Мастерский

Дорога на Гадару, Аквилея

Исполняющий обязанности командора Имперской гвардии Вацлав Лец тронул пятками гнедую. Падал снег, гнедая стригла ушами. Кобылу звали «Аврора» по имени некой островной богини, давно и успешно забытой. Вацлав называл кобылу «Звездочкой» по белой кляксе на лбу - единственному светлому пятнышку на всей огненно-рыжей шкуре. Кобылка была чудо какая хорошенькая, сплошное загляденье - сразу видно: чистая эрендольская кровь. Вацлав сплюнул в снег.
Колонна двигалась медленно и тяжело, но упрямо, как тот старый, не портящий борозды конь. «Пойдем таким шагом, - прикинул исполняющий обязанности командора Имперской гвардии капитан Лец, - до Гадары доберемся завтра к закату. На край - суток через полутора». Погода плохела, собиралась метель. Колеса всевозможных, груженых по самое некуда телег то и дело стряли в натоптанной грязи. Морозов не было давно, где-то с неделю, как дань дорога превратилась в сплошное, желто-коричневое месиво, заметно ароматирующее людской, конской, собачьей и иной, не поддающейся идентификации мочой. Дикого зверья тут не водилось, понимал Лец, чего никак нельзя сказать о нечисти, продуктивно вытесненной из мест обитания хищниками пострашнее: дезертирами, беженцами, разведотрядами регулярной ревалонской армии и отрядами карательными. В обязанности последних входило не дозволить всем выше означенным запятнать честь и репутацию Империи посредством беспорядочных насильственных связей, включая половые. Грабить, убивать, насиловать в пределах горячо любимой Империи не дозволялось никому, в том числе самим карателям, о чем те, надо думать и надо знать, за редким вычетом сожалели глубоко и искренне. Время от времени по обочинам тракта попадались «желуди». Лица и тела некоторых носили характерные следы близости обладателей той самой, неподдающейся идентификации мочи - некоторые тела были выпотрошены, некоторые просто обглоданы, абсолютно все не имели ступней. Судя по малому количеству крови на земле, потрошили, полосовали и грызли висельников посмертно. Помимо «желудей» порченных иногда попадались «желуди» свежие, те тоже носили характерные следы, но другие - легко узнаваемые следы изобразительного народного творчества - на шеях большинства висели порядком обгаженные птицами таблички с лаконичными, но емкими по содержанию и форме надписями «шлюха», «курва», «конокрад» и «блядь». Впрочем, попадались и оригинальные образчики: на толстой, бугристой, перетянутой веревкой шее - по виду разбойника - висела табличка, очень загадочная, гласила она «астроном». С астрономом, кем или чем бы он ни был, колонна разминулась два дня тому.
Приказ принять командование над маркитантами - фуражирами и ремесленниками в основном из Эрендола - Вацлав получил неделю назад. И с честью принял, вариантов не было. Тогда же поступил приказ о назначении его, капитана, исполняющим обязанности командора Имперской гвардии. По всем признакам, не обошлось без Рейнеке. Правда, одного Лец так и не понял: доверял ему Лис или все-таки проверял? Хотя это, конечно, не имело значения. Идея с «протезом оккультной конструкции» также принадлежала ему, мэтру Рейнеке. В действительности никаким протезом протез не был, представляя собой самую обыкновенную, разве что чересчур высокую латную перчатку, которая, тесно прилегая к плечу, практически не позволяла работать ни локтем, ни пальцами, зато выглядела внушительно и даже по-своему красиво. А еще «протез» спасал от ненужных вопросов. Что было особенно важно.
Звездочка фыркнула, влажным облаком клубился пар из ноздрей. В общем и целом, за все недели пути ни одного эксцесса зафиксировано не было. Не считая крайне незначительных двух: в первом случае путь колонне преградила неизвестно откуда взявшаяся большая медведица с тремя малыми медведями, при ближайшем рассмотрении выявившая признаки кочующего смолокура с тремя отпрысками и, не желая иметь конфронтаций с отрядом имперской гвардии, самолично, без принуждения удалившаяся обратно в лес. Во втором случае на одну из кузнечных телег напала ламикрия - ее Вацлав зарубил сам с жестокостью, которой никак от себя не ожидал. В остальном все было спокойно, обоз шел.
Время двигалось к полудню. Над колонной витали запахи - сушеной рыбы, сушеного мяса, жирных свиных колбас. Подгоняя Звездочку, Вацлав направился в хвост. Где-то там должна была отыскаться Кейлин. Ее он вот уже почти год от себя не отпускал. Два часа назад исполняющий обязанности командора Имперской гвардии капитан Вацлав Лец отправил вперед два отряда разведчиков, скоро те должны были вернуться.
Падал мелкий, назойливый снег.
В охрану обоза команда, конечно, подобралась разношерстная. Помимо своих, солдат регулярной армии и имперской гвардии, Вацлав насчитал бесчисленных наемников и даже архонтов - одного или двух. «Война, - думал Вацлав, - конечно, штука паскудная, но есть у нее и свои преимущества. Война, как ничто другое, единовременно всех делит и всех уравнивает - на чужих и своих».
Было промозгло, Лец поглубже закутался в плащ.
Будет метель.

