Красная Зала

Констанцию Аурелия не видела давно. Так давно, что уже не помнила точно, сколько времени прошло с их последней встречи - месяц, два, три... кажется, тогда еще не лежал в холодной Аверне снег, только обрывался, и она сбежала от жалящего холодом роя в Аквилею, к мягко шепчущему осеннему морю. Как видно - зря. Теперь Аурелия не узнавала свою племянницу. Куда делся задор голубых глаз? Где улыбка, всегда прятавшаяся в уголках губ? Румянец, придававший свежесть лицу тогда, кода чахоточного вида дамам в столице всегда приходилось пользоваться румянами? Принцесса Ревалона, ее Констанция, за эти месяцы словно постарела - именно постарела, а не выросла, и теперь была похожа на все того же ребенка, но с уставшим взглядом дряхлой старухи.
... - Принцесса всегда должна улыбаться - рот принцессы был едва искажен гримасой отчаяния.
... - Принцесса всегда должна держаться с достоинством. Выше голову и прямо спину, моя дорогая - груз пережитого и еще не пережитого давил ей на плечи, словно перед ней крестьянка, а не принцесса крови.
Обняла так легко, как будто чужую - и ее, и Летицию. Нехотя как будто приняла ее легкое поглаживание по щеке и волосам, будто они друг друга никогда не знали, и от Аурелии не ускользнуло, как они с этим арием друг на друга смотрели, и чувство материнской ревности кольнуло сердце, скрутило в тугой жгут, и несчастному Раймунду - хотя думала ли она в самом деле, какой он несчастный? - достался только холодный кивок и протянутая для поцедлуя рука. Аурелии все-таки доставило какое-то удовольствие смотреть, что ему пришлось ей кланяться,хотя разум кричал о том, что поступает она низко и несправедливо по отношению к тому, кто ради принцессы был готов оставить отца.
- Тётушка, мне не говорили что вы прибудете сюда, или это связано с... - Безмолвно глянула на мать. - ... С тем что случилось?
- Связано, милая моя, связано, - Аурелия погладила руку Констанции. Не было смысла скрыть от нее истину, делать вид, что она просто проезжала мимо этой дыры и заехала на огонек, а тут - на вам, она и Летиция. С фон Эрендом. Нет, выросла девочка для взрослых дел, выросла из сказок для детей и неправдоподобной лжи. - Так быстро, милорд фон Эренд, - прогворила она назад, за спину, - благодаря тому, что у меня есть те, кто можем послужать Аквилее. Кроме того, даже у старой клячи вроде меня может быть хороший стимул быстро бегать

Он был очень благодарен принцессе за ее улыбки матери и тетушке, за легкость, с которой она заговорила о Расколотой Горе, о хозяевах, о виде, о пейзажах. Самому ему очень хотелось вытянуть еще немного времени, чтобы приготовиться, собраться с духом. Спасибо принцессе - оставалось улыбаться, послушно наклоняться к подставленным ручкам, расшаркиваться.
Перевести дух, как только Констанция ловко подхватила обоих женщин под локти и потащила к столу.
Не должен выглядеть так, будто тебя застали врасплох!

За столом собраться с силами все никак не получалось - до чего жалко было сочного поросенка, ароматные сухофрукты в вазе! Ничего в рот не лезло. Вставало комом. Разочарованием лицо герцога прям-таки светилось. А как он мечтал обо всем этом пол-часа назад! Делая вид, что увлечен несчастным кусочком какой-то птицы, арий печально тыкал его ножом, словно он был во всем виноват.
Виноват? А кто же, собственно, виноват?
Изредка он смотрел в сторону Констанции. Смотреть было больно. Изредка растягивал губы в вежливой улыбке, дивясь искусным переплетениям слов сэра Куммхеля. В разговор толком не вникал.
Как не хотелось расставаться с Констанцией! В голове вертелись какие-то глупости - не вернут, мол, отбирают, увидеться больше не дадут... Но улыбнуться принцессе, когда ту ненавязчиво подталкивали вон из зала, получилось уверенно, бесстрашно. Подумаешь!
...но в головы к нам никто не влезет…
И никогда не смогут приказать.
Помнишь?
  - Конечно, Ваше Величество.

