Невольничий корабль
«Так, на что же мы ставили?» – От судьбоносной мысли в голове отвлекало навязчивое покачивание и странный запах. «Чем же так воняет?» Архонт разлепила глаза и ничего не поняла. «Надо проснуться». Какая здравая мысль! Потрясти головой и прогнать визуальные и обонятельные галлюцинации прочь. «Почему не помогает?!» Алиссен с размаху ударила кулаком по тому, что должно было обозначать низ или пол. И взвыла от боли. Вскочить на ноги получить удар переборкой по голове тоже ничего не помешало. Законы физики были суровы, как никогда.
- Вашу чертову мать! – И так далее. И еще много раз. За полтора месяца пути до невольничьего рынка Сафра. За какие грехи ее продали в рабство, кто налил снотворное в пиво, и где эти последние гады, с которыми злая судьба свела ее в таверне Гадары... «Ненавижу корабль, ненавижу эти изможденные рожи, качку, кандалы, торговца, мерзкий язык (ставший почти понятным за время пути), Харматан, себя. Нет, не себя». Архонт, страшно представить, даже не раз всплакнула, морщилась от вони товарищей по несчастью, и к концу путешествия имела такой же жалкий вид. И почти пала духом, когда ее пересадили на речную баржу и увезли вглубь страны.

Рынок
Солнце било в спину, влажные волосы завились и лезли густыми кольцами в лицо, болели связанные сзади руки. Алис связали как особо буйную, хотя ее непокорность выражалась лишь на словах и в мятежном взгляде. На большее она сейчас была просто неспособна. Наверное, этого было для торговца достаточно. «Только бы не на галеры». Отобрали крепких или страшных, как скот, на галеры или полевые работы. Незавидная участь. Кто мог знать, что складная темноволосая женщина – архонт? На лбу не написано. Рабыню вытолкнули вперед, на обозрение толпы.
«О чем он говорит? Цветок земли? Я?» Вокруг помоста были лица, множество лиц – для Алиссен они были рожами, – смуглыми, чуждыми, даже грязными; они торговались, они хотели ее купить! Невероятная глупость происходящего чуть не заставила расхохотаться, но тут торговец повернул ее вправо и влево, словно куклу, демонстрируя достоинства товара. От оскорбления Алиссен вспыхнула, сила, почти покинувшая ее от многодневной усталости, пробежала по жилам и на краткий миг мелькнула в глазах яркой синей искрой. Кому-то в толпе достался этот взгляд, так непохожий на покорную тупость рабов. Какая разница, кому?

Отпускали шуточки, ржали, глазели, сплевывали под ноги. Стоило пройти, протащиться и проплыть такой долгий путь, чтобы увидеть то же самое. И чем харматанцы отличаются от авернцев в базарный день? Однако, отличается товар: не кобылу торгуют, а живого человека. И это возмущало.
«Собрать силы, рвануть веревки и поджарить эту жирную свинью молнией, последней в своей жизни. И сдохнуть». Такая чудная перспектива, если бы за смертью ожидалось что-нибудь приятное. Вкусная еда или приличное платье, на крайний случай. Алиссен поймала себя на том, что ее возвышенные соображения о собственном эффектном конце привели к таким прозаическим посмертным желаниям. Жратва и одежда.
«Это все из-за солнца. Еще немного – и у меня начнут плавиться мозги». И архонт сконцентрировалась на происходящем, стараясь понять тарабарский (т.е. харматанский) язык. Торг шел полным ходом.
- Чего не видно? Все видать, вот смотри. – Торговец в который раз начал ее трогать: слегка распустил шнуровку сюрко на груди, запустил руку в волосы, поднял и устроил водопад вьющихся прядей обратно на спину, - товар нежный, на солнце обгорит… Харматанец не договорил. Возмущенная Алиссен цапнула нахала за руку. Зубами. Нечаянно, совершенно спонтанно. И напрасно.
- Ах ты! - Нет, ударить не посмел – цена дороже. Сделал гораздо хуже: шелк, видавший виды, с треском разорвался, платье держалось на плечах архонта исключительно чудом. И теперь Алиссен демонстрировала толпе не загоревшую кожу левого бока. А также – неплохую физическую форму, чего сложно было ожидать после месяца скудной кормежки.
«Кого мне благодарить?» Архонт уставилась на юношу с объемным кошельком не по возрасту. Стоило ли говорить, что в ее глазах страсти не было?
«Кто лучше – он или жирная свинья?» Алиссен выбрала меньшее зло – во всех смыслах, включая размер.
- Увидел? Теперь – покупай. - Слова без надежды на то, что их поймут…

