Ревалон: Башня Смерти

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ревалон: Башня Смерти » Архив завершенных эпизодов » А был я в школе герой...


А был я в школе герой...

Сообщений 1 страница 20 из 23

1

Время и место: чрезвычайно жаркая весна 1611 года, Академия "Белого Огня"
Участники: Сольвейг Рейн, Асвальд Рейнеке
События:
    Когда-то давно Асвальд Рейнеке действительно мечтал о карьере преподавателя. Когда-то давно все юные арии Ревалона мечтали о провале карьеры Рейнеке. Мечтать не вредно.

+2

2

Спальни как казармы, школьные залы как подземелья, суровые учителя-менторы. Левой-правой, левой-правой… Лестницы, повсюду лестницы. Она знала каждую щербинку на истертых ступенях. Зачем размещать библиотеку на верхних этажах, а спальные корпусы и залы практики – на первом? Наверное затем, чтобы наиболее старательные ученики приходили на занятия изнеможенными. Скрытая подготовка ощущалась и в этом. «Будь бодр умом  и телом».  Сольвейг усмехнулась. Тяжелые фолианты, лежащие в ее руках неровной стопкой, зашатались. Замедлив шаг, она привела в порядок книги и двинулась было вверх по лестнице, как услышала знакомый голос. До боли знакомый. «Рагнат Рейнеке», - подумалось Сольвейг. Асвальд Рейнеке стоял в одном из коридоров и беседовал с деканом факультета Огня. Они, по всей видимости, вспоминали занятный случай из общего прошлого. Декан увлеченно рассказывал о чем-то магу, Рейнеке скалился в улыбке, кивая. Сольвейг заторопилась наверх, не желая быть замеченной гостем.
В этот раз Рейнеке задержался в Академии. Одни поговаривали, он метил на пост декана, а то и директора. Другие заверяли, что он здесь будет в качестве приглашенного преподавателя. Кто знает. Сольвейг знала, что Рейнеке был замечательным практиком.  Служба в разведке дала ему много возможностей развивать свою силу, выходя на новые уровни. Каким же он был старым, этот Рейнеке… «Наверное, он никогда и не был молодым. Так и появился на свет… Рагнатом». Ему до всего было дело и ничто не могло скрыться от его глаз. Это пугало. Именно он когда-то выявил способности Сольвейг. Именно он добился зачисления Сольвейг в Академию Белого Огня. Он возлагал на нее большие надежды. Слишком большие, чтобы четырнадцатилетний ребенок мог их оправдать. Так думала Сольвейг. Уйдя из Школы Четырех Стихий, ей многое пришлось наверстать самостоятельно, впрочем Рейнеке не считал, что это составляло для нее большую сложность. Сама она считала иначе. Обучение было слишком жестким, если не сказать жестоким. Ей было неуютно в Академии, среди взрослых учеников. Впрочем, Сольвейг не жаловалась. Сольвейг ускоряла шаг.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-14 14:55:13)