Внутренний сад.
А он представлял, что сюда они пойдут вместе с Констанцией. Не так, совсем не так! Сад был, действительно, прекрасен. Ни витражи, ни пестрые наряды не нужны были ему для того, чтобы очаровывать своих гостей - хватало переплетений веток, золотых пятен на молодой зелени листвы, густой травы и старых, мощеных камнем дорожек. Откуда-то спереди арий отчетливо ощущал запах воды. Присутствие родной стихии ободряло, совсем чуть-чуть.
Впрочем, по виду герцога ничего сказать было нельзя. Стоило ему только подняться из-за стола, он весь будто превратился в парадный портрет. Сдержанная улыбка, собранность, вежливая отстраненность в глазах.
Обязательно нужно осмотреть!
Кисть руки Императрицы выглядела вполне себе здорово, хоть еще и хранила в себе остатки целительной энергии. Осторожно ощупав белую ладонь правительницы, Раймунд удовлетворенно кивнул. На всякий случай проверил еще раз. Приятная прохлада, всегда сопровождающая магию ариев-целителей, снова разлилась по тонким пальцам де Авели.
Легкое покраснение на сгибах пальцев, слабость - вполне естественные вещи после лечения. А эти ночные боли?Может, ванны ей назначить? Все душевное беспокойство! И прогулки...
Ну да. "Молодец! Можешь уходить!"
Как бы не так. Боли? Так естественно звучит. Прекрасно!
Хотелось бы, конечно, отвлечься, но только не сейчас.
- Все в порядке, ничего страшного. Боли, возможно, еще будут, это от перенапряжения. Не беспокойтесь. - бросив быстрый взгляд на Аурелию(Вдвоем... Как-то это не по-рыцарски!), герцог выпрямился, выпустил руку Императрицы.
- Но ведь не только из-за руки я здесь. Ваше Величество? Леди Аурелия? - Будто по-прежнему играет свою роль. Слово-в-слово, без оговорок.
Не только. Хм. "Только не из-за руки" - правильней было бы.

Отредактировано Раймунд фон Эренд (2013-03-25 22:41:24)

Замковый сад

Первое время Аурелия решила занять сторону молчаливой тени за спиной сестры - она знала, что одного ее присутствия и одного ее взгляда в сторону Раймунда будет достаточно, чтобы фон Эренд не мог чувствовать себя хозяином положения,кроме того, что ему и так не оказала бы поддержку Констанция. Пока тот осматривал руку Летиции, она получила возможность получше рассмотреть сына уже почти опального Ингвара, самого почти такого же опального - разве что не в глазах принцессы,и кто бы ей намекнул хотя бы, что она в нем нашла? Ребенок, ве-таки она еще такой ребенок, который верит в прекрасных благородных рыцарей, коим, вероятно, и являлся ее недавний спаситель, и тут наверняка и кроется причина ее благосклонности. Возможно, стоит дать прицессе повертеть его и рассмотреть со всех сторон, набить свои шишки и прийти самостоятельно к выводу о том, что этот арий ей не пара. Но и беспокойство и раздражение Летиции она понимала. В себе же обнаруживала вдруг неожиданное спокойствие.
- Но ведь не только из-за руки я здесь. Ваше Величество? Леди Аурелия?
Руки-руки, мальчик, да только не руки Императрицы.
Аурелия выдержала его взгляд, пока Летиция говорила, мысленно сокрушаясь, что никогда сестра не умела приложить сразу и с ходу, не церемонясь особо. Жалела беднягу, наверное. Ровесник Октавия, мог бы быть ее сыном, сложись судьбы иначе, наверное, таково материнское сердце - одно на всех этих детишек, сердце Императрицы большой страны, раздираемой на части. Вместе с сердцем Императрицы. Наверное, будь она матерью, Аурелия бы тоже смотрела мягче и мягче говорила, подбирая слова - но она не была, у нее была лишь одна дочь, да и та не своя.
- ...Нет? Ведь то, что вам доверили так прекрасно, так желанно...И так беспечно.
- Вы же не станете вести себя, как... - она на мгновение задумалась, подбирая слова, думая, стоит ли быть честной или быть учтивой, - ... недостойно Вашего положения, мэтр Раймунд, и пользоваться этой беспечностью принцессы? Не так ли? Вы же арий, Раймунд.
Арий, значит, должен служить, а не покушаться на господскую дочку.
- И благородный человек, я не сомневаюсь в этом ни мгновения, - Аурелия лучезарно улыбнулась. Сперва против шерсти, потом по шерстке. Так правильно. Так и надо.