Отредактировано Алиссен (2012-07-12 20:22:45)

Алиссен нечего было своей наготы стесняться. Хотя, сия эмоция, «стыд» именуемая, повсеместно культивируется в приличном обществе, дабы, видимо, решить проблемы, связанные с рождаемостью и перенаселенностью. Ее тело отличалось от гаремных рабынь в лучшую сторону отсутствием жира и приятной рельефностью в нужных местах, однако… Хвоста, понятное дело, не было. А вот шрамы, связанные с родом деятельности – сколько угодно. Создатель милостиво берег лицо архонта, а о филейных частях особой заботы не проявлял. Следы зубов на бедре могли навести на далеко идущие мысли о том, кто научил девушку кусаться.
Мысленно убив каждого третьего и покалечив каждого пятого «где-то сейчас мой меч», Алиссен поняла, что теряет силы. В прямом смысле. Палящее солнце, темно-синее платье, черные волосы и трижды проклятый климат могут подкосить и архонта. А если добавить сюда проблемы с желчевыделением, ставшим весьма обильным в следствие особого эмоционального состояния, «бешенством» в просторечии именуемым… Короче, Алиссен с удивлением заметила, что окружающие предметы потеряли свою контрастность и голоса сливаются в общий гул.
- хвост… покажи еще… десять дихремов… стой, не дергайся…
Развязанные руки не хотели принимать своего привычного положения – затекли. Морщась, архонт потирала запястья странно дрожащими пальцами. Покупатель оказался совсем близко и теперь можно было его рассмотреть, если бы зрение не вытворяло такие странные штуки. По крайней мере, от него не воняло. «А веревка на шею – это лиш…»
- Я сейчас умру.
Алиссен сама удивилась - потерять сознание в таких обстоятельствах было в новинку. Даже не успела испугаться и упала прямо на руки своего «хозяина», укрывавшего ее в плащ.

Отредактировано Алиссен (2012-07-13 15:33:14)

Гарем
Ну, если и бордель – то очень дорогой. Интерьеры хозяйского жилища заткнули за пояс обстановку лучших трактиров, в которых была Алиссен. Даже не то слово: богатые ковры, шелка покрывал и мрамор полов просто размазали ревалонский быт средней руки жидко об стену. Правда, архонт это не сразу поняла. Первым ощущением вернувшегося сознания были чужие руки, пытавшиеся ее раздеть.
«Опять!» Когда до Алиссен дошло, что эти руки – еще и женские, ее ужасу не было предела. Профессионально разбросав служанок в стороны, архонт увидела свою персону в зеркальной глади бассейна и поразилась: «Да как меня вообще могли купить?!» За всю свою бытность она выглядела такой худой и чумазой только после битвы с четой василисков, в которой ее основательно потрепали. Служанки сидели на полу и смотрели глазами кроликов.
- Не надо меня трогать, я хочу есть. Сейчас.
Хлопанье глазами показало на наличие языкового барьера величиной с Эймарскую горную гряду.
- Ну и ладно.
Алиссен сбросила с себя остатки одежды и нырнула в бассейн.
Спустя несколько часов, посвященных еде, купанию, расчесыванию волос и прочим мероприятиям, направленным на ублажение плоти, архонт увидела себя в зеркале. Результат бы несколько чудным, но, несомненно, впечатляющим. Она бы не смогла так себя подать. Как десерт на тарелочке.
«Так это и есть харматанский шелк? Сдается мне, что в Ревалоне полно подделок!» - руки пробежали по материи нежнейшего качества с затейливыми узорами. Правда, Алиссен сочла золотисто-голубую расцветку слишком нежной, но к лицу было неплохо. «Как они так умудрились подвести глаза?», думала архонт, шагая по коридору к… К кому-то.