Отредактировано Вацлав Лец (2014-10-18 20:59:03)

Дорога на Гадару, Аквилея.

Кейлин куталась в теплый плащ, в очередной раз недобрым словом поминая зиму, войну и мэтра Рейнеке. Поминала, правда, не вслух, а про себя, во-первых, потому что поминать дурным словом Главу разведки себе дороже, а во-вторых, потому что из собеседников в пределах присутствовал только Север, вполне согласный с хозяйкой, но так же предпочитавший свои лошадиные мысли не озвучивать вслух. Отряд шел давно, Серой казалось, что слишком, хотя умом она понимала, что это не так. Стараясь держаться особняком в хвосте отряда под командованием Вацлава, умудрившегося получить очередное повышение (наверняка и тут без вездесущего Лиса не обошлось), Кейлин злилась. Злилась, разумеется, не на Вацлава, злилась на зиму и на себя. Еще никогда, кажется, Серая не чувствовала себя настолько несвободной в дороге. Их с Вацлавом осеннее путешествие казалось бесконечно далеким и почти бесконечно же приятным, не считая, разумеется, последней его части. Теперь все было иначе. Война пришла в Империю, оказалась штукой мерзкой, тягомотной и зловонной. Кроме того, отдавать жизнь за Империю, ценность которой, как ни старался Вацлав, оставалась для архонта крайне сомнительной, Серая не слишком жаждала.  Кроме того, опытным путем было выяснено, что друзей Кейлин заводить не умеет и не хочет, даже те немногие архонты, которые сопровождали имперский отряд, не вызывали у Серой желания познакомиться. Сама девушка интерес вызвала, по крайней мере поначалу, но от более близкого общения кого-то удерживал архонтский клинок, который впервые за долгие годы Кейлин носила открыто, а кого-то – ее общение с исполняющим обязанности командора. Впрочем, отсутствие компании никогда не тяготило Серую, скорее наоборот – раздражало присутствие слишком большого количества людей вокруг.

Холодный ветер сорвал с девушки капюшон и принес сладковатый запах подмороженной мертвечины. Кейлин поморщилась – смерть давно не вызывала у нее ни удивления, ни сожаления, и все же в последние дни она видела ее слишком много. Сложно сказать, когда Аквилея выглядела хуже – сейчас или летом, во время чумы. Девушка сделала предсказуемый вывод о том, что страна поганая в целом, раз ни летом, ни зимой ничего хорошего здесь не происходит. Знакомый силуэт показался впереди, заставив Кейлин впервые за пару часов слабо улыбнуться. А вот небо хмурилось, не одобряя действия тех, кто еще пытался жить, идти вперед и игнорировать войну и смерть вокруг. Мелкие и колючие снежинки опускались на голову и плечи архонта и таяли, запутываясь в волосах и ресницах. Ветер усиливался, и Серая снова накинула капюшон, потрепала по шее Севера и чуть подогнала коня навстречу Вацлаву.