Расколотая Гора. Внутренний сад.

"О, Лели!" - Летиция коротко посмотрела на сестру, достаточно быстро, чтобы не успеть выказать свое замешательство. Княгиня Аквилеи не тратила время на привораживание собеседника, к чему ей это с такой-то красотой? Она  с размаху била под дых, потом хватала за горло и прижимала к стенке, насквозь прожигая жертву взглядом. Браво, отец бы гордился. Только вот какая им польза от распинания Эренда, он смеется им в лицо!
Императрица поспешила ответить герцогу, прежде чем Аурелия вспыхнет от его дерзости.
- Раймунд, - она прижала руку к груди, - Я знаю очень мало людей, которые были бы столь же верны своему долгу, как вы. Но... Констанция, - женщина огорченно вздохнула, - Я боюсь, что она не сумеет быть верной своему долгу до конца. А вы, в силу своего доброго к ней расположения, не сумеете ее оттолкнуть. Поймите, каждое мгновение, проведенное вами рядом с ней, только глубже тянет ее в этот омут.
- Вы исправно выполняете все, о чем обычно просят ариев. Но я прошу вас о большем. Будьте жестоким, Раймунд, - щеки Летиции загорелись румянцем. "У тебя нет души, ты не можешь ее любить. Ты обманываешься сам или же очень хорошо обманываешь нас и мою девочку".
- Поймите, если вы не сделаете этого сейчас, будет слишком поздно. Вы не знаете, как чудовищно может болеть разбитое сердце. У Констанции очень чувствительное сердце. Это убьет ее. Но сейчас еще можно все исправить. Оставив ее в покое, вы лишь поцарапаете его. Заживет очень быстро. Вы уже спасли ее жизнь, спасите же ее душу! - императрица сжала пальцами край скамьи и подалась вперед.
- Вы не можете сохранить вашу детскую дружбу, ее уже нет. Констанция сама предпочла ей этот морок. Она ошиблась, а исправлять все придется вам. Я не ставлю под сомнение вашу верность, но что если вы тоже ошибетесь, примете ее слабость за взвешенное решение, за просьбу о помощи?

Отредактировано Летиция де Авели (2013-03-28 18:55:34)

Расколотая Гора. Внутренний сад.

Императрица подняла глаза и смотрела на крону дерева, под которым они все расположились. Крошечные, еще совсем нежные листочки робко трепетали, как будто их напугали слова принцессы. Дуб, кажется, дуб. Впереди вся весна и все лето, они разрастутся, им станет тесно на ветках, будут толкаться ради лишнего солнечного луча, и даже сами не заметят, как медленно начнут покрываться желтушными пятнами, как станет иссушаться их кожица, как все тоньше, все ненадежнее будет их связь с веткой. И в один прекрасный день оборвутся, осядут на землю и будут недовольно кряхтеть, переворачиваемые граблями садовника: «Что за неуважение! Вот в наше время…» Фразы оборвутся на полуслове, потому что сверху их закидают другими такими же бесполезными жухлыми стариками, и все вместе они сгниют – в полной тишине, в полном забвении. А следующей весной на дереве появится новый выводок трепещущих зеленых братцев, и все они в точности до мгновения повторят судьбу своих предшественников.
В ее время все было не так. Пожалуй, ее тоже не станут слушать. Летиция посмотрела на дочь. Они ошиблись, горько ошиблись, отдав ее на воспитание в Аквилею. Мальчики никогда бы не сказали такого, император никогда не сказал бы такого, сама она про такое бы даже и не подумала. Все они, в сущности, племенные гончие, или как там их назвала Констанция? Звенья в крепкой цепи династии, похожие один на другого, отец-сын-отец. Дочерьми скрепляется связь с другими цепями – и вот уже крепко обхвачена вся страна, на том и держится. Все они должны были быть из одного металла, одного размера. Черные, толстые железные кольца. А тут попалось золотое. Красивое, блестящее, дорогое… Но вставь его в цепь и она порвется, слишком мягкий это материал, только на побрякушки и годный. Поздно спохватились, хотели ее перековать, ан нет! Поди, сперва поймай это колечко.
- Констанция, ты устала, дитя мое, - мать покачала головой, - Почему ты здесь? Леди Куммхель должна была отвести тебя в твои покои. Ступай, мы скоро придем. И я, и твоя тетка.
«Ну что же ты?» - спрашивали у девочки глаза императрицы, - «Все никак не понимаешь». Как с ней говорить о долге? Справедливость – нет такой вещи, благородство – его выдумали философы, свобода – о ней рассказывают легенды, но кто ее видел? Единственное, что верно – долг. Умение оставаться безмолвной, терпеть даже под ударами, крепко держаться за семью. Их долг – устоять.

