Обещание расправы было не менее страстным, чем обещание любви, и Алиссен чуть было не развязала путы, дабы снова упасть в столь желанные ей объятия. И пройти весь путь по волнам фантазии: от боли до наслаждения. Но холодный глас рассудка и имя Хармы, упомянутое всуе вкупе с прозаической суетой ничтожных за стенами Храма Наслаждений вернули ее на путь истинный, архонтам предназначенный.
- О, мой принц, - продолжала Махаяни, поспешно облачаясь в мужской костюм, сунутый под дверь, - сделай со мной все, что пожелаешь, когда поймаешь меня: привяжи так крепко, как луна привязана к небу, пытай меня с такой любовью, как лев терзает пойманную серну, разорви мое бедное сердце клещами недоверия и ревности, - но сейчас я не могу остаться.
Алиссен была искренна, как никогда. Само отчаяние говорило ее устами, когда архонт полоснула гриву своих роскошных волос кривым харматанским кинжалом: «Волосы – не зубы, отрастут. Так я больше сойду за мужчину»
- Проводи меня до порога, любимый. Пусть ни одна живая душа не увидит слез нашего расставания и последних поцелуев, горьких, как дикий мед и горячих, как ветер степей. Не отказывай своей хури в последнем желании. Позволь мне доказать, как я люблю тебя!