Дорога на Гадару, Аквилея

Серую Вацлав приветствовал кивком, кивком же велел держаться рядом. Снег падал на волосы и ресницы, живо воскрешая в памяти такие же присыпанные снегом ресницы и волосы - сейчас Кейлин выглядела в точности так, как в день, когда Вацлав узнал о гибели Империи. Это было давно. Хотя правильнее конечно «нескоро». Тогда снег тоже падал на волосы и ресницы Серой, а Вацлав утвердился в мысли, что просыпаться по утрам в компании одного единственного похмелья - не совсем та жизнь, о которой он мечтал. И решил жениться. Впрочем, сейчас исполняющий обязанности командора Имперской гвардии капитан Лец думал не о том. Исполняющий обязанности командора Имперской гвардии капитан Лец думал об Империи и в частности о тех сверхординарных событиях, каковые за последние полгода имели место в ней быть.
Метель крепчала. По странности крепчал и мороз. Из ноздрей гнедой валил пар. Вацлав потрепал кобылу по шее.
Вацлав не помнил в точности слов Кетцера, зато суть сказанного не забывал ни на миг: «Магия похожа на религию, подлинную мощь она обретает тогда, когда есть кому проповедовать. Магии тоже необходимы пророки». Это он запомнил хорошо, как запомнил другое - пророк должен родиться в богатой семье. А единственная богатая семья, которая ждала пополнения - семья Ее Светлости княгини Аурелии. Потому что Ее Величество Императрица Летиция уже родила. И обе они сейчас находились в Гадаре - вот почему приказ взять шефство над маркитантами Лец принял почти что с жаром. Другого шанса свидеться с их светлостями могло и не быть. Война.
Почуяв незнакомого жеребца, Звездочка зло оскалилась, заплясала на месте.
— Тише-тише, - мягко произнес Вацлав, - все свои.
Мужика он помнил - это на него ночью напала тварь. Ламикрия. Причем бродячая. Бродячим ламикриям Вацлав не удивлялся - вынужденное соседство с дезертирами, мародерами и прочими вольными стрелками будило на подвиги не только чудовищ, сегодня большие тракты казались намазанными медом категорически всем. Выживать в коллективе куда проще. В том числе с точки зрения тех, для кого коллектив - не просто общество по интересам, но изысканно сервированный стол.
— Благодарю и принимаю, - кивнул Вацлав, передавая мешок Кейлин. Справедливо полагая, что награда всенепременно должна отыскать своего героя, против выражений благодарности в любой форме, включая продуктовую, капитан ничего не имел. К тому же, меч действительно оказался славным. Прикинув тот на весу, Лец даже поморщился - от удовольствия. - Зови, если чё, - добавил он и думал уже было двинуться дальше, когда с головы колонны послышался некий звук. Надо сказать - препоганейший - мужские матюки и бабий вой.
— Твою ж мать, - сплюнул на землю Вацлав, пришпорил гнедую, выругался еще. - Идешь с нами, специалист.
К сожалению, знал Вацлав, какой бы хорошей не была дорога, всегда найдется телега, которая наскочит колесом на камень хотя бы потому, что всегда найдется кучер, который слишком много пьет.

Но причина криков была не в телеге.  Вернее, не только в ней. Вацлав плохо разбирался в живописи, однако явленную взору картину охарактеризовал бы как «героический натюрморт с коровами». Почему с коровами? Потому что первой в глаза бросалась именно она - корова. Тучная, с раздутыми боками, круторогая черно-белая корова стояла посреди дороги, флегматично поглядывая карим глазом на суетящихся людей. Суетящиеся люди бранились. Корова молча жевала жвачку. Корова была груженая и даже оседланная - со спины коровы на суетящихся людей абсолютно бесстрашно глядели три пары глаз - два мальчика и одна девочка. Все лет четырех. Девочка жевала выбившуюся из-под платка светлую косичку. Рядом с коровой обнаружилась старуха - очень древняя в овчинном тулупе мехом наружу и в шерстяном, чрезвычайно пушистом платке. Вторая старуха - в точности такая же - насмерть вцепилась в деревянный обрешеток телеги (как помнил Вацлав - ольденского оружейника) и громко вопила.
— Не уйду! - кричала она. - Режьте меня, бейте, а не уйду! Полягу здесь, а не уйду! Заберите деток! Слышьте?! Деток спасите!
— Что происходит? - спросил Вацлав. И получил ответ. От владельца телеги.
Как выяснилось, воспользовавшись общим замедлением темпа, владелец телеги - звали его Язеслав Гух - решил слегка облегчить организм, но не успел, поскольку был атакован выскочившими из кустов двумя бабами, одна из которых вела корову, другая - собственную военно-политическую линию, ориентированную прежде всего на неприязнь войны как таковой в целом и на необходимость всячески содействовать пострадавшим от военных действий женщинам и детям в частности. Язеслав Гух ничего против помощи женщинам и детям не имел и даже обязался эту помощь оказать, впрочем, снова не успел, потому как баба оказалась матерая и вцепилась в обрешеток прежде, чем ее успели оттащить на обочину для проведения беседы и выяснения обстоятельств происходящего. Корова, кстати, несмотря на флегматичный вид, умудрилась покусать двоих гвардейцев.
— Ясно, - кивнул Вацлав, спешиваясь и искоса поглядывая на Серую - мол, страхуй.
— Что стряслось, мать? - заговорил капитан, как ему казалось, очень доброжелательно.
— И, правда, что случилось, сынок? - осклабилась старуха, мельком поглядывая на Вацлава, точнее - на правую руку в затейливой перчатке, которой, рукой, Вацлав предусмотрительно не пользовался. - А ничего не случилось. Война, сынок. Тебе ль не понять, однорукаму...
Вацлав вздохнул. Бабка была права. Война - это вам не подвиги на ратном поле, это они - бродячие ламикрии, дети и бабы с коровами. И каждый хочет жить. И, видит Бог, все того достойные.
— И куда путь держите?
— Откуда не выгонят, - сказала бабка, а корова сделала то, о чем мечтал Язеслав Гух. Запахло деревней. Девочка, грызущая косичку, хихикнула.