Покои ... хозяина
- Привет, а ты, собственно говоря – кто?
Этот вопрос с порога годился не больше и не меньше, чем любое другое приветствие типа «Я – Алиссен, приятно познакомиться» или «Я – твоя новая рабыня, прошу любить и жаловать». Все они звучали в данной ситуации одинаково по-дурацки. Было бы смешно, если бы … не на самом деле.
Архонт прошла в комнату, села на низкую оттоманку и мило улыбнулась. Если честно – она вообще не представляла, как себя вести.
«Он понимает ревалонский – это уже хорошо». Купивший ее парень был симпатичный – только что это меняло?

Выражение лица ревалонки стало настолько сложным, что не описать словами – хоть картину рисуй. Приподняв правую бровь, рабыня несколько секунд застыла в немом удивлении, смешанным еще с кучей чувств, похлопала ресницами и закрыла лицо руками.
- О! - Нет, все-таки смешно было! – Черт! – «Нет, ругаться не надо» - Я… - «Заткнись, дорогая» - это уже себе, - «Хватит ржать».
Тело девушки сотрясалось от ... сдержанных рыданий, Алиссен даже слегка всхлипывала и долго не могла прийти в себя. Наверное, это было нервное. Собрав остатки воли в кулак, архонт сделала почтительное выражение лица. Лицевые мышцы, не привыкшие к такому насилию, возмутились. «Нет, не так нужно».
Как-то раз, одна старая женщина (бывшая владелица борделя, что не суть важно) сказала Алиссен следующее: «Мухи слетаются на мед, а не на уксус». Приняв народную мудрость как руководство к действию, Алиссен опустила руки. Скромно потупившись, архонт подошла к принцу и опустилась на колени.
- Рада приветствовать тебя, о принц Шатхи.
Архонт взяла руку принца в свои и подняла глаза, орошенные слезами. Затем бросила мимолетный взгляд в сторону окна. Нет, не на красоты природы и не с целью сломать себе шею. Знала, что ее глаза на свету приобретут красивый сапфировый оттенок.
«Ниц – это слишком. Надеюсь так сойдет».
- Как я могу поблагодарить за чудесное избавление от этих грязных скотов на площади, о мой спаситель?
Алиссен старалась быть такой милой, насколько могла. Перебирая пальцы принца, архонт в уме подсчитала стоимость надетых на них перстней. Из ее груди вырвался легкий вздох зависти.

- О, мой принц, - Алиссен последовала вслед за Шатхи, ласкаясь, как кошка, задевая бедром бок наследника Джагир-хана, - я благодарю солнце и землю, звезды и море, а также презренного сына ослицы за честь разделить с тобой этот вечер и этот…
«Хм… А что это такое?» Ревалонка взяла с блюда на столике увесистый фрукт бордово-красного цвета. «А что внутри? На вид – вообще несъедобное»
Алиссен, не выпуская интересную штуковину из рук, уселась на подушки так грациозно, насколько смогла.
- Мой путь к тебе был долог и полон препятствий. Множество рук нечистых оскорбили мои покровы, но не одна из них не осквернила мою честь. Ибо, как княжеская дочь и единственная наследница огромного состояния, я дала священный обет потушить искру моей жизни в тот же час, как это случится, о мой принц.
Попойки со студентами Академии и ночная жизнь развеселого Велеграда столь живо встали в памяти Алиссен, что она вновь не удержалась от горького вздоха сожаления о днях давно минувших.
- Жалкие, подлые люди обманом заманили меня в презренное место всеобщего разврата и чревоугодия, опоили сонным зельем и продали в рабство.
Тут архонт не сдержала эмоций – глаза вспыхнули, а грудь начала бурно вздыматься.
– Я как сейчас помню их мерзкие, потные рожи и грязные руки, мечущие кости…
Вспоминая об этом, не мог не взбеситься только мертвый: в пылу рассказа Алиссен ногтями продавила кожицу фрукта и вздрогнула: ее пальцы окрасились в цвет крови. С силой, типичной для архонта и странной для хрупкой девушки, ревалонка разломила гранат пополам, обрызгав принца и себя красным соком.
- Ой! – «То, что лежит среди других съедобных вещей, по определению не может быть ядовитым». Архонт облизала руку – было вполне вкусно.
- Меня зовут Алиссен фон Вейс, мой принц. И Алиссен протянула Шатхи другую половину экзотической еды.

