Пропажи принцессы и эрендольских герцогов хватились, когда было уже поздно. Ничего удивительного: не в меру оголенные женские прелести, дармовое вино, креветки под соусом, бараньи ноги – жареные – и кривые – баронские; разноцветные юбки, стройные щиколотки; пьяный гортанный смех, девичий и дамский, – в главной зале императорской резиденции мог успешно затеряться и даже пустить этнические корни целый харматанский отряд.
А когда хватились, подумал Рейнеке, действительно было поздно. Ночь.
Вызвался первым. Не меняя парадного мундира – белого, с золотыми позументами – возглавил отряд.
- Найдем, - сказал Рейнеке.
- Шкуру спущу, - сказал Император.

Ветер хлестал по лицу, рвал мундир с позументами.

Двенадцать всадников разделились тройками. Прочесали лес, прочесали окрестности. Матюкались. Матюкался Рейнеке. Ему повезло первому.
Выдал запах костра.
Скрипели ветки, скрипели седла, скрипел зубами Рейнеке.

Спешился. Вода в пруду была мутная, тинистая. Бледным золотом отливала макушка герцога. Первая мысль – «пусть утопится!»; вторая – «о, Господи!». Нырнул вслед за герцогом, кое-как выбрались.
Чертыхался, плевался. Яростно.
- Вы, двое! Займитесь Торвальдом!
Охранники поспешили к Эренду.
Раймунд с Констанцией обнаружились тут же. Оба спали. Сном праведников.
Раймунд! Арий еще называется.
Долго Асвальд не думал, не мучился совестью – с силой пнул в бок, не больно – унизительно, чтобы запомнилось.
- Подъем, солдат! Команды «отбой» не было!
Наклонился к принцессе, опустил руку на плечо – мягко, бережно.
- Принцесса, проснитесь. Проснитесь… Это я, Рейнеке… Ну-с, и как это все называется?
Небо осветило зарево. Красное, весеннее.

Солдаты! Какие солдаты?
Арий вздрогнул от неожиданной мысли, во всяком случае, ему так показалось. На самом деле же деле пробудиться его заставил ощутимый тычок под ребра.
Команда "отбой"... Ну и лицо у этого командира! Пребывавшему в чрезвычайно благодушном настроении Раймунду сразу захотелось сказать этой недовольной физиономии что-нибудь приятное  - авось полегчает. Перейдя из лежачего состояния в сидячее, герцог удивленно пронаблюдал за тем, как странные субъекты вылавливают из озера Торвальда (Как он туда только попал?! Холодно же еще купаться...), с тем же выражением обратился к магу, растормошившему принцессу. Вот бедолага! Мокрый он какой-то, злой... Волшебные грибы стойко держали молодого мага - после гонки по лесу, сражения с кикиморами и лечения незадачливых спутников, сопротивляться их действию ни желания, ни сил не было. И сполоснуть затекшие мозги возможности не представилось.
Зато ужасно хотелось помочь расстроенному тощему магу в белом. У него все солдаты, вода и кусочек тины на лбу... Мягко привалившись к пнувшей его минуту назад конечности ария, герцог добродушно улыбнулся.
- А знаете ли вы... что такое... настоящая любовь? - мечтательно пропел он, обращаясь непосредственно к ноге Рейнеке. Та молчала. Стеснялась, должно быть.

Отредактировано Раймунд фон Эренд (2012-07-16 16:06:39)