Дорога на Гадару, Аквилея

Кейлин улыбнулась Вацлаву чуть устало, но тепло. Она соскучилась по нему, но говорить об этом не хотела ни шепотом, ни вслух. Даже думать себе почти запретила. Не думать не получалось, но все же это было лучше, чем показывать свою слабость.
Очень скоро они вновь оказались не одни (если вообще кто-то мог остаться в одиночестве на этом тракте), - мужчина, семье которого Вацлав помог прошлой ночью, решил отблагодарить исполняющего обязанности командора, чем безмерно удивил архонта. Неужели даже в таких условиях не перевелись порядочные люди? Это было более чем странно, хотя и приятно. Продуктово-мечевая благодарность была полезна. Хорошо бы все ей и ограничилось, но помимо кузнеца на тракте были и куда менее приятные люди – взять хотя бы тех, кто голосил где-то неподалеку.
Все трое – и Кейлин, и Вацлав, и кузнец отправились прямиком к месту происшествия. Картина предстала перед ними несколько неприглядная.  Подробности произошедшего выяснились быстро, но легче от этого, кажется, никому не стало. Война, говорят некоторые, всех уравнивает. Нагло врут. Кого-то война и правда делает равными, но некоторые все равно остаются равнее, - это Серая усвоила много лет назад во время первого приграничного конфликта, свидетельницей которого стала тогда. Всех уравнивает только смерть, но умирать пока никто не спешил. Корова, напротив, поделилась со всеми свидетельством того, что ее жизнедеятельность идет по всем правилам, детишки оказались пристроенными, да и баб, кажется, кто-нибудь возьмет с собой. Вацлав был не из тех, кто готов идти на бессмысленные жертвы, да и кузнец казался мужиком приличным. Побольше бы таких.
- Сколько еще будет таких? – почти в пустоту задала вопрос Серая и поняла, что не хочет знать на него ответа. Нужно было двигаться дальше, дальше означало, что Вацлав снова отправится в начало колонны, то есть окажется далеко от нее. От осознания этого стало как-то неспокойно. Север нетерпеливо переминался с ноги на ногу и косился на корову, но в целом вел себя более чем приемлемо. Архонт потрепала коня по холке….Снег все усиливался, становилось холоднее.

