Тронный зал

Захир-хан, не мигая, всматривался в лицо советника. Лицо было пустым, лицом труса. Пустым был голос. Голос человека, который не способен узреть Истину. Пустые люди. Их тоже сотворил Харма. Люди-тени. Созданные, дабы оттенять чужой блеск. Его блеск. Блеск подлинного сына Зуйи Волка.
- Узурпировал трон, - ровным тоном произнес сулатан-жрец, - как можно узурпировать трон, который принадлежит тебе по праву? О, нет, Джамин, люди не видят во мне узурпатора. Впрочем, не видят во мне и правителя. Увидят. Да отверзнутся очи зрячего! Да увидит он свет, - жесткое лицо Захира исказила улыбка. – Люди всегда говорят. Пусть говорят. Я не хочу крови. Люди привыкают к ней. Мы не будем вешать клеветников. Мы позволим клеветникам говорить и, когда уши моего народа заболят от вливаемой скверны, взбунтуют сердца – клеветников постигнет праведная кара. Кара самого Хармы. Не время для суда, Джамин. Ты хочешь, чтобы я осудил Амису? Ты полагаешь расправу над слабой женщиной – подвигом, достойным мужчины? Что же я за правитель такой, который трепещет при виде женщины? Нет! Амису будет жить. Возможно, я дарую ей прощение. Возможно, она займет место подле меня. Место служанки. Гордая женщина! В ее руках самое сладкое вино слаще во стократ! И я не боюсь яда, Джамин. А, впрочем, нет. Боюсь. Милость моя велика, но честь стоять подле меня – слишком великая честь. И все же я сохраню Амису жизнь. Пока. Несчастная женщина, несчастная мать – ее душу отравила любовь к сыну. К сыну-предателю. Ведь это он велел убить моего брата. Принц-отцеубийца. Вот он, наш истинный враг. И мы позволим ему показать свое настоящее лицо. Верно, Джамин? Верно. Ибо таково желание Хармы.
И подлинного сына Зуйи Волка.

Тронный зал

Захир видел все. Харма наградил своего достойнейшего из сынов прозорливым глазом. Джамину он не доверял. Очень скоро голова советника упадет с плеч, но до тех пор лживый язык еще послужит правому делу.
- Суд над Птенцом? Уж не насмехаешься ли ты надо мной, сын харуфа? Не спилил ли ты свои рога, дабы своим гладким лбом ввести меня в заблуждение? Твои речи – речи дурака. Я не стану судить Шатхи. Много ли ты видел судов над стервятниками? Нет, мой народ должен видеть, должен узреть, какого падальщика под видом Птенца Пустынь воспевала его душа! Видеть, Джамин! И он увидит. Я позволю Шатхи бежать. Пусть соберет армию из тех жалких крох, что все еще преданы ему. А крохи те воистину жалки. Без поддержки Восточной Империи Шатхи – ничто. Я не стану препятствовать ему. Союз с врагом – есть ли грех страшнее? Вот когда под знаменами Птенца Пустынь дети Хармы узреют светловолосые головы неверных, тогда они осудят моего племянника сами. Я милосерден, Джамин, я дарую Шатхи почти достойную смерть. Но тело его… тело его останется не погребенным.
Султан нахмурился.
- Не евнух ли ты, мой советник? Только евнухи боятся женщин. Свобода Джуманы стоит дорого. Как свобода всякой высокорожденной. Не смей порочить ее имя или поплатишься языком! Не только языком, - усмехнулся султан-жрец, - говорят, лишаясь мужского естества, евнух обретает величайший разум. Мне потребуется мудрый советник. Мудрый и преданный. В твоей преданности я не уверен.
За дочерью Джавхарма я велю послать. Если дочь унаследовала хотя бы крупицу мудрости своего отца, она сделает правильный выбор.

Сафр. Темница в одном из подземелий.