Вы не можете требовать от меня больше! Достаточно! - отрешенно, рассеянно Раймунд переводил взгляд с одной женщины на другой. С Императрицы на княгиню Аквилеи, с Летиции на Аурелию. Исполнять долг, все здесь только этим и занимаются. Неужели все они так же, как и он, скованы по рукам и ногам?
Вы сами это придумали, я не верю! Забавно, какое трогательное беспокойство о сердце принцессы. Со стороны той, что неожиданно приняла решение отправить дочь в Харматан, в лапы западных дикарей.
Вы убьете ее быстрее, - мысль не давала спокойно воспринимать и понимать слова Императрицы. -Да, она только и говорит, что о долгах! Она вся измучана ими, вашими долгами и обязанностями, она уже видит ожидания и правила там, где их нет! Она не такая, как вы! С детства такая и теперь. Вы не сможете, ничего не сможете сделать! - Рот не открывается, челюсти сновно склеены. Арий виновато опускает голову, поджимает губы. Только глаза выдают. Нет в них покорности, как не старайся. Нельзя показывать, ни в коем случае.
Каждое слово эхом отдается в голове, спутывается в один огромный комок, прилепляясь, как струйка патоки, к желтоватому клубку взвешенных решений, правильных поступков, слов о лояльности, об общей цели, благополучии.
Конечно, если я ошибусь, вы не сможете продать ее подороже. Какая досада... Почему нас просто не оставят в покое?
- Морок?
А вот и она. Ну кто ж так подслушивает? Нет, не умела принцесса подслушивать.
Хорошо, что обе де Авели отвлеклись на новую участницу разговора. Не пристало Раймунду в его положении столь восторженно смотреть на Констанцию при них. Продолжать изображать из себя статую он не смог. По одиночке, может быть, от них можно было чего-то добиться, но так - практически бесполезно. Императорской дочери не должно было здесь быть, но она пришла, как всегда делала.
Молча арий выпрямился, перевел дух и сделал несколько шагов, чтобы оказаться рядом с принцессой. Самому под двумя испепеляющими взглядами стоять было ох как не легко, да и Констанции, наверное, не лучше. Пусть они лучше будут вдвоем. Ему точно не нужно было ничего рассказывать.

Отредактировано Раймунд фон Эренд (2013-03-29 19:39:50)

Расколотая Гора. Внутренний сад.