Дорога на Гадару, Аквилея
Погода портилась, воздух становился холоднее, но Джон не мерз. Чем суровее становились условия, тем сильнее росла решимость преодолеть трудности. А кровь не вода, кровь в его жилах текла горячая, да и немалая ответственность не за одного себя придавала сил.
Детей посадить на лошадь не успел, отвлекся на старух, лица которых после того как все было бы вроде улажено - категорически ему не понравились. Навидался он за свою жизнь таких взглядов, по началу зовущих о помощи, а в последствии недовольных количеством и размерами милосердия. Но комментировать не стал, а потом ударили стрелы. Лошадь с храпом отпрянула, пришлось схватить ее под узцы. Уже не первый раз Лайт жалел, что взял с собой семью, вот и сейчас пожалел очень остро. Однако не было у него никакого иного выхода, уж лучше здесь, чем там. Саманта знала что делать в таких случаях, и Джон был в ней уверен.
- Под телегу, прячьтесь! - повторил приказ командора детям, снятым с коровы, а сам выхватил меч и шагнул ближе к лесу. На холоде примерзает меч к ножнам, но только в том случае если не следить за ним. Лайт следил за своим мечом, потому проблем не возникло. Не в той куртке он был в этот раз, в  подкладку которой вставлены пластины тонкой стали, легко его могла достать стрела, если будет он невнимательным. Слегка пригнувшись теперь он напряженно вглядывался в темный лес.

Дорога на Гадару, Аквилея

Вацлав моргнул. То ли дипломатия, то ли моча - то ли и то, и другое разом взятое - ударили кузнецу в голову, потому как иных причин бежать из укрытия, не убедившись толком, не угрожает ли какая напасть жене с детьми, Вацлав не знал. И страшно выругался.
Судя по траектории, судя по углу падения, по крайней мере часть стрел была выпущена с воздуха. Следовательно, кто-то из лучников засел между суков.
Серая вытащила лук, Вацлав, держа щит над голвой, бросился к ней.
Над колонной повисла тишина. Странная и тягучая. Единственным, кто не поддержал безмолвия, оказалась корова, в очередной раз выдавшая пронзительное «му-у-у-у!».
Обернувшись на бегу, исполняющий обязанности командора Имперской гвардии заметил, как шибко-шибко перебирая короткими кривоватыми ножками к телеге Язеслава Гуха семенит одна из бабок и начинает рыться в имуществе, причем совершенно в открытую, не боясь ни людей, ни стрел. Одна, кстати, - темнооперенная - выбив несколько щеп, ударила в обрешеток прямо у бабкиного виска. Бабка негодующе помахала в воздухе кулаком.
— Кейлин! - окликнул Вацлав Серую. - Видишь кого? Только не убивай! Только не убивай!
Вдруг, откуда не возьмись, на дорогу выскочил мальчонка - тот самый, снятый с коровы вместе с девочкой, и нисколько не опасаясь летящих отовсюду стрел, бросился к кузнецу.
— А ну брофь меф! - приказал он, помахивая перед Джоном небольшим ножичком. - Брофь, кому сказаф!
Мальчишке не доставало передних зубов.

Отредактировано Вацлав Лец (2014-11-24 17:02:59)

Вооруженные люди толпой из леса, как ожидал Лайт, не повалили. Зато подскочил мальчишка, да еще размахивая ножом. Стрела свистнула возле уха кузнеца, чуть не попав в голову, едва он отклонился.
Все это могло бы быть смешным, если бы не было так грустно. Джон пригнулся, ухватил голую руку мальчика у запястья и сжал, заставляя его пальцы разжаться и выпустить нож, одновременно рванул его на себя, закрыл своей спиной от летящих стрел, перехватил его за шкирку, приподнял легкого, не выпуская меча из правой, прижал к себе и побежал за телегу Гуса. Атаку лучников отобьют те, у кого есть щиты, а ближняя сеча пока не намечалась. Зато все становилось ясно как яркий солнечный летний день, пацан, подставившийся под стрелы мог защищать только своих.
Картина, открывшаяся взгляду, когда он повернул назад - уже не удивляла, бабка рылась в вещах в чужой телеге, на нее сейчас времени не было. Это будет потом, позже, когда все кончится.
До какой степени нужно быть скотиной, что бы выставить вперед себя в нападении малых детей и старых женщин - Джон понимать не хотел. За телегой он опустил мелкого на снег, хотелось дать подзатыльник, но не стал. Он никогда не бил детей, ни своих, ни чужих.
- Ты что ж делаешь, парень? - сказал он спокойно и назидательно, присев рядом с ним, глядя глаза в глаза, крепко удерживая его за грудки левой, все еще не отпуская меч, слегка на расстоянии от себя, что бы тот не смог бить его руками,  - стрелы не разбирают кто прав и кто виноват, это первое. Второе - тебе было сказано прятаться за телегой, старших надо слушать. Третье - если ты с ними, то вам не победить. Зря вы это затеяли. - Меч Джон воткнул в снег, очень острый меч, должный служить назиданием и символом силы.
Одновременно глазами он искал другого их брата и сестру, но их было не видно.
Дальнейшее происходящее, которое было видно из под колеса телеги - прояснило все. Степень отчаяния, заставившая малых и старых напасть на колонну, сопровождаемую военными и наемниками, в своей абсолютно самоубийственной, и самоуверенной составляющей была более чем очевидной. Пацан был взрослым и безбашенным, о чем говорили отсутствующие зубы то ли по времени, то ли по обстоятельствам.
- И четвертое, планы всегда меняются, я обещал тебе и твоим защиту и еду, я держу свои обещания, может быть это первое твое открытие в жизни, что иногда некоторые люди не бросают других людей, если все плохо. Эй, хватит, зовут тебя как ? - сказал кузнец,  удерживая его сопротивление.