Отредактировано Алиссен (2012-07-15 16:15:51)

Небрежным жестом, достойным наложницы самого Хармы, названная Махаяни смахнула с колен золотые перстни «Подберу потом». Сорвала с груди шелковый палантин, слегка заляпаный гранатовым соком, и налила вина в высокий кубок, кстати находящийся на столике.
- Что мне презренный блеск золота, когда я вижу огонь твоих глаз, мой повелитель! Моя кровь кипит, она красна и сладка от страсти, как это чудное вино! Позволь мне утолить жажду, прильнув к твоим устам и познать блаженство в твоих объятиях!
Алиссен попробовала питье, удивилась и надолго приложилась к кубку. «Да чтоб мне так сдохнуть, как он живет», сия завистливая мысль крамольной тенью мелькнула в сознании и пропала.
- Нашему счастью не должно быть свидетелей иных, кроме звезд на небе, о Шатхи. Отошли всех из этой обители наслаждений, дабы их презренное дыхание не могло смутить наш покой, а косые взгляды – оскорбить ложе сладострастья, озаренное сиянием любви!
С этими словами Алиссен, освободившись от кубка, палантина и лишнего стыда, уселась наследнику престола на колени, крепко обняв за шею и прижавшись всеми имеющимися у нее достоинствами. Ну, теми, которыми смогла дотянуться.

Вино в голову, бес под ребра – Алиссен и глазом не успела моргнуть, как оказалась под сильным телом наследника престола. Божественные зубы с победным треском порвали легкие одежды, более призванные показывать, нежели скрывать. Весь план жестокого обольщения вылетел испуганной птицей в раскрытое окно. Ибо «играй, да не заигрывайся».
- О, мой принц, - шептала удивленная и восхищенная архонт, отвечая на горячие поцелуи со вкусом граната, - терзай меня жарче, чем огненный смерч лижет сухую траву степей, напои меня соком диких кобылиц и охлади полночным ветром ласки и нежности.
Перед глазами Алиссен не к месту встала потрепанная книга из велеградской библиотеки «Харматан. География. Нравы. Обычаи».
Мысленно выбросив фолиант и все его содержимое туда же, куда перед тем отправился коварный план, названная Махаяни трижды оправдала свое имя и превзошла свою тезку в силе страсти. И в силе тоже.
Слегка расцарапанный принц получил в награду синий взгляд и кое-что еще.

Лежа рядом с принцем на атласных простынях, Алиссен первый раз в жизни пожалела о том, что она архонт. Услышав обещание Шатхи дать ей ВСЕ, (воображение нарисовало богатства столь несметные, что хотелось зажмуриться), она пожалела во второй раз. Поняв, что третий будет фатален для ее дальнейшей судьбы, Алиссен закрыла сахарные уста возлюбленного нежным поцелуем.
- Мне ничего не нужно, кроме твоей любви, о Шатхи.
Прильнув к священным членам, словно лань к водопою, Махаяни покрыла лобзаниями лицо, шею и плечи наследника, а ее быстрые пальцы проворно связали руки принца остатками шелковых одеяний.
- Я готова разделить тысячи дней и ночей страсти вместе с тобой, пока моя красота не поблекнет, не погаснет солнце, и звезды не упадут с небес. Но сама судьба против этого, и она разрывает мое сердце!
С тоской оглядев окружающее ее великолепие, Алиссен смахнула слезы, затуманившие ее синий взгляд: «Какой мужчина и в каком интерьере!»
- Поэтому я попрошу лишь самую малость: мужскую одежду, боевого коня, хороший меч и кошель с золотом.
Подняв с пола изогнутый кинжал, брошенный в пылу страсти и призванный показать незыблемое достоинство наследника божественных чресел, архонт, усевшись на Шатхи верхом, закрыла от посторонних глаз своим телом связанные руки и приставила кинжал к широкой груди принца.
- Прости, любимый. Вели подать.