Из беспамятства ария вывел холод. Джамаль не знал, где он находится. Не знал он и того, сколько времени он пробыл здесь. Прямо  перед его глазами, медленно парили серые тени призраков. Их бледные силуэты слабым потусторонним мерцанием освещали низкую и тесную каменную комнату со сводчатым потолком. Отпрянув в ужасе, Джамаль уперся спиной в ледяную стену и дрожащей рукой принялся чертить в воздухе магические ставы. Арий призывал стихию, призывал вслух, но слова размывались гулким эхом, которое передразнивало, торопило, возражало и мешало ему. Призраки исчезли, а на смену им пришло звездное небо. Не бездонное, но живое и пульсирующее красными, желтыми и синими глазами звезд. Голос ария умолк, сам он обессилено опустился на соломенный матрац. Холод пронизывал до костей. Пальцы нащупали в темноте грубую рогожину, и спешно натянули ее на плечи. Сон опять затягивал в свою трясину, не давая найти найти ответы на вопросы, которые, возникая в голове ария, тут же пропадали, выскальзывали, как рыба из поймавших ее рук.
Так было много раз, он засыпал глубоким сном и просыпался лишь для того, чтобы принять пищу, которую ему приносили. Потом засыпал опять. Вот и сейчас, скрипнула железная дверь, и в коридоре появился разносчик еды.  Глаза Джамаля, привыкшие к кромешной тьме, были ослеплены светом факела, которым стражник освещал свой путь.
Огонь, это огонь! Они меня нашли, нашли принца!
Забившись в угол, арий прятал лицо в ладонях.
- Архонты! Молнии архонтов!
Липкий и гадкий смешок стражника глумливо прокатился по натянутым нервам ария, заставив вздрогнуть. Стражник что-то пробормотал, от души пнул пленника. Затем положил миску с едой на пол и, что-то напевая да побряцивая ключами, ушел. Смысл сказанного дошел до ария несколькими часами позже, а пока он отходил от ужаса, в который его привело видение архонта, мечущего молнии. Где-то рядом была еда. Джамаль схватил чашку и принялся было есть. Как вдруг замер. Запах. Он знал этот запах. Только забыл, что это. Запах его тревожил и одновременно пробуждал в нем голод, куда больший, чем еда от которой он исходил. В мутных водах сознания блеснула золотистой чешуей мысль, обернувшись вопросом, который от него то и дело ускользал. Выронив чашку, арий начал хватать руками воздух. Близко, очень близко. Поймал! Руки ария сжались в кулаки.
Он узнал это зелье. И понял, где находился.
Принц.
Узурпатор.
Плен…
А голод бушевал в груди, бился в висках, скрежетал на зубах.
Кулаки сжались так,  что ногти глубоко вонзились в ладони. На холодный пол упали капли крови. Арий не шевелился.
Морок, которым его щедро кормили, ослабил и не позволял призвать стихию.  Джамаль отшвырнул миску и свернулся на своей лежанке. Ария сотрясала дрожь.
Он будет ждать. И сон развеется. И тогда, когда он сможет поднять хоть один камень, тот станет ему оружием. Верным оружием.

Отредактировано Джамаль Шенер (2013-03-17 12:40:45)

Покои Амису-хатун

Он не Птенец. Да верно, не птенец, он стал могучим ястребом, что готов уничтожить своих врагов. Только и враги его были сильны. Сейчас  и союз с варварским Ревалоном, который виделся благом для родителей Штахи, играл против него. Неверная в роли султанши? Неслыханная дерзость. Харматанцы очень верующий народ, рьяно чтящий традиции и своего Бога. Но все можно будет исправить. Например, если Шатхи женится на харматанке, то это сыграет в его пользу. И, конечно, в роли этой харматанки Джумана видела себя.
- Воистину так будет, да услышит наши молитвы Харма, - легкий жест две ладони направленные к верху, как делали всегда харматанцы, если упоминали Бога. Амису-хатун говорила, она словно озвучивала все мысли  дочери Алима Джавхарма. Конечно, она не собиралась открыто выступать против, тем более что от ее действий может пострадать ее семья. Для Джуманы же семья была важна, важно ее благо. Не могла она воткнуть отцу нож в спину.
- Конечно, Валиде, я никоим образом не собиралась выказывать открыто своих намерений. И именно для того, чтобы  заверить вас в своей верности, пришла к вам, дабы не возникало сомнений в моей преданности, чтобы я не делала, - она улыбнулась понимающе, немного лукаво, как  бывает, когда улыбка говорит сама за себя.
- Надеюсь, у Вас все хорошо, достопочтенная Амису-хатун, насколько моет быть хорошо в подобном положении. - Джумана задумчиво смотрела на огонь в лампе.
- Знаете, продолжение того рассказа есть. Печальное, увы. Когда  не удался побег, птицеловы решили убить самую неугомонную птицу, а мать  решила взять вину на себя, дабы спасти своего сына. Я вот иногда думаю, смогла бы я поступить подобным образом. Мне трудно судить. А как Вы думаете, Амису-хатун? - Джумана словно спрашивала, сможет ли Амису взять вину на себя, дабы спасти сына? Конечно, это крайний вариант, но нужно знать карты, коими собираешься играть.

Тронный зал

- Мятежник, вступивший в заговор с рабом... что может быть ниже этого? Не знаю, что может быть ниже этого, знаю — что может быть страшнее, - тонкие пальцы султана коснулись короткой жесткой бороды. - Страшнее этого может быть только позволить слухам о непокорстве рабов уйти в народ. Арии служат Харматану. Харматан — это я. Нет, уменьшать бдительность стражников не стоит. Стражник обязан быть бдительным. Раба ко мне. И удостоверьтесь, что он в состоянии говорить связно.
Трусы. Несчастные трусы. Все его окружение — несчастные трусы. Бедный мой брат, думал Захир, когда же ты вырвал собственные зубы? Когда ты позволил песку наполнить твой череп? Бедный мой брат. Твоя смерть не была бессмысленной.
- Джавхарм. Какие мысли тревожат Алима, Джамин? Что ты скажешь о правой руке моего брата? Крепка ли эта рука?