«Святый Боже, Святый Боже!» - повторяла про себя Летиция, как заведенная. Констанция тоже оставила ей только слова, только эти слова. Рядом сидела сестра, но ни дотронуться до ее руки, ни спрятать лицо у нее на плече, императрица не могла – милостью Констанции, принцессы Ревалона, дочери Великого Всевидящего Императора Клемента III. Ее волею мать должна была слушать такое, отчего болело не только сердце, но все естество ее. Слушать при чужом, при человеке, который стал причиной. «Святый Боже!» - ей удавалось сохранить ритм дыхания, ясность в голове. Так пытать нас могут только те, кого мы бесконечно любим. Дочь своего отца.
«Чувства? Ваша мать о них не заботилась…» Неправда! Ложь! Как ты смеешь? Была ли ты тогда с нами? Ах, как ей хотелось так закричать. Она еще помнила рыдания матери, и Аурелия их помнила. «Вы не заботились о моих». «О, Господи Всещедрый!» - не заботилась ли она? Отдав родное дитя, оставляя ее вдалеке от себя, терзаясь от разлуки с ней, молясь о ней, Летиция только и желала, что дать Констанции все, чего сама была лишена. И чего ей не хватило? У нее была мать, Аурелия, лучше которой Летиция и представить себе не могла, у нее были дом, друзья, беззаботные яркие южные дни, у нее были мечты. «Как ты смеешь?» - рыдало сердце той, что от своих грез отказалась в детстве, той, что не знала материнской ласки с одиннадцати лет, что не была рядом с отцом в день его смерти. Но она знала лучше! Принцесса знала, что уж у нее-то отняли все. Она лучше других сознавала свой долг перед страной – родить. И это тоже ранило. Такой ли она видела свою мать? Всего лишь родящей, бесчувственной, безмолвной. Как могла она не понимать, что долг – есть не только зачать-выносить-явить на свет и так без перебою? «Сердце императрицы – сердце Империи», - так учил ее Клемент. Сердце Империи верно Империи. Оно не может принадлежат кому-то еще. Свое Летиция отдала Ревалону и его владыке. Потому, услышав приговор родному сыну из уст мужа, не воспротивилась. Все ради Империи и императора. «Они», - думала мать, - «Они узнают, что ты его любишь. И они воспользуются этим». Она хотела защитить ее.
Летиция смотрела на дочь, почти не мигая. Как могло так случиться, что ее девочка, ее дитя, ее солнышко, вдруг возненавидела ее? Она вдруг вспомнила – когда Констанция еще жила в ней, то она часто и больно со всей силы пинала мать ножкой, ее не успокаивали ни голос императрицы, ни нежное поглаживание по животу. Летиция была уверена, что родится мальчик. И уверена, что не вынесет тех последних родов. Аурелия держала ее за руку все двое суток, к концу мучения они обе были похожи на узниц авернских казематов, так посерела их кожа, так глубоко запали глаза на похудевших лицах. Но они были счастливы! Смогут ли вынести сейчас?
Императрица несколько раз открывала рот, чтобы возразить, и не могла. «Обращайтесь к отцу!» - бросила дочь. «Если мое мнение для тебя ничего не значит», - молчала мать. «Буду брать с собой служанку». «Если ты думаешь, что она тебя остановит», - опустила голову Летиция. Сил бороться у нее вдруг не стало. Закрыть глаза, не видеть и не слышать, не быть здесь. Где-то еще. Женщина уткнулась лбом в плечо сестры, во сне людям не бывает больно по-настоящему. Но она не спала.
- Пускай идут, Лели, - шепнула она сестре, - Не могу. Не могу больше.

27 апреля, полдень

Четыре ария, гвардейцы, горсть незнамо кого, включая баб, и архонт-недоросль…
Архонтская сущность мальчишки раскрылась тотчас, стоило ариям вернуться в лагерь. Громче других за немедленную расправу над «уродом», «тварью» и не иначе как пионером погибели рода людского скучно и ожидаемо выступал мэтр Роб ван Дер-Рэ, боевой маг земли. За инициативу мэтр ван Дер-Рэ был заткнут, заткнут в форме словесной, неожиданно грубой – самим Императором, проявившим к мальчишке совсем уж неожиданный интерес, что вкупе с категорически неожиданным милосердием само по себе знаком было весьма настораживающим. Убивать мальчишку Император, Его Величество, запретил.
- Говоришь, готов за любого отдать жизнь, Вацлав? – усмехался он. – Ну-ну, похвальное рвение.
Так или иначе, архонта оставили в живых. В путь двинулись с первыми звездами. Коней по-прежнему на всех не хватало, пришлось тесниться. Волей Императора место Ари рядом с Эбельтом заняла Селесте; Вацлаву поручили делить коня с архонтом. В восторг не пришел никто, конь - тоже, последний – фыркал.
Двигался отряд в темпе, иногда - галопом. Ночь напролет. Без остановок. Миновали тракт - пугающе пустой и безлюдный, что в свою очередь настораживало не менее спонтанного клементского благодушия. Ступили на просеку. Император молчал. Молча и методично разглядывал карты. Изредка подзывал к себе то одного из гвардейцев, то кого-то из ариев. Мэтр Роб ван Дер-Рэ ехал чернее тучи, за что предсказуемо был признан всеобщем объектом насмешек, не остались в стороне даже собратья арии.
Дорога заняла сутки. Потом еще полдня. Оставшийся путь было решено проделать порталом.
Портал арии организовали коллективно, от усердия сделались бледными, угрюмыми и молчаливыми. Время шуточек кончилось.
Перед ними лежала деревушка. Самая обыкновенная деревня – бревенчатые дома, крытые соломой и дерном крыши. Сновали куры, утки, свиньи и дети – все в невообразимых количествах.
Крепости достигли к полудню. Два каменных корпуса, некогда величественные (а для некоторых, возможно, таковые и по сей день), несомненно зрелище представляли собой чарующее – впечатление портил дождь. Сперва мелкий, затем проливной. Настроение критически испаскуделось.
- Вели им опустить мост, - приказал Император лейтенанту гвардии.
Йофф послушно протрубил в рог.
Внутрь их все-таки впустили. Тихо, без шума. Настоял Его Величество.
Во внутреннем дворе Император спешился. Дождь хлестал по лицу, стекал с бороды и волос.
Встречал императорский кортеж человек неопределенного возраста – вероятно, каштелян.
- Передай хозяевам, я прибыл.
Кто именно – в уточнениях не требовалось. Гостей в Расколотой Горе принимали не часто, еще реже – ждали.
- Вот еще! Сообщи арию, мэтру Раймунду, пусть встречает. У меня для него подарочек. Ну? Что стоишь? Вели заняться конями! А нас – в тепло.
Каштелян раскланялся, расшаркался, что-то прокричал. Во двор хлынули люди. Одни занялись лошадьми, вторые – людьми. Внутренние покои встретили теплом, многообразием шорохов и запахов.
Тепло. Это все, что сейчас заботило Императора. О жене думать не хотелось. Не хотелось думать о дочери.
Сколько у Куммхеля людей? Вряд ли достаточно.
«Даже если храм пуст… даже если так – я все равно сожгу его. Сравняю с землей. Повешу и утоплю каждого, кто знал о его существовании и не донес мне. Каждого. Мужчину, женщину… ребенка. Каждого!».
Под ноги Императора капало. Стекало с бороды и волос. Рядом с Клементом чуть слышно шептались арии, Расколотая Гора им не нравилась.