Да белены они обожрались что ли? И верно, обожрались. Только не белены. Если Торвальд еще подавал признаки разумной жизни, со старшим Эрендом творились чудеса. Того рода, о которых не принято рассказывать даже во время чудовищного бодуна.
Рейнеке не медлил, опустился на колени рядом с арием, без всякой осторожности хватанул под скулы и потянул на себя  - глаза в глаза.
- Настоящая любовь, сынок? Знаю. А что ж не знать! Настоящая любовь – это когда тебя до крови лупят ремнем по голой заднице – прощу меня простить, принцесса – чтобы в следующий раз головой думали. Теперь – два пальца в рот. Немедленно. Иначе придется мне. Будет больно и стыдно. Потом выпьешь это…
Левая рука Рейнеке нашарила в поясной сумке небольшой флакончик. Хотел было протянуть Эренду, передумал.
- Торвальд, помогите брату. Пусть проблюется. Ему же на благо. Проблюется – вольете это. Не бойтесь. Самый обыкновенный антитоксин. Потом еще спасибо скажете.
К слову, Констанция, про ремень и вас касается. Так и быть, я ничего не скажу вашему отцу, но поклянитесь мне – больше никогда, никогда не творить глупостей. Во всяком случае, без предупреждения. Молодость молодостью, подумайте о родителях. Они о вас беспокоятся. Они вас любят. По-настоящему.
Щелкнул пальцами. Стайка крохотных огненных шаров закружила вокруг девушки. Не обжигали – грели, маленькие, почти что веселые.
- В седле держаться сможете?
Совсем разорвался мундир с позументами. Вот ты какая, невечная молодость…

То, как Констанция сказала "поразил магией" Раймунду очень понравилось, и потому арий решительно собрался объяснить все происходящее мэтру самостоятельно. Он торопливо помахал выставленной ладонью - мол, придержите коней, принцесса, мы сейчас сами...
Недовольный неприятно ухватил за челюсть. Ну и глаза у него. Раймунду вдруг резко расхотелось говорить ему что-то хорошее, зато появилось острое желание убраться из-под этого взгляда и как можно быстрее. И смутная надежда, что все эти разговоры про ремни и задницы - просто присказка. Настоящая любовь последние пол часа представлялась арию несколько лиричнее.
Приказу следовал беспрекословно, впрочем, ослушаться здесь было невозможно.
Подоспел Торвальд. И все-таки удивительно, как быстро он пришел в себя. В этом деле, безусловно, главную роль сыграло купание.
Но Раймунду совсем не было туго! Даже наоборот - все шло просто великолепно. А тут этот арий со своими глазами.
Из камышей герцог выполз совсем не таким довольным, каким был по пробуждению. С трудом вспоминалось все, что происходило с ними в лесу. С тоской и стыдом - приподнятое настроение, с которым они скакали у костра.  Молча булькнув бутылочкой с антитоксином, полученной из рук Торвальда, арий поморщился и хотел было возмутиться - что это за дрянь пытаются ему всучить, но быстро притих. Вот вечно так. Было хорошо - ан нет, прийдут, испортят, еще и скажут, что ты дурак. Что за жизнь! Целитель недолго приходил в себя, а как пришел, так сразу стал каким-то неразговорчивым и угрюмым.
- Поехали на прогулку. Прошу прощения. - ужасно хотелось сплюнуть, и герцог таки сплюнул. -  Кони понесли... Заблудились. - Тут арию снова стало не по себе и он благоразумно рассудил, что согревшаяся среди маленьких теплых огоньков, принцесса расскажет все более связно.

- Милые мои, - удивился Рейнеке, попутно отскребая ото лба что-то липкое, вязкое – водоросли. – Вы действительно считаете, будто мне интересны ваши оправдания? Вы действительно так считаете? Вы ошибаетесь. Не интересны. Ничуть. О том, что вы не провели ночь в бунтарских оргиях, не взывали к языческим богам и не сбывали в розницу имперское имущество – я догадался самостоятельно. Вы, конечно, не далеки разумом – простите, принцесса, - но не до такой же степени. Ваш батюшка, Констанция, будучи вашего возраста, даже он не позволял себе… лишнего. Ни мысли, ни действия. За что я ему признателен. До глубины ду… со всей возможной искренностью. Потому что веди он себя глупо, веди опрометчиво – мне бы пришлось его выпороть. Были такие полномочия. Вам повезло. Вы, Констанция, - девушка. Существо прелестное, нежное, трепетное. И будь вы моей дочерью, мне бы не оставалось иного выбора, как взывать к вашему здравомыслию. Рискуя собой, Констанция, вы рискуете не только собственным здоровьем, собственной безопасностью – поверьте, не волнуй они меня или вашего батюшку, меня бы здесь не было! – вы рискуете будущим страны. Миллионами жизней. Представляете? Миллионами.
Не представляли. Рейнеке выдохнул. Для них – для Констанции, для Эрендов – он – старый, злой, мокрый брюзга в тине и с позументами. Олицетворение всего того, что они по молодости привыкли презирать – подчинения, служения, безынициативности. Жаль. Не на эти он надеялся выводы.
- Не верю, Констанция. Хочу и не могу. Нет, принцесса, вы не лжете, просто я вам не верю.
Рейнеке поднял руку – в небо взметнулся ярко-оранжевый столп огня. Условный знак, сигнал остальным группам – «возвращайтесь, найдена».
- Пора возвращаться. К слову, я и не сомневался в храбрости Раймунда фон Эренда. Сражаться с тварями – его прямая обязанность. Хотя, похоже, защищать вашу персону – удовольствие, - со всей свойственной прямотой добавил Рейнеке.
- Пора. Клемент беспокоится. Торвальд, Раймунд, вас это тоже касается.

В глаза могла и не смотреть. Прочесть мысли Констанции он мог и так.
«Ваш отец учился? Не лишили права быть собой? Вы, девочка моя, очень многого о своем отце не знаете. Впрочем, разумно. Император – это пример. Чести, мудрости и достоинства.
Развеем мифы. Вы, Констанция, уже взрослая - поймете. Давайте я вам кое-что расскажу. В ваши годы Клемент, точнее «виконт Жульберт Флавиус де Пероль-Перуль», а именно такого обращения к себе требовал тогда ваш батюшка… виконт Жульберт мечтал стать бродячим философом, поэтом и миннезингером. На протяжении лет пяти – не меньше – каждое мое утро начиналось с похода в таверны, бордели и такие места, о сосуществовании которых вы даже не подозреваете, но о существовании которых прекрасно осведомлен ваш отец, в частности благодаря некому виконту Жульберту, обретшему в определенных кругах достаточно широкую славу – здоровую и здравствующую, не совру, по сей день. Идем далее. Поскольку раскрыть инкогнито вашего батюшки, к слову, как и свое собственное, я права не имел – биты бывали оба. Сильно и часто. Ну да Бог с ним. Когда ваш дед, Клемент II, объявил о грядущем марьяже – мол, погулял, сынок, пора и честь знать, - когда озвучил имя невесты; виконт Жульберт первым делом обещал повеситься, ибо настойчиво и тонко был влюблен в прекрасную Жузетту – певицу, танцовщицу, деву выдающихся достоинств и баснословных расценок на некоторые пикантные… пикантности, коими дева успешно приторговывала.
Не повесился, остепенился, взялся за ум. Брак оказался счастливым. Это вы знаете и без меня, Констанция.
Такая вот была молодость у вашего батюшки. Не судите да не судимы будете. И, поверьте, рожать наследников любимого и желанного вам придется с теми же муками, что и наследников принца Харматанского. Детям без разницы от кого рождаться, без разницы, кто их отцы, кто матери…
Знаете, я сам время от времени видел вас, принцесса, на посту моего заместителя… иногда – на своем собственном. Увы, наша судьба не в нашей власти. Вы родились принцессой – оцените перспективы, смиритесь с обязанностями. На данный момент от вас и только от вас зависит судьба Империи. Империй. Потому что наследник Птенца Пустынь, ваш, Констанция, сын… унаследует не просто – простите – клюв отца, в первую очередь он унаследует крылья деда и матери. Понимаете? Будущее Ревалона, будущее Харматана зависят от вас и только от вас».
- Готовьте лошадей! – вслух приказал Рейнеке.
«Вы говорите о дверце, а меж тем перед вами целое небо…
И вот еще. Встанет вопрос об имени будущего наследника – не слушайте отца, иначе быть вам матерью Жульберта Флавиуса».
Рейнеке улыбнулся. Слабо и как-то вымучено.