Джумана улыбнулась
- Воистину не пошлет Харма подобного испытания тем, кто на стороне правды. -  Хотя, глядя на смеющуюся Амису-хатун, думала о том, что та слишком недооценивает Захира. Ведь сейчас он сидит на троне, а она и ее сын в плену у него. Даже если нет доказательств, всегда можно сделать так, чтобы они появились. Золото и страх, вот вечные двигатели жизни и перемен в ней. Сомневалась Джумана, что Захир теперь так легко отдаст то, что захватил. Но вот насколько он хитер и коварен, насколько умен, она не знала. Видела его иногда, но он всегда оставался темной лошадкой.   Впрочем, казнить он, скорее всего, и не будет Амису и ее сына. Все-таки Шатхи наследник покойного отца, а Амису-хатун его мать. Но как было бы хорошо, если бы на суде представились доказательства, и эта хатун взяла вину на себя.  Тогда бы Джумана избавилась от той, что стояла на ее пути к Шатхи. Хотя, быть может, теперь, когда положение ее  Птенца шатко, она не решится на этот брачный союз, который вызывает праведное негодование в сердцах верных харматанцев. Хотя кто знает эту женщину, коварную, словно сотня змей. И все же до суда лучше не доводить, иначе может пострадать и ее Птенец.
Есть союзники в страже. Это хорошо. Проще творить то, что нужно. Определенно Шатхи оставлять в руках Захира надолго нельзя. Джумана была уверена, что даже будь суд, он будет не в пользу сына Джангир-хана.
- Я посмотрю, Валиде, что можно сделать. В любом случае, его всегда можно освободить из темницы при помощи людей наделенных определенными талантами, - улыбнулась хитро дочь Джавхарма. - И еще проще, коли есть надежные стражники, с которыми можно связаться, - черные глаза смотрели на Амису.  Да, освободить ария Шатхи не составит труда тому, кто подобен тени, кто умеет быть невидимым на виду. Такой человек был у нее, он был подле нее. Но проще если он будет знать союзников в страже, а для этого Амису стоило назвать хотя бы одно имя, но весомое. Впрочем, Джумана придумает, что можно сделать. Освободят ария, а с его помощью уже легче освободить и самого принца и Рала.
За окном темнело, было тихо. Казалось, после смерти Джангир-хана, он замер в ожидании будущего, которое было туманно, но которое неотвратимо надвигалось. Какое их ждет будущее, ведомо лишь Харме.

Сафр. Темница в одном из подземелий.

Перед арием стояла трудная задача: отказываясь от еды из дурманящего зелья, он пытался восстановить магические силы, но при этом терял силы телесные. Голод и жажда мучили его, все тело сотрясал озноб, а время будто остановилось.
В коридоре послышались шаги. Джамаль приоткрыл глаза и в тот же миг закрыл их рукой, ослепленный светом. Пальцы  другой его руки зашевелились. Один из камней стены, у которой сидел маг, треснул, маленький осколок неспешно покатился  к руке и скрылся в рукаве. Приник к коже выше запястья и замер, будто прирос. На висках выступил пот.  Этот легкий трюк дался с трудом: арий был слишком слаб.
« Пробить голову разносчику еды. Забрать оружие.  Убить стражу…»
Джамаль подполз к двери и свернулся на своей рогожине, притворившись спящим.
- Откройте, я пришёл по указу султана!
Арий замер. Когда его разум начал проясняться от воздействия зелья, а память стала возвращаться к нему,  он осознал, что оказался в темнице, а не на том свете по соизволению Захира. Возможно, Захир желал переманить его на свою сторону. Все же Джамаль был арием, что само по себе делало его ценным предметом в руках власть имущих. Но он не был воином и потому ценность его заключалась исключительно в отношениях, сложившихся у него с правившей  семьей. И, конечно же, он был великолепным лекарем и парфюмером, но было очевидным то, что Захир, опасаясь покушения на свою жизнь, не употребит ничего, сотворенного рукой Шенера –ни благовонных умащений, ни микстур.
- Как чуден день, и как мрачно и не тронуто милостью Хармы здесь, верно, Джамаль?
- Харма… не озаряет своим ликом это место, ты прав, господин. День. Ночь. Все едино.- Джамаль приподнял голову, чтобы разглядеть визитера. Он не мог увидеть его лица: свет факела был слишком ярким для глаз, привыкших к кромешной тьме.  Джамаль рассмеялся хриплым смехом, походившим на карканье.
- Этот свет так слепит меня… Не иначе сам Харма явился ко мне сегодня! О, милосердный, благослови богомерзкого раба своего… - Джамаль закашлялся. Шумно вздохнув, он  воздел руки в сторону факела и благоговейно сложил их ладонями на лице.  Затем резко отвел их и окинул камеру глазами полными страха.-  Духи. Здесь повсюду духи. Они приходили сюда. Звали. А потом уходили, в небо… Звездное… Они придут опять.
Духов Джамаль уже не видел, но очень правдоподобно одаривал гостя тем, что тот ожидал увидеть.
-… Зачем ты пришел, о лучезарный господин?
Осколок камня все так же плотно держался на его руке. Воспользоваться им Джамаль не спешил.