Отредактировано Клемент III (2013-04-06 18:55:26)

Коридор, затем малый гостевой зал

- Не помню, - Его Величество высморкался, от холода и влажности свербело в носу, ломотой отзывались суставы. «Я не молод. Мне не двадцать пять и не тридцать. Тем важнее – черт задери! – тем важнее доказать свою силу сейчас». – Не помню, распорядился ли я накормить моих спутников.
- Нет, Ваше Величество, - смелость ответить взял на себя маг из эскорта – высокий, худощавый, с коротко остриженными светлыми волосами и очень темными глазами на бледном костистом лице. На арии была легкая куртка из вареной кожи – она не скрипела, когда тот скрестил руки на груди. – Вам не о чем беспокоиться. Куммхели… за неимением лучшей характеристики назову их «консерваторами». Ревностно берегут традиции. Настоящие рыцари.
- Настоящие рыцари? – хмыкнул Клемент III Его Величество. – Жрут, пьют, трахают все, что движется – и первое, и второе, и третье за казенный счет?
- Нет, Ваше Величество, - мягко улыбнулся арий. – Они – люди чести. Ровно до тех пор, пока никто не решит убедить их в обратном. Так было…
- Гостил здесь?
- Случалось. Ваше Величество? Позвольте задать вопрос. Люди, которых мы подобрали на дороге, им…
Жестом Клемент велел молчать. Встреча с Раймундом состоится быстрее запланированного. Несмотря на резкий, приказной тон, Император Величайшей Империи к приходу ария надеялся хотя бы обсохнуть; он привык к вежливой нерасторопности авернских слуг, эти понимали – господское «сей же час!» понятием было многозначным и трактовалось в большинстве своем как «сей же час через шесть часов, когда я высплюсь». Местная обслуга приказы, похоже, трактовала буквально.
Что ж, придется терпеть.
В коридоре перед малым гостевым залом было безлюдно, да и будь он забит под завязку, это ровным счетом не меняло ничего. Потому что менять было нечего.
- Раймунд, - факт прибытия фон Эренда Клемент III Его Величество отметил легким подергиванием уголка губ. – Эрик, давай-ка сюда нашу драгоценность.
Второй арий – ниже светловолосого – черноволосый и зеленоглазый, ровесник самого Раймунда, протянул его – предмет вожделения всех молодых ариев – посох. Посох освободили от кожуха и ничто не скрывало изящной красоты артефакта. В рост мужчины, с виду хрупкий, он действительно завораживал. Гладко отполированное древко несомненно когда-то вырезали из корабельной сосны, однако чьи-то умелые руки придали ему странноватый лазурно-голубой оттенок. Но взгляд притягивало не оно, взгляд притягивало навершие. Маленькая серебряная ласточка от кончика клюва до раскинутых крыльев и хвоста выглядела фантастически живой, фантастически живыми и ясными были крохотные глаза-топазы. Посох Клемент выбрал сам. Ласточка чем-то напомнила дочь. О нежной дружбе Раймунда и Констанции говорил весь двор. Нежная дружба Раймунда и Констации не приводила в восторг никого. Не приводила она в восторг самого Клемента в основном потому, что Клемент отчаялся понять, сколько в этой нежной дружбе от дружбы, сколько от Ингвара фон Эренда. Если чувства Раймунда искренни, беспокоиться не о чем. Мальчик уже не мальчик, к своим двадцати четырем годам должен был переболеть всеми мальчишьими хворями – от страстного желания воспевать Прекрасную Незнакомку до такого же страстного – влезть под юбку каждой встречной, иногда любовь к женщине – не похоть и не поэзия, иногда любовь к женщине – инстинкт, обычный инстинкт оберегать и охранять. Констанция была юна, умна и красива. А Раймунд, будь его чувства искренни, отнюдь не был дураком.
- За спасение моих жены и дочери, то есть за то, что вопреки обстоятельствам не проявил трусость и подлость, жалую тебе сею волшебную хреновину, каковая, надеюсь, послужит тебе верой и правдой не один век. Держи, - вручив без лишних церемоний посох фон Эренду, Клемент велел ариям открыть ближайшую от них дверь. – Пошли со мной, мэтр, - приказал Император, первым ступая в залу. По сторонам не смотрел. Еще насмотрится. Волновало другое. – Сейчас ты расскажешь о настроениях моих жены и дочери, расскажешь о настроениях княгини Аурелии. Расскажешь обо всем, что видел и что запомнил. Знай, Раймунд: сильнее наговоров я не терплю только недоговорки. От них я делаюсь злым.
«А злость я должен приберечь для других. Радуйся, мальчик мой, радуйся».

Последние часы путешествия превратились для Эльки в настоящий кошмар.
Нет, она не шутила, когда говорила, что при необходимости сможет удержаться в седле. Но "при необходимости" отнюдь не подразумевало "двое суток с кроткими передышками под проливным дождем и в компании людей, куда как более привычных к такого рода путешествиям"! На лошади ее удерживало только две вещи: упрямство и Юрек. Даже скорее наоборот - Юрек, а затем уж упрямство. Ну и осознание того, что часть их расширившегося отряда, вероятно, испытывает не лучшие ощущения.
О настоящей цели путешествия, равно как и его конечной точке, Величество тоже умолчал. Но одно дело - Величество, а другое - его гвардейцы, которые, несмотря на суровость, людьми оказались вполне... обычными. Не считающими зазорным по дороге ответить на пару вопросов хорошенькой девчонки, вполне искренне испуганной и запутанной. Едем в замок, принадлежащий давним императорским сторонникам, некоему рыцарю. Зачем... ну, то, вестимо, Императору и известно. Может ариям еще, но их хрен расспросишь. А Храм? Будем резать? Раз Величество сказал - резать, значит, будем. Точно. И в ближайшем же времени.
Это не сказать, чтобы радовало. Но по-прежнему слегка утешало. Покуда сам Император считает своим врагом тех, кто в том проклятом Храме обосновался, бояться нечего. Разве что самого Императора, если у него вдруг изменятся планы и настроения. Настораживает, когда твоя жизнь зависит от мнения столь могущественного человека: сочтет предателем - и все, можно писать прощальную записку. Пока не считал. Даже Ари, хотя императорские арии были бы рады разорвать мальчишку в клочья. Не позволил. Пощадил. Для чего - опять же, сам только и знает...