+2

3

- А помнишь, как Мордред (ну тот, водяной, ахаха!) устроил драку в столовой? Ахаха! – Рейнеке скалился. Декан ржал. Деканские подбородки – все три – робели в предвкушении сепарации. Сепарации или обеда. Определить точно Рейнеке не мог. – А тот кисель? Уахаха! Возьми и шлепнись на морду твоего карла… Этого, ну… того… как его?
- Наставника? Юрген его звали.
- Точно, Юрген! Ну и вонючий же был карл… До сих пор помню: станет рядом, аж блевать тянет.
«Ты и блевал, - хотел добавить Рейнеке. – Блевал и ссался. От страха. Жирный ты курвин сын».
Никаких драк в столовой Рейнеке не помнил. Рейнеке помнил другое: сломанный нос, сломанные ребра, стертые в кровь ладони, дварфа по имени Юрген он помнил также – грузный, старый, действительно вонючий карл – идеальный учитель, превосходные педагогические дарования. Его уроки Асвальд Рейнеке, Глава Имперской Разведки, запомнил навсегда. Некоторые из них по сей день отзывались ломотой в дождливую погоду.
- А еще…
- Слушай, дружище, - улыбка сползла с лица Рейнеке. – Я, конечно, понимаю, понимаю и принимаю твое стремление оказать все возможное содействие представителю властей – это естественно. А вот что не естественно. Неестественно лезть из порток, визжать боровом и всячески демонстрировать абсолютно не свойственное натуре дружелюбие, каковое, помнится, во времена нашего с тобой обучения выражалось в стабильно безуспешных эфорциях поджечь рукав ближнего своего. Как там? «Для симметрии». Нет, дружище, хорошего понемногу. Если тебя не устраивает жалование, отсутствие внимания и перспектив карьерного роста – прошу свяжись со мной… письменно. Через секретариат. Я прибыл сюда для работы. Работа, понимаешь? Головой, руками, не только брюхом, верхней и нижней челюстью.
Декан побледнел, глаза выпучились. Совсем другое дело. Именно таким его и запомнил Рейнеке.
- И чем же вам помочь, мэтр Рейнеке?
- Невмешательством. Думаю, самое время приступить к занятиям на свежем воздухе.
Свежем – конечно, сильно сказано. Весна в Эрендол пришла ранняя. Жаркая. На всей территории княжества от духоты дохли козы и лошади. Запашок соответствовал.
- Вот ты! Да, да – с книгами. На занятие? Отлично. Декан Огня в нетерпении. От талантов современного студенчества прямо слюной давится. Продемонстрируешь навыки? Ну и чудненько. Жду на улице.
Собери учеников, -
это магику. – Хватит жрать. Пора служить Империи.
Декан молчал.
Жаль девчонку, думал Рейнеке. Ничего не поделаешь. Не одна красота требует жертвенности. Жертвенности требует выживание.
Для симметрии… И этот боров полагает себя арием.
Посмешище.

Две струи пота скатились по вискам Рейнеке. Симметричнее некуда.

+1

4

До Сольвейг донеслись обрывки речи Рейнеке.
- Неестественно лезть из порток, визжать как боров и всячески демонстрировать абсолютно не свойственное натуре дружелюбие…
Рагнат как всегда был в своем репертуаре. Декан действительно не отличался дружелюбием. Напротив, надменный и самодовольный, он обожал третировать учеников, особенно тех, кто не принадлежал стихии огня. Глубоко убежденный в силе своей стихии, он всячески изощрялся в демонстрации ее возможностей тем, кто по своей природе не был способен ею управлять. А если ты и защищаться как следует не умел, то демонстрации эти становились довольно опасными. Чувствительный к лести  и чертовски трусливый перед начальством, сейчас декан и впрямь походил на борова. Перед забоем. Сольвейг подавила смешок.  Смешок подавился опасением. «Нет, сегодня Рейнеке  определенно злее, чем обычно. Видимо, от жары. Или от дел, по которым сюда прибыл.» Скверное расположение духа ария не сулило ничего хорошего окружающим. Наслаждаясь разыгравшейся на ее глазах сценой, Сольвейг могла в любую минуту стать ее участницей. А вот этого ей точно не хотелось. Перепрыгивая через ступеньку, Сольвейг побежала наверх.
- Вот ты! Да, да – с книгами. На занятие? Отлично. Декан Огня в нетерпении. От талантов современного студенчества прямо слюной давится. Продемонстрируешь навыки? Ну и чудненько. Жду на улице.
Сольвейг замерла. Заметил-таки. Узнал, Старый Рагнат. Медленно повернувшись, она сделала небольшой поклон, насколько это позволяли тяжелые книги в ее руках.
- Приветствую, мэтр. Буду через пять минут. Только книги отнесу…
Сольвейг продолжила дорогу к библиотеке, а Рейнеке уже обращался к декану:
-Собери учеников.  Хватит жрать. Пора служить Империи.
«Замечательно. Для полного счастья ему не хватало сделать меня посмешищем на глазах всей академиеии». Сольвейг была в замешательстве. Она-то чем насолила магу, раз тот пожелал выставить ее перед учениками? Ничем. Училась так старательно, как могла. Дисциплины не нарушала, задания выполняла исправно.  Звезд с неба, правда, не хватала. Но видимо этого от нее Рейнеке сейчас и ждал. И плевать ему, что полдень на дворе.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-14 17:41:56)

0

5

О, как чудесно, что все вы здесь сегодня собрались, - могла подумать проходящая мимо тяