- Меня Вацлав не простит, - отозвалась Кейлин, не будучи, впрочем, до конца уверенная в сказанном. Протянула руку и рывком подняла на ноги Главу разведки. Рейнеке оказался легче, чем она думала это было странно и немного неловко.
- Стану легендой среди архонтов. Столькие пытались, а повезло мне, - мрачно отозвалась Серая. Ее настроение к смеху не располагало. Не располагало и настроение-состояние Рейнеке. То, что мэтр не выказывал ни злости, ни отчаяния могло значить две вещи –либо он по-настоящему не осознал, не прочувствовал, что произошло на самом деле, либо осознание это было таким оглушительным, что возможность переживать Лис императора временно утратил. Кейлин хотела думать, что временно, потому что неизбежный взрыв эмоций будет всяко лучше, чем полнейшее равнодушие, из которого рождается уныние и человек медленно угасает, «умирает от горя», но не в том, пошло-банальном смысле, в каком обычно это описывают барды. Бардов Кейлин недолюбливала за их желание «найти романтику» в чем можно и в чем нельзя. Так вот, в таком их положении романтичного не было ничего от слова «совсем» и любой, кто попытался бы утверждать обратное получил бы архонтский кинжал под ребра, потому что, видят боги, сейчас Серая была зла за двоих – и за себя, и за Рейнеке.
- Нужно уйти чуть глубже в лес, - сказала девушка, и сама же первая последовала совету, проверив, впрочем, что бывший уже арий следует за ней. Дальше чуть проще – сконцентрироваться на простых действиях: собрать дерева для костра и пару коряг, чтобы можно было спокойно сидеть – лапника в березовом лесу не нашлось, но в итоге место для импровизированного привала получилось не таким плохим.
- Сушите сапоги, мэтр, - жестче, тем хотела бы, велела архонт, - Вацлав не простит мне и вашу простуду.
Империя тоже не простит, - подумала было Серая, но одернула себя. С Империей нынче все было плохо, весьма и весьма печально. Архонт сняла фляжку с пояса и протянула Рейнеке. Вино было слишком терпким на ее вкус и холодным, но сейчас сойдет и такое. Снег не думал прекращаться, а Вацлав все не возвращался. Кейлин успела согреться, но говорить что-либо не спешила. Она никогда не была сильна в беседах, как тот же Глава разведки и никогда не умела утешать. В костре потрескивали поленья, девушка неотрывно смотрела на огонь и старалась запретить себе думать о том, каково это – потерять возможность рождать пламя, что, казалось, горело в тебе. Впервые она ощутила собственную силу, как проклятие. Почти смешно – архонт, ощущающий вину за лишения сил первейшего врага всего их рода. У жизни дурное чувство юмора.

Когда Рейнеке уходил, Кейлин очень надеялась, что он не решил повеситься на ближайшем дереве. Надеялась, и потому смолчала – на тот случай, чтобы не рождать ненужных идей, если оные в голове ария (а по-другому думать о Главе разведки пока не получалось) еще не появились. 
Лис императора вернулся скоро и вернулся живым, что было не так плохо. Даже заговорил сам, причем о вещах, о которых, может быть, и не стоило бы – о ее с Вацлавом чувствах друг к другу, которые они  почти не озвучивали, даже оставаясь наедине.
- Мне остается вам поверить, мэтр, потому что в любви я понимаю мало. До встречи с Вацлавом сказала бы – «совсем ничего», - Рейнеке говорил, и это, пожалуй, было хорошо. Выражение своих мыслей и чувств многие полагали весьма полезным. Кейлин тоже, хотя свои выражать крайне не любила, пусть и прекрасно знала, каким губительным иногда может быть молчание.
- Вы неправы, мэтр, - возразила мужчине Кейлин, - Я, может, и не прожила с ваше, но видела достаточно, чтобы понимать, что на своем месте вы оказались не из-за вашей силы, а из-за мозгов. Точнее – крайне редкого в наши дни умения этими самыми мозгами пользоваться. Нет, не поймите меня неправильно, вы вполне можете унижать себя и дальше, я послушаю, мне несложно. Только я бы на вашем месте помнила, что ваши умения не ограничивались способностью воспламенять предметы взглядом.
Серая выдохнула. Пламенные речи давались ей нелегко. Пришлось встать и идти за прутиком, чтобы этот самый сыр, о котором говорил чуть раньше Рейнеке, можно было пожарить. Девушка протянула Асвальду веточку и опустилась рядом с ним возле костра. Еще немного помолчала, словно собираясь с силами.
- Мне действительно жаль, что так получилось. Вы были последним арием, которого я бы хотела лишить силы, как это ни смешно. Но мы выберемся из этого кошмара с магией или без нее.
Расскажите побольше о том, что происходит? Как вообще все это началось? – оценить ситуацию было бы действительно полезно, да и занять Рейнеке беседой будет не так плохо.

- Я поняла вашу аналогию, мэтр, - ответила Кейлин. Чего Рейнеке не утратил, так это способности говорить, использовать красочные метафоры и вообще всячески нести свои мысли в народ, коим по случайному и такому неудачному стечению обстоятельств оказалась сейчас Серая.
- Вы потеряли все, а скоро война уничтожит и последнее, что дорого вам – Империю. Она уже почти сделала это. Победителей не будет, улицы утонут в крови, а потом начнется новый век, но мы его уже не застанем. Так? – на всякий случай уточнила архонт.
- Бежать, конечно, можно, только нам некуда и незачем. Война уже здесь, спрятаться от нее? Где? И какой в этом смысл?
Смысл, конечно, можно было найти в сохранении собственной жизни, в попытке осознания того, что это все-таки не их война, какой-то другой пласт реальности и… А если нет? Если после встречи с Кетцером это будущее – все, что им осталось? Сбежать отсюда для Вацлава будет равносильно предательству, а Кейлин… а Кейлин очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя в таком положении.
- Мы можем остаться и смириться, принять унижение вместе со всеми, кто видел в вас символ. Мне с этим будет, пожалуй, сложнее, потому что патриотических чувств во мне не так много, как в большинстве ваших подчиненных. Империя была не слишком добра ко мне на протяжении большей части жизни. Но это лирика. Империя умрет, большая часть людей тоже, остальные будут жить в страхе и скорби от потери символов, развенчании легенд и заката эпохи на руинах всего, что вы строили на протяжении сотни лет непрерывным трудом. Я правильно говорю?
Может, и нет, но Серая поймала какую-то странную волну, не иначе постарался сам мэтр, потому что иного объяснения своему красноречию она найти не могла.
- А можем остаться и сделать так, чтобы никто не узнал, что символ уничтожен. Те, кто мог стать свидетелями вашего бессилия, уже никогда и никому не расскажут о нем. Десятки полководцев не вступали в бой со своими солдатами, и это не мешало и современникам, и потомкам считать их великими воинами. Вы видите в себе символ, Асвальд? Будьте им! Сделайте так, чтобы никто не узнал о вашей слабости. Люди не видели вас реального раньше, зачем позволять им это сейчас.
Если вы считаете, что лишились всего, и надежды нет, я вам могу одолжить свой меч. Броситесь на него, а мы с Вацлавом потом устроим вам уютную могилку под березками.
Серая бросила выразительный взгляд на соседнее дерево, которое по несчастью оказалось осиной – вот так ландшафт портит прочувствованные речи! Но закончить все равно нужно было.
- Если же вы еще не готовы сдаваться, давайте думать. Давайте думать о том, как мы с Вацлавом поможем сохранить вам статус «символа» до тех пор, пока это будет критически важно в сложившейся ситуации.

Мир, цивилизация, общественно-политическая формация – много умных слов, которые не означали сейчас для Кейлин ровным счетом ничего. Архонт никогда не играла в политику. Жизнь, смерть, меч – вот те слова, которые по-настоящему имели значение. Пока власть имущие играли в солдатиков, отсиживаясь по кустами или нет – не суть важно, солдатики убивали и умирали. Никто не хотел заниматься ни первым, ни вторым, но в случае безвыходной ситуации убивать все-таки предпочтительнее. Если бы Вацлав был здесь сейчас, можно было бы встать и уйти вместе с ним. Мир большой, они могли найти в нем себе место. Но Вацлава не было, рядом был только Рейнеке, который даже в таком своем состоянии умудрился найти слова, которые задели Кейлин. Она  искренне пыталась помочь Лису, а он предложил эту помощь засунуть куда подальше и пообещал использовать ее же оружие против нее. Серая внутренне усмехнулась. Сейчас она была сильнее его, что бы Глава разведки себе не думал. В бою один на один помогает не голова, а тело и опыт. И что-то подсказывало Серой, что опыта в махании тяжелыми железяками у нее все же больше, чем у боевого мага даже за его сотню с лишним лет.
- Вперед, - девушка бесшумно поднялась, а затем ее меч (с архонтским кинжалом ради этого Кейлин бы не рассталась) звякнул у ног бывшего ария.
- Я даже подожду, пока вы наденете сапоги, мэтр.
Это было идиотизмом чистой воды, у ее действия не было логического объяснения, и Вацлав наверняка будет в бешенстве, когда узнает о произошедшем. А он узнает, чем бы это все ни закончилось. Но злость была сейчас сильнее здравого смысла. Серая, кажется, начинала понимать, за что столь многие не любили Лиса императора. Он действительно умел вызывать сильные чувства, далекие от симпатии.
Архонт ждала, не убирая руки с рукояти кинжала. Порыв ветра разметал темные волосы, отбросив их за плечи. Снова пошел снег, но Кейлин его даже не заметила. Она не спускала глаз с Рейнеке. Ничего личного, да? Для нее это было не так. Вместо того, чтобы добить лишившегося сил врага номер один почти всех архонтов, Серая жалела о том, что произошло. Жалела и злилась – на себя за слабость, на него за то, что он практически плюнул ей в лицо после всего произошедшего. Жалела и ждала, когда Рейнеке возьмет меч и встанет.

Идея драться, понятное дело, была тупой. Арии сражаются магией, а не мечом, главное преимущество архонтов проявляется как раз в ближнем бою. Этот арий даже арием-то не был, делить им теперь было совершенно нечего, а «оживать и брать себя в руки» Рейнеке явно не собирался.
На мнение военных историков Кейлин было плевать. Она-то историком не была и вполне понимала, что победы в схватке одерживаются не словами и пафосными изречениями и даже не всегда мечом. Иногда они одерживаются кинжалом  в печень, а иногда кованым сапогом. Еще чуть реже – голыми руками. Серая усмехнулась.
-  Может, и так мэтр. Я даже не уверена, что это произошло только сейчас.
Что с ними сделал Кетцер? Это было неведомо. А, может, не с ними, а только с ней, и все, что она видит сейчас – игра, порождение умирающего мозга. Доподлинно это неизвестно. Но именно из-за этой неизвестности умирать сейчас, плюс даже в своих фантазиях Серая не собиралась. Она ждала Вацлава. Если это-таки последний ее сон, то пусть уж он лучше будет с Вацлавом, чем с уставшим Рейнеке и чувством вины.
Вацлав не приходил, чувство вины, напротив, не уходило. Из чего приходилось делать вывод, что наверное, таки не сон. Не настолько отвратно Серая жила, чтобы в своей предсмертной фантазии не увидеть любимого мужчину.
Рейнеке оставил меч себе, Кейлин только пожала плечами и не думала вставать от костра.
- Как вам угодно. Вернется Вацлав, и мы уйдем, если он сочтет это хорошей идеей. Мне всегда было плевать на символы, не вижу смысла начать беспокоиться о них сейчас.
Ей должно было плевать, но не было. Это бесило. Хотелось видеть перед собой умного и ироничного Лиса Императора, всегда знающего ответы на все вопросы, а она видела немолодого уже мужчину, потерявшего все, что он в жизни имел. Возможно, Рейнеке было бы гуманнее убить. Но это решать не ей. Она сделала все, что могла. Помолчали.  Серая прислушивалась к лесу. Вацлаву хорошо бы вернуться до того, как ее злость уйдет, уступив место сентиментальности. Не хватало только архонту начать истерику по поводу того, что она лишила ария силы. Смешно. Кейлин смотрела в костер, что языки пламени перед глазами предательски расплывались. Хорошо, что Рейнеке не видит. Тоже посмеялся бы на тему места каждого человека в этом мире.