[AVA]http://s28.postimg.org/ph68arj99/image.jpg[/AVA]Аверна. Таверна "Хряк и бабочка"

Лудде сглотнул – чуть не подавился вдруг распухшим сухим-пресухим языком. Под далеко не дружеским похлопыванием по плечу просели колени. Не так уж и плохо, учитывая, что Канутус решил бухнуться оземь, едва лишь услышав титул посетителя. Так он и поступил.
- Ваше…Императорское…Высочество, - в горле у трактирщика клокотало и хлюпало. С каждым словом он все ближе подползал к сапогу принца, отбивая лбом поклоны, на последнем вздохе схватил в руки каблук наследника Всея Ревалона и жадно лобызнул носок обуви. По лицу Лудде щедро текли капли – слез, пота и соплей из мгновенно раскисшего сизого носа бывалого пьянчуги.
- Куды ж ты, в мою-то башку. Иии! – Канутус от души хрясьнул себя по макушке, - Таки идеи. Что вы, Ваш Высочеств? – метание мысли в голове трактирщика было практически видно. Он напряженно сопел, сглатывая и потея так, будто его только что прогнали маршем в полной выкладке до границы Харматана. Что сказать? В чем признаться? В том, что признаваться было нужно, у Лудде вопроса не возникало. Проблема была только в выборе предмета признания. Чем больше, тем лучше – так судят пытающие. Чем меньше, тем лучше – так желают предаваемые. В случае Канутуса важным было не количество, а качество сведений.
- Ходють тут, Ваш Величество! Все ходють, все выпытывают. Честным людям нож под ребра тычут. Все эти, хараматащины. Все по вине господина Ренна, напущал в город безверных, наплодил как крыс. Туда ему и дорога, Ваше Высочество. Вона вы, не в сравнение ему. Все к сердцу принимаете. О нас заботитесь, о народе! – Лудде всхлипнул и утер кулаком покрасневшие от расстройства глаза, - Я человек маленький. Я ж знаю, что у вас там в замке умнейшие головы сидят. Думаю – порежут они меня тут на месте, а к вам ведь не пустят сверточек. Верно, не пустят просто так. Защитят солдатушки. А я человек маленький, - будто от жалости к себе Канутус снова взвыл, - Силою заставили, Ваше Высочество! Я ведь единственный кормилец в семье. Женушки, детушек… На кого б я их?! Защитите, Ваше Высочество! – жидкая как студень туша Лудде ринулась оземь, сотрясаемая трагическим рыданием, - Защитите! – он снова кинулся целовать сапог принца, - Заставили. Силою. Страшно за душеньку!

Отредактировано NPC (2014-04-04 12:14:02)

Замок Императора

Летиция была неправа. Неправа во всем, безапелляционно, бесконечно и непростительно. Взять того же старого князя. Гидеон де Авели, вспоминал Его Величество, едва пронюхав о грядущем союзе с ван Фризами, так обрадовался, что, едва не выскочив из расписных порток, гордо именуемых на эльфийский манер валсюрами, вынужден был две недели кряду поправлять внезапно пошатнутое превеликой благодатью здоровье интенсивным потреблением знаменитого аквилейского, знаменитого тиверского, а под конец - доподлинно знал Его Величество, - в целях усиления и закрепления достигнутого не брезговал заглотить в три дыхания литрушечку без ложной скромности апогея народного творчества - медовой хреновухи. Счастлив был невыносимо и безысходно рад.
«Твой отец, - напоминал себе Его Величество, - уважал моего отца. Уважал и чтил Корону. А что самое смешное, Летиция, кое-что из этого уважения досталось и мне. Выбор моего отца пал на де Авели не в силу ваших выдающихся достоинств, не в силу ваших выдающихся особенностей. Выбор моего отца пал на де Авели потому, что альтернатив не было. Как в общем не было и выбора». У Октавия его тоже нет. Вспоминал и напоминал себе Его Величество.
— Слухи слухам рознь, моя драгоценная, - продолжая щуриться на солнце, говорил Его Величество. - Впрочем, как и распутство. Есть распутство, есть - прости меня - не проходящее с возрастом блядство ума и тела, итог, а точнее кульминация которого хорошо знакома роду де Авели - тотальная атрофия здравомыслия на почве чрезмерного увлечения процессом производства бастардов - мальчиков и девочек, закрепить за каждым из которых родовое имя попросту fantastique, моя драгоценная. Такой судьбы я не желаю никому, тем паче своему первенцу, Октавию. Что касается мешков с серебром и золотом, а также моего дранья, - осмелюсь напомнить: богатства Аквилеи хороши в рифму, хороши в тисненом переплете; книги займов, увы, повествуют нам совершенно иную историю. Не такую, моя драгоценная, поэтическую. Еще один повод твоей сестре наконец вспомнить не только о собственных желаниях, но и об общественных потребностях. Потребности таковы: нет детей - нет Аурелии. Ты тоже меня прости. И я не сержусь. Октавию сообщу незамедлительно, свадьба должна состояться в кратчайшие сроки. И очень прошу тебя, Летиция, - опустил руку на ладонь Ее Величества Его Величество, - давай оставим в покое казну? Серебро и золото, конечно, любят счет; но терпеть не могут перемывания... грошей. Всегда помни об этом, моя милая, моя драгоценная Императрица Летиция. И если на этом наша беседа окончена, буду вынужден откланяться. Меня ждут.
Вопросы тактики, вопросы стратегии и фуражировки - драть ее каким-нибудь долгоносиком, помилуй и прости, Бог.