Отредактировано Джон Лайт (2014-11-25 20:24:52)

Дорога на Гадару, Аквилея

Странно, но полудохлая лошадь наёмника-одиночки ещё не сдохла. Не сдохла она два года назад, когда жрать было нечего, не сдохла когда на ней скакали в бой (хотя сомнительная авантюра на этом чуде в гриве в бой идти), не сдохла когда нападали изю... Бррр, айзюны, хотя, если Ларгре не изменяет память, тогда потеряли налётчики пару лошадок. Не сдохла она и сейчас. Видимо, внешний вид бывает настолько обманчив, насколько может быть обманчивым честное ангельское личико какого-нибудь торговца, который хочет впаять тебе что-нибудь. Впрочем, хари у торговцев обычно очень даже хари, а не "ангельские личики", но наёмник встречал и тех, и других. Чем наёмничество интересно, так это тем, что с людьми знакомишься, дружбу новую заводишь, вшей от них перенимаешь, да и вообще романтика процветает, чтоб её. Ларгре в очередной раз отметил, что уже всерьёз ненавидит тот круг, в котором оказался. Особенно круг общества. Он выше их, даже несмотря на своё крайне херовое положение. Наёмника-одиночку каждый норовит обидеть. Да и он мог бы быть дворянином... Блять...
Ему скоро почти 40 лет, а он всё так же застрял там, откуда начал шагать. Сколько уже это длится? Десять лет, верно? Десять грёбанных лет он сводит концы с концами. Он не боец Ревалонской Компании, где каждый в разы богаче его, да что говорить, он даже не лучше солдат ревалонской армии. Те хотя бы могут пожрать поболее его. Возможно, проблема в том, что он ищет не там не ту работу и не за те деньги. Он не получает много за то, что делает, ведь, обычно, сражаться не приходится, а самое выгодное дело, когда можно было обогатиться с помощью сокровищ церковников, не выгорело. Не сказать, что Ларгре не получил вообще ничего, но тот кошель с деньгами, что кинул ему один из церковников, или кто он там, хрен его разберёт, не шибко помог. Наёмник планировал с вырученных денег купить себе новый доспех, нормального коня и вооружение.
Холод и промозглость погоды нагоняли тоску и сонливость, вынуждая лишь иногда встрепенуться в седле, чтобы хоть чуть-чуть разогреться. Но иногда, когда уж совсем становилось холодно, Ларгре слезал с коня и шёл пешком пару километров достаточно быстрым шагом, чтобы согреться. Когда уставал, то вновь взбирался на верного (что сомнительно) и бессмертного (что бесспорно) коня и вновь уходил в себя. Мысли о том, что всё плохо и лучше уже не будет, были сугубо от ничегонеделания и холода. На самом деле наёмник знал, что пора исправлять и как. Поэтому он здесь и он будет искать где кусок пожирнее. Даже если за него придётся серьёзно порубиться со всеми. Да и война, в общем-то, выгодное дело, главное её любить осторожно, а то она капризная баба. Сегодня ты жив и сыт, а завтра подыхаешь, валяясь с клинком в брюхе и стрелой в заднице.
Маленькое оживление было во время обстрела, которого почти не было. Это, так сказать, нападение закончилось быстрее, чем Ларгре приготовился к бою, а когда оно закончилось, то он с досады даже шлем с себя снимать не стал. Его банально всё задолбало. Задолбали все те неудачи, что с ним были. Пусть они были мелкие, не считая некоторых, но, все в совокупности, они просто достают и не делают жизнь радостнее. Да и ещё эта поганая погода... Да и одиночество (даже сейчас Ларгре был необщительнее дерева, оно хотя бы листьями шуршит) тоже начинает доканывать. Раньше он думал, что одному ему будет легче. Видимо, детство только сейчас начало проходить, а гордость стращаться. Увидим, что будет. Впереди война. А пока стоило бы найти себе занятие для того, чтобы скрасить время. Но занятия особо не было.