Замок Расколотая Гора из-за пелены дождя впечатления не произвел. Или Элька, промокшая и продрогшая на седле, была настолько вымотанной, что разглядывать не стала - приехали и хорошо. Императора признали мигом, не спрашивая - двор наполнился людьми, люди сноровисто встречали прибывших, распрягали лошадей, растаскивали по конюшням. Элька со стоном сползла с гнедка, растерянно огляделась. Императора - понятное дело, а их куда?
- Господа, пройдемте? - руки легонько коснулись. Сухонькая, согбенная, почти бестелесная старушка - движения быстрые, птичьи. Элька сперва оглянулась было за спину - может, арии там, или каких-то других господ не заметили? - однако старушка уверенно кивала им. Спутали со свитой Императора? Или попросту сослепу ошиблись?
- А... - начала было Элька, но странная жительница замка предугадала вопрос:
- Накормим, напоим, переоденем. Всех. Ишь, льет-то...
- Но... - предприняла Элька новую попытку, снова пресеченную "птичкой":
- За ужином всех соберут, не волнуйтесь. Идемте. Не хотите же и дальше разгуливать в этом грязном мокром платье?
Что ж, Элька не хотела. Да и черт с ними: пока предлагают искупаться, переодеться и поесть - нужно пользоваться моментом. Вдруг потом осознают ошибку и передумают? На всякий случай она уцепилась за руку Юрека - хоть не потеряться, - но того, похоже, перспектива еды и отдыха тоже воодушевила, и стало спокойнее.
То ли Расколотая Гора внутри оказалась больше, чем снаружи, то ли познания Эльки в устройстве замков оставляли желать лучшего (скорее второе, чем первое, хотя кто его знает), но вела "птичка" весьма путанными коридорами. Жил странный замок какой-то своей жизнью: вроде и пустовал, а вроде и эхо, причудливо гуляющее по закоулкам, сбивало с толку. Спрашивать сопровождающую Элька не решалась: странно, вроде всегда с людьми сходилась быстро и без особых проблем, а тут даже задать вопрос было неловко - словно старушка была одним из нечеловеческих существ, сошедших с гобелена, что в изобилии были развешаны по коридорам и сквозным комнатам.
- Какое странное место, - шепотом поделилась Элька с Юреком, но коварное эхо тут же разнесло ее слова по всему коридору, и Элька, окончательно смутившись, умолкла.
"Птичка" привела их в дохнувшую теплом очага и горячей воды купальню. Купальню! После всех этих скитаний по лесам и ледяной ручьевой воды! Да за одно это Элька уже готова была простить Расколотой Горе все ее странности. Старушка чуть слышно прошелестела по комнате, указав самые важные тайны - местоположение мыла, ковшиков, полотенец и сменной одежды, - молча подхватила под локоток Юрека и также бесшумно исчезла, оставив блаженствовать в горячей воде. Элька не упустила шанса сунуть нос во все найденные в купальне баночки и емкости, и сидела в предоставленной ей бадье, пока вода почти полностью не остыла.
Кажется, жизнь налаживалась.
Через какое-то время - на взгляд самой Эльки, вполне недолгое, - приободрившаяся, согревшаяся и переодетая в чистенькое мягкое платьице (еще один несомненный довод, располагавший к гостеприимным хозяевам замка), Элька высунула нос из купальни в коридор, встретивший не менее гостеприимными сквозняками, и, не найдя никого (умение внезапно появляться и исчезать явно было основным критерием для отбора слуг в этом месте), тихонько отправилась на поиски... кого-нибудь - желательно, знакомого, - и чего-нибудь - желательно, съедобного.
И первое, и второе обнаружилось в просторной полутемной столовой, куда вывел очередной поворот коридора. В роли первого был Вацлав, мрачно сверливший взглядом стены, в роли второго тоже что-то обреталось на массивных столах.
- А где все? - полюбопытствовала Элька у гвардейца. Вспомнила ответ "птички", что все равно соберут рано или поздно в одном месте, и решила использовать время с толком - поесть. Огляделась, присела за стол - длинное платье путалось в ногах. Интересно, а если обнаглеть и в дорогу попросить чего поудобнее - предоставят? Или вне стен замка щедрость хозяев не распространяется?
- Долго мы здесь будем?
Вацлав наверняка должен знать. Всю дорогу он угрюмо молчал, думая, видимо, о чем-то своем. Эльке казалось, что встреча с Императором далась ему куда сложнее, чем даже Ари. Боится вернуться в Храм, где ему отрезали руку? Боится, что Император сочтет его предателем? Или ему с ними, такими внезапными, неловко? Сперва злясь на Вацлава за то, что выдал их гвардейцам и ариям, теперь Элька даже не знала, жалеть ли его, или лучше помолчать и сделать вид, что все происходящее - в порядке вещей и ничуть не смущает?

Отредактировано Элька (2013-04-07 15:42:13)