[AVA]http://s28.postimg.org/ph68arj99/image.jpg[/AVA]Аверна. Таверна "Хряк и бабочка"

Лудде сопротивлялся, отчаянно хватаясь за сапог наследника трона, словно мать за своего младенца, тянулся потрескавшимися губами к изумительно выделанной коже, но гвардейцев было слишком много, а он – слишком уж с похмелья, чтобы воспользоваться преимуществом отчаявшегося просителя. Солдаты отволокли харчевника от принца, как упирающегося телка. Меж тем, как бы плачевно Лудде ни выглядел, приземлившись задом на скамью и узрев перед собой Его Высочество во всей его, так сказать, царственной глории, Канутус собрался. Выслушав речь Октавия, покивав местами и даже справившись с не к месту подступившей отрыжкой, Лудде сглотнул. Несколько покоробленный и сбитый с толку манерой обращения на «вы» к его несомненно важной для государства персоне, он раскрыл рот и принялся сыпать словами, что сухим горохом из худого мешка:
- Пришли оне, значить, в акуурат накануне того дня, что объявили о кончине Его благородия господина Ренна. Вона там, в уголке сидел, - Канутус ткнул пальцем в дальний стол, - Даже и не вспомнил бы, что пил, что ел, с кем говорил. Много у нас всяких ходит, Ваше Величество. Да только он меня хвать, за рукавчик! – Лудде хлопнул ладоши друг о друга, словно поймав в них блоху, - И говорит: «А вот так мол и так. Надобно мне дело сделаать, да только нужен человек надежный, честный да мозговитый. И не болтливый чтоб был». А я ж что, Ваш Высочеств? Я ж тут всех знаю, про каждого могу сказать, что он у кого спер, кому продал, каки портки просидел. Да и меня тут все знают. Вот я и думаю. Ну кто ж, думаю, еще ему подойдет в этакой-то трясине, окромя меня? Тут ведь с честными людьми ой как туго! – Лудде покачал головой, - Вот значится, я ему и говорю: «Ну, положим, я и взялся бы. А что за дело-то? А то ведь», - говорю, - «Я за убивство ни-ни! Я человек честный, семейный, божеский. И шли бы вы тогда, господин хороший, по своим делам». А он мне, Ваше благородие, и отвечает. И еще странный у него такой говорок. Такой, с присвистом. Отвечает вот: «Надо будет доставить в замок посылку. Срочно уж очень. Только надо сегодня и чтоб что в посылке, не справляться». И платил бы хорошо, Ваше Высочество. Да, нам бы с женой до осени бы хватило, крышу бы подлатали. Может, и продали бы это вшивое место, да поехали бы куда потеплее. Ну, думаю, дело! Надо браться. Я и доставил. Все, как положено. Я ж честный человек. Никуда не смотрел, ничего не открывал. Да только провел меня, видите, сволочь. Под монастырь подвел, и ни денег, ни сна спокойного. Пока я туда-сюда ходил, супружница, ведьма, сбегла. Горько мне, Ваше Величество! Не губите душеньку! Защитите от злодеяния?! Ой, тошно мне! – Канутус взвыл и растер мохнатой рукой грудь, - Слинял, сволочь, убивец-то. А еще мне грозился, что коль куда не туда гляну иль кому что скажу, все – кончит меня, порешит из-за угла, али еще каким другим способом разделается. Вот и страшно мне, Ваше Высочество. Убьет ведь! Спасите!
В глубине души Канутус надеялся, что его сейчас бросят на улицу, спалят его покосившегося «Хряка» и уйдут по своим делам, а он, дай Бог, уж как-нибудь справится дальше. В трущобах Аверны у него было много знакомцев, кто-то был и должен, кому-то требовался человек на дело. Лудде напрягся и ждал решения своей участи.