Стянутые веревками запястья чесались. Зудели, как давно немытая задница после укуса клопа. Раздражение копилось и множилось. Раз в минуту накатывало. И безостановочно цвело. Буйным и пышным цветом.
Кто-то из мудрых, вероятно кто-то из школьных менторов, злоупотребляя доверием сенсационно жадных до знаний умов, поговаривал, как сейчас помнил Рейнеке: «Лучший способ разузнать планы врага - дозволить ему схватить тебя». Воистину мудрый был человек. Авторитетный. Рейнеке соглашался, помнится. Алкал знаний, но куда сильнее боялся - на всякую противоположную собственной опору зрения у ментора, как сейчас помнил Рейнеке, имелся до крайности эффективный рычаг давления - всхоленная и взлелеянная, гибкая и хлесткая розга. С тех пор прошло без малого два с четвертью столетия, ментор благополучно скопытился, обрела долгожданный покой достославная же розга, теперь Рейнеке имел право говорить беспрепятственно. «Ни хрена подобного, - мог сказать Лис Императора. - Лучший способ разузнать планы врага - заставить его капитулировать. Лучшая sеrum de vеritе* - веревка на шее или топор у виска».
Запястья чесались. Хотелось выругаться. Рейнеке молчал. Стеснялся оскорбить чувства Его Высочества. В палатке они были одни, не считая, разумеется, целого легиона охранников, умно и с фантазией рассосредоточенных по периметру - изредка Асвальд Рейнеке слышал голоса. А вот здесь, в походном шатре, было тихо. И почти одиноко. Насладиться одиночеством мешал зуд.
Чести быть связанным Его Высочество не удостоили. Наверняка это была игра.
Просить Его Высочество подсобить с веревками Рейнеке не стал, как не спешил высвобождаться сам. Помимо запястий чесалась щетина, вернее давно уже короткая борода.
Время шло. Тянулось, очень и очень медленно.
В переводе с одного из аквилейских наречий «Октавий» означало «восьмой». Кажется, имя для будущего первенца Его Величества Клемента III незадолго до кончины избрала бабушка Его Высочества по отцовской линии, Ингрид, в девичестве - фон Эренд. Ох, и любила же она все аквилейское! Прекрасная в определенном смысле была женщина. Единственное, чего ей не хватало - терпения и живости ума.
Время шло. Раздражение накатывало. О судьбе Хаэля он не знал ничего.
— Вы голодны, Ваше Высочество? - впервые за час или два нарушил молчание Асвальд Рейнеке. В палатке было холодно. Холодным был пол. - Я бы не отказался. От водички и от какого-нибудь мясца.
___________________
* - сыворотка правды

Неожиданная инициативность со стороны Его Высочества в буквальном смысле ошеломляла. Рейнеке вскинул брови. Удивление — одно из тех редких чувств, которые в умеренной дозировке стимулируют человека надеяться. И верно, поспешил выразить согласие Рейнеке: если вселенная все еще способна удивлять тебя, ничто не мешает ответить взаимностью и удивить вселенную. Впрочем, в действиях Его Высочества как раз ничего удивительного не было — какой бы риторический характер не носила ремарка о еде, прежде всего это было руководство к действию, простому и понятному, прямо-таки жизненно необходимому в условиях тотальной алогичности происходящего. Жизненно необходимому прежде всего для Его Высочества, Октавия ван Фриза, рожденного, чтобы править. А правление — это контроль.
Рейнеке вздохнул. Запястья чесались, ноги начинали неметь.
— На просьбу рядовых страждущих и жаждущих, - поспешил согласиться Лис Императора, - архонты откликнутся едва ли. На просьбу уникальных страждущих и жаждущих, смею надеяться, - должны.
