишком сильное чувство.
- Парень? - обращение было довольно... забавным. - И сколько же, по-твоему, мне лет? - вопрос был задан с некой ироничностью. - Можешь не рассчитывать на ненависть, дитя, этого от меня сложно ожидать.
Кажется этот странный смех волчицы передался и инкубу, с каждым предложением ему становилось лишь веселее. Или это опять пресловутое вино, не дающее нормальной жизни бедному Нариилу?
- Это все брехня и ересь. У оборотней нет души так же, как и у инкубов. Церковь вообще любит приписывать присутствие отсутствия всем, кто сильнее и страшнее, - да, говорили, будто у инкубов нет души. Правда от чего-то казалось наоборот, будто душ не было именно у людей, которые так безжалостно клеймили всех, кто на них не похож.
- Что тебе рассказать? Формирование собственных комплексов? Сопливую истории о моей юношеской любви? Боюсь, что это будет слишком нудно для такой особы, - кончик длинного хвоста коснулся щеки девушки, нежно её погладив. - Я ещё недостаточно пьян, чтобы изливать свои детские переживания на голову той, что знаю лишь пару недель, - если бы его лицо было человеческим, то подобный оскал можно было бы трактовать как ухмылку. К слову, сейчас он был спокоен, даже слишком. Мысли о собственном уродстве покинули серую голову, занятые беседой.

Он наблюдал за алхимиком, примечая, что ей не очень-то есть дело до его проблем. Да и кому будет дело до инкуба? Простого инкуба, одинокого, как и все его собратья.
Он присел на табурет, взяв в руку свою кружку. Сейчас она была маловата для него, но ничего, сойдет и так. Поднеся ко рту вино, Нариил задумался, остановился, один лишь аромат уже пьянил. С алкоголем он дружен не был, быстро пьянел, становясь не самым веселым собеседником (правда если ему подлить ещё, то веселью не будет предела).
- Самое грустное - не нелюбовь. С нею можно жить, тем более что себя я люблю, в человеческом облике, - он усмехнулся, самовлюбленность была его главным недостатком. - И всё-таки... Грустно то, что ты не можешь забыть тех, кто тебе дорог. Не можешь просто выкинуть их из головы, хоть они уже давно мертвы, - он тяжело вздохнул, осушив кружку. Казалось, что ему опять двадцать и он видит свою милую Катарину. Как ей шел красный цвет, кто бы знал! Тонкие кисти рук, прекрасные ясные глаза цвета неба, светлые волосы, словно колосящаяся на солнце рожь (по цвету, конечно же), упрямо вздернутый носик, мягкий изгиб тонких губ... Всё в ней было прекрасно, единственный её недостаток сейчас то, что её больше нет...
- Думаю, что ты не хочешь слушать об этом, ведь это будет очередным нытьем старого, пьяного инкуба, - проговорил он, затем тряхнув головой, прогоняя наваждение. Лучше не вспоминать о былом, уж слишком это больно.

Отредактировано Нариил фон Берринел (2012-09-09 11:35:49)