Дорога на Гадару. Аквилея.

Раненый мальчишка потянулся было к стреле, засевшей в плече, но Кейлин его одернула.
- Не трогай, хуже будет, - предупредила архонт.
- А ты мне вообще не указ, - возразил пацан, но эффект получился смазанным то ли потому что здоровую руку от раны он убрал, то ли потому что всхлипнул. Вацлав вышел Серой навстречу и в паре предложений вполне выразил ее отношение к ситуации.
Чуть более удачливый товарищ стрелка смотрел на Вацлава, Кейлин смотрела тоже, при этом краем глаза следя и за вторым пленником. Впрочем, попыток к бегству отмечено не было, кажется, эти двое вообще не представляли, что им сейчас делать. Гордость мешала отвечать на вопросы сразу, а страх – играть в партизанов достаточно долго.
Серая поморщилась. «Допрос» вышел коротким и дурацким, хотя архонт понимала, что спрашивать было необходимо. Решение Леца она одобряла целиком и полностью. Боевой дух армии явно рухнет, когда они увидят, что в лесах прячутся не просто «безусые юнцы», как любят слагать поэты, в лесах прячутся, откровенно говоря, дети. Ситуация была поганая. Раненый мальчишка снова всхлипнул и утер нос рукавом. Кейлин с трудом удержала себя от того, чтобы отвернуться. Чувство вины, как на грех, уходить не хотело. Мысли о том, что она убивала и за меньшее, совсем не помогала. Пришлось кивнуть Вацлаву и отправиться за лекарем. Гвардейцы неожиданному привалу удивились, но обрадовались. Снег все усиливался, лошади начинали лениться, и отдых будет кстати и им, и людям.
Лекарь нашелся в скорости, вопросов задавать не стал, видимо, не желая портить себе сюрприз. Этот старичок был из тех, кому экзотические болезни нравятся больше, чем люди, а пациенты являются досадным, но необходимым приложением к ним. Обычно именно такие двигали вперед медицину, но и вопросов с точки зрения общества подобные целители вызывали больше всего. Впрочем, конкретно этот лекарь был не только охочим до болезней, но еще и удачливым и с прямыми руками, поэтому его пациенты выживали чаще, чем в среднем. То, что нужно в случае со стрелком-неудачником. Становиться виновницей смерти пацана, если тот умудрится заполучить заражение крови, Кейлин очень не хотела.
Вернулись даже быстрее, чем архонт ожидала, Вацлава нашла на прежнем месте – может, чуть ближе к лесу. Разница в пять метров сейчас была не принципиальна. Серая кивнула лекарю на раненого мальчишку, который, как ей показалось, стал значительно бледнее, чем раньше.
- Любопытный случай, - скучающим тоном явно по привычке заявил медик, доставая какие-то пузырьки из своей сумки и начиная колдовать над раной. Дальше смотреть было необязательно – вряд ли лекарь решит угробить пацана на глазах и.о. командора.
- Что делать будем? – негромко спросила Кейлин у Вацлава. Решать все равно ему, а сама Серая очень сомневалась в том, как надо поступить. Далеко не факт, что одна стрела, пусть и попавшая в тело, остановит мальчишек от дальнейшего мародерства, а такими темпами их точно кто-то прибьет. Не сказать, что совсем не обосновано…но все равно было в этом всем что-то чертовски неправильное. Кейлин никогда не была сентиментальна и не питала особого тепла к детям…но их убийство явно входило в раздел «плохо» даже архонтским моральным принципам. Некстати вспомнился еще один их недавний разговор с Вацлавом, но о нем точно не стоило сейчас думать. Никак не стоило.