Простого ответа на простой вопрос ждать не пришлось. Все это время, проведенное в палатке, Асвальд Рейнеке готовился:
— Темпоральная ловушка, Ваше Высочество. Пространственно временной вортекс. Иными словами, временная воронка — вот куда нам с вами не посчастливилось угодить. Это, Ваше Высочество, Эймар времен Столетней Войны. Предположу, самое ее окончание. А теперь любопытный момент: поскольку история не терпит случайностей, наше с вами появление здесь — закономерно и предопределено, - закономерно и неопределенно дернул локтями Асвальд Рейнеке. - Что, собственно, нисколько не приближает нас к главному ответу на главный вопрос: для чего именно мы здесь? Вариантов нахожу два: свершить нечто эпохальное или... кто его знает, не отведать ли заказанного вами мясца? Видите ли, несмотря на бессчетное многообразие теорий, допускающих возможность путешествий во времени, все они сходятся в одном, в следующем: самое сложное в жизни путешественника во времени — определиться с выбором, понять, что он обязан сделать, а что — категорически нет. В конечном итоге, любое наше действие здесь и сейчас уже отразилось на будущем — каждое наше действие, совокупно и по отдельности, привело к рождению нашего с вами настоящего; каждое наше действие, совокупно и по отдельности, породило сегодняшних нас.
...Его Высочество, Его Лисейшество и - бесспорно - путешествие в столь неожиданно открывшийся миру треклятый харматанский, курва мать, храм.
— И смею напомнить, Ваше Высочество: идти за вами - мой долг. В любой день и, с позволения сказать, в любой час.

— О, нет, - загадочно улыбнулся Асвальд Рейнеке, - при всем желании, стать отцом собственного прапрадеда вам не суждено. Причина ясна: для этого пришлось бы устранить оригинального прапрапрадеда, чего Время вам, безусловно, не позволит. Любопытнейшая вещь: Время, в отличие от того же пространства, обладает поразительными регенеративными свойствами - что бы не случилось, история всенепременно самоисцелит себя. Дабы не показаться голословным, скажу, именно такой точки зрения придерживаются светила Академии Белого Пламени и блистательные разумом велеградские профессора. Дело в том, что из двух зол Время будет стремиться ликвидировать наименьшее, то есть такое, чья пространственно-временная линия не закреплена и сверх того - резонирует с флуктуациями текущей пространственно-временной линии. То есть вашу линию, Ваше Высочество. И, пользуясь случаем, не могу не отметить занимательный парадокс: поскольку ваша собственная пространственно-временная линия полна так называемых «пространственно-временных маркеров» вашего дедушки, этаких опорных столбов, с оглядкой на которые формировались вы сами и окружающий вас мир, Время сделает все возможное, чтобы наискорейшими темпами избавиться от вас, позволяя таким образом вашему дедушке без помех активировать те самые пространственно-временные маркеры, активация которых когда-то уже привила к сотворению вас... - Рейнеке задумался. - Попытаюсь привести чуть менее путанный пример: предположим, вы - яблоко, ваш дедушка - яблоня, Время... а время - это ветер. Так вот, насколько бы не были сильны отцеубийственные амбиции яблока, яблоко никогда не сможет срубить сук на котором висит, единственное, что по силам яблоку - упасть. Разбиться, перестать существовать... Или прорасти, что приводит нас...
Лис Императора откашлялся.
— Увлекся. Прошу простить. Разумеется, мы можем вернуться. Вернуться мы попросту обязаны. Этот мир - не наш мир. Здесь мы - гости. А свойство гостей - удовлетворив любопытство хозяев, уходить. Вот мы и уйдем, - еще более загадочно улыбнулся Асвальд Рейнеке. - Обязаны уйти. Тем не менее, экспериментировать с соитиями и тем паче умирать я вам не рекомендую. Крайне искренне и чрезвычайно настоятельно. И, собственно, если мы не сумеем найти выход, всегда остается вход. Впрочем, вряд ли в обозримом будущем стоит надеяться на вояж в Харматан. Итого, нам остается: попытаться выполнить возложенную на нас миссию либо положиться на превосходящие наши знания здешних архонтов с ариями. По крайней мере, согласно легендам, двое из них - единственные на памяти человечества, кто все-таки сумел победить время. Кетцер и Моран.

— Год вперед, год назад. История полна неточностей. Допустим, я тоже не знаю год своего рождения, а ведь я присутствовал при этом событии, - патетически заметил Рейнеке, все еще не оставляя попыток сопроводить сказанное красноречивой жестикуляций. Безрезультатно, к сожалению. - Словом, у меня есть все основания полагать княгиню Моран и Авеля Кетцера первыми на памяти современного человечества темпоральными нарушителями.
Занимательной историей обретения посоха Кетцера, той самой, которая по прихотливому волеизъявлению, надо полагать, самого пространственно-временного континуума не обошлась без участия одной архонтки, одного капитана имперской гвардии и одного легендарного ария, Его Лисейшество не делился ни с кем. Причины были. Даже несколько. Во-первых, в правдоподобность тогда произошедшего Рейнеке до сих пор не верилось; во-вторых, ценнейшая информация на то и ценнейшая, что в любой момент может быть продана. Причем в девяти из десяти случаев без непосредственного участия самого продающего. Наличие в среде приближенных к трону Его Величества харматанских шпиков-телепатчиков, как бы не желалось обратного Его Величеству и Его Лисейшеству, никогда не ставилась под сомнение, а значит, срывать с языка то, чего не следовало воскрешать даже в помыслах, никак, совершенно никак не стоило. Ipso facto: что не было сказано, то не может быть использовано. Рейнеке поморщился. Последние полгода в его жизни наблюдался явный переизбыток Авеля Кетцера. А с недавних пор - целых два авелитских посоха.
Судьба не терпит случайностей. Случайность - это всего лишь закономерность, которая так некстати подвернулась под руку. Все, что вам остается - выкручиваться.
Запястья чесались. Поминая по матушке, скопом и выборочно весь здешний контингент, Рейнеке шипел.
— Отрицать связь между храмом и нашим перемещением во времени я не могу. Потребность усомниться в том, был ли храм первопричиной или всего лишь поводом - имеется. Увы, на данный момент - неудовлетворенная.
В следующий миг готовая вот-вот воцариться идиллия была нарушена - молодым архонтом в целом и многообещающим подносом, в частности. Мальчишку Рейнеке приветствовал кивком - благожелательным. Хотя мальчишка казался последним, на ком стоило сосредоточить внимание. Куда большего внимания заслуживало полотно пространства-времени. Предположим, предполагал Его Лисейшество, ткань миров - действительно материя, следовательно, каждая временная линия - это штрих-пунктир, где точка - своего рода дырочка, проколотая неким всеобязательно должным случиться событием, пунктир - связующая нить между каждым последующим событием, безусловно, судьбоносного характера; таким образом, при нарушении естественного хода времени, ткань миров натягивается, дыра остается, зато нить может быть порвана. Итого: все, что требуется от путешественника во времени - прострочить шов, приложить все усилия, чтобы штрих-пунктирная линия превратилась в линию непрерывную. Чуть-чуть усилий и дело с концом.
Помимо Авеля Кетцера, последние полгода в жизни Асвальда Рейнеке наблюдался явный переизбыток темпоральной механики.
— При всем уважении, Ваше Высочество, руки у меня уже часа два как не работают. Единственное на что я могу рассчитывать - на ваше милосердие. Не могли бы вы напоить жаждущего?
«Нам нужен посох Кетцера. В идеале - с одобрения Кетцера», - добавил он телепатически.
— Я, помнится, не договорил. В случае, если приснопамятное яблоко с отцеубийственными амбициями, упав, не погибнет, но прорастет, мы получим с вами еще одно ответвление фризской династии. Ничего страшного. Особенно с учетом большой страсти к бастардом со стороны ваших предков по материнской линии, прадедов и дедов...

— Ох, прошу простить, Ваше Высочество, - довольно убедительно вздохнул Лис Императора, закрыв глаза и сокрушенно склонив голову. - Ну, разумеется, молодая супруга... нисколько и никогда не сомневался в вашей верности.
Мысли о темпоральной механике планомерно уступали мыслям куда более низменным - мыслям о семейных ценностях, правопреемственности, богатейшем наследии Его Высочества, включая широчайший спектр талантов по обеим генетическим линиям, и о том феноменальном обстоятельстве, что со времен Авеля Кетцера Его Высочество кронприц Октавий ван Фриз был единственным ревалонцем, чья политическая карьера и само чье будущее напрямую зависело от архонтской женщины. Знал ли Его Высочество об истинной природе Софии фон Эдель, этой милой, чудесной девочки? Нет, само собой нет. Не знал и не мог знать, разумеется.
Вода была холодной, почти обжигающей. Бодрила, хоть и пренеприятно свело челюсти.
Взбодриться - это именно то, что требовалось. Не думать о сокрушительной, многократно превосходящей его собственную мощи Авеля Кетцера; о трижды проклятых посохах, о собственном кошельке, наверняка давно и успешно выпотрошенном обитателями лагеря - архонтами или ариями. Кошельке, битком набитом харматанскими драхмами и ревалонскими фунтами с Башней Смерти на аверсе и гербом ван Фризов на реверсе. Словом, думать следовало о чем угодно, но только не о многочисленных поводах к одному единственному обвинению - в измене; и о том, что за ним последует - казне. С всеобязательно предвосхищающими ее пытками.
— Вы совершенно правы, Ваше Высочество. Деловой склад ума и практичный подход к любой ситуации - вот они, коронные черты ваших предков как по отцовской, так и по материнской линии, - Рейнеке поморщился. - Я почти забыл, каково оно - быть связанным. И это совсем не те воспоминания, которые следует освежать в памяти человеку моего возраста.
«Но, как вы понимаете, - мысленно продолжал Рейнеке, - по доброй воле посохом с нами никто не поделится. Значит, необходимо убедить милсударя Кетцера в нашей с вами полезности. Причем убедить так и таким образом, чтобы наша с вами полезность Кетцеру не стала костью поперек горла той замечательной барышне, местной военачальнице. Как бы то ни было и в любом случае переговоры придется вести вам, Ваше Высочество. Мне такой чести не выпадет. Во-первых, потому что я арий; во-вторых, потому, что в глазах наших с вами пленителей наверняка успел запятнать себя всем - от воровства до якшания с нечистью, братоубийства и, разумеется, предательства...».
— Боюсь, я переоценил свои возможности, - выдержав короткую паузу, подал голос Лис Императора. - Мясца пока что не хочется.

— Беспокоиться не о чем, Ваше Высочество, - вывернув шею, умудрился почесать щетину о плечо глава разведки Величайшей Империи Асвальд Рейнеке, - если я переоценил ваши возможности, об этом досадном упущении никто никогда не узнает, мой принц. Слухи о наших промахах развеются и того раньше, чем наши с вами кости успеют истлеть.
Никаких иллюзий насчет добросердечия здешних ариев, современников Авеля Кетцера, Лис Императора не питал; как не питал иллюзий насчет добросердечия архонтов, вообще любой из эпох. Но если для архонтов жестокосердие было чем-то вроде критерия профпригодности (чем злее архонт, тем выше на него спрос), то нынешние арии, современники Его Лисейшества, от своих пращуров отличались во всем - от гражданской позиции до права носить оружие, обыкновенное оружие, обучаться пользованию и пользоваться мечом. Местные арии были первоклассными наемниками, они были воинами, а еще они были - свободными. Не канцелярскими крысами, не мелкими дипломатишками, не выкованным под чужую волю орудием, они были свободны по-настоящему. И каждый из них был личностью.
«А не подобным мне цепным псом».
И смеялись, почему-то подумал Рейнеке, они тоже по собственной воле и никак - кому-то в унисон.
— Рассказывать ему придется, - с нажимом ответил Лис Императора. - Помните, как легко и просто он меня обездвижил? А ведь - скажу без стеснения - я очень и очень талантливый телепат, чуть ли не лучший в своем поколении... Он положил меня на обе лопатки, как старого, шелудивого кота и - видит, Бог, - пока меня удерживал, мог бы с легкостью отвлечься на кормление лошади или на выческу блох, я бы все равно пошевелиться не смог. Да, Ваше Высочество, вам придется быть предельно искренним. Однако, если это вас обнадежит, согласно легендам, Авель Кетцер был прежде всего воином, фанатичным, крайне амбициозным, очень талантливым. А фанатичный, талантливый, амбициозный воин - кто угодно, но только не выдающийся дипломат.