Не знал Нариил, что ему делать. Рассказать? Забыть? С одной стороны девушка была не против, но с другой... Может это всего навсего акт милосердия? Кто поймет, кто разберет? Тем более, когда инкуб пьян и соображает всё меньше. Зато может сказать намного больше.
- Я не живу прошлым, я о нем помню, - он потянулся к бутылке, чтобы долить вина, всё-таки требовалось ещё немного, чтобы окончательно развязать себе язык. Сделав ещё пару глотков, мужчина собрался с мыслями. Его, кажется, вовсе не тревожило, что он до сих пор находится не в самом приятном обличии. Но раз Йерне было всё равно...
- Церковь утверждает, что у таких как я нет души. Мне же их мнение не по нраву. Душа у меня есть, другое дело, что она не самая красивая. Да, это совсем другое дело. И эта душа, как бы странно это ни звучало из уст такого как я, тоже умеет или умела любить. Давно ещё, когда я был совсем мал, не знал о том, кто я есть, но уже вполне был... активен. Я, внезапно для себя, преодолел барьер дружбы. Я так и не знаю её настоящего имени. Видимо при нашем знакомстве она побоялась назвать его, мою мать считали ведьмой. Но зато наши отношения принимали некую... интимность. Только я называл её Лилой. По прошествии лет мне это имя кажется совсем нелепым, но детская фантазия деревенской девочки видимо не была способна на большее, - да, язык действительно развязался. Ничего не скажешь, Нариил выкладывал всё, что приходило ему в голову.
- Некоторые любят за что-то. Думаю, я из их числа. В моей деревне меня боялись, а она... Она была добра, общалась со мной несмотря ни на что. А я делал для неё все, что только мог, чтобы наше общение не причинило ей вреда. Знаешь, защищал от мальчишек, хотя особого труда это не составляло, они при одном моём виде бежали сверкая пятками, - ещё один глоток, просто чтобы смочить горло.
- В какой-то момент я понял, что во снах мне являются её нежные руки, яркий румянец на чуть припухлых щеках... Тебе может показаться это романтическими бреднями, соплями, я вижу, что ты за девушка, ты такого не любишь. Но я другой, - он усмехнулся. Действительно, зачем оборотню сопли, когда он совсем иное существо. Ему нужна сила, власть, а никак не вся эта романтика.
- Я придаю большое значение внешности. В особенности своей. Но красота внешняя она... она бывает разная. По ней, изредка, можно судить о человеке. На самом деле красивым можно быть не полностью, главное - глаза. Они скажут больше, чем всё остальное, - ещё одна пауза, просто задумался, чтобы вернуться к повествованию. - Она предпочла выйти замуж за сына кузнеца. Или трактирщика. Я не помню. Помню, что был взбешен, что даже подумывал о краже, об убийстве, самоубийстве... Но это в последнюю очередь. Наверное это и к лучшему, что тогда я сразу покинул деревню. Вряд ли бы я смог мириться с мыслью, что где-то рядом живет та, которую я люблю, а она счастлива с другим, - странно слышать такие слова от того, кто не раз соблазнял чужих жен.
- Но вторая моя любовь была сильнее, намного сильнее. Наверное потому, что она не была выкидышем подростковой дружбы. Не помню город. У меня вообще на них памяти никакой. Но я помню её. Статную, красивую, нежную, но строгую и сильную. Именно благодаря ей я такой, какой есть. Все эти манеры, манерность в принципе, всё досталось от неё. Из-за своего происхождения я очень страдал и комплексовал, она избавила меня от этого. Катарина, так её звали. Чувства к ней живы до сих пор, пусть это и странно, но это именно так. К этой женщине я испытываю такую щемящую нежность, что порой сам не могу понять, я ли это. Бывает, когда одна улыбка делает тебя счастливым. Это именно тот случай. Она учила примерять маски, менять их, держать в себе эмоции, не открываться никому и сама прекрасно со всем этим справлялась. Было невозможно понять, что она прячет за вежливой улыбкой, лишь изредка её взгляд выражал толику той эмоции, которую она переживала. И это просто сводило с ума! Я был молод. Неопытен, я не мог разгадать эту женщину! Кается, что не могу и до сих пор! И черт с ней с этой красотой, здесь было не в ней дело, хотя сперва привлекла именно она, - опять вино, Нариил не мог остановиться. Он говорил и говорил, желая хоть раз в жизни сказать всё! - В ней была загадка, - после продолжительного молчания произнес он, как бы подводя итог. - В ней был сборник загадок и куча головоломок, которые не укладываются в этом мужском мозгу до сих пор. Знаешь. Я даже не смел обнять её. Я боялся. Боялся, что она воспримет это не так, что потеряю её. И сейчас я не жалею, хотя до сих пор желаю этого объятия более других, - рассказ о любви? Да, это был он. Просто изложение чувств. Не последовательно, ну и пусть, главное, что ты хотел передать именно чувства.
- Я утомил тебя своей говорливостью и всем этим романтическим бредом, наверное, - произнес инкуб, ухмыльнувшись. Всё-таки Йерна не была из тех, кому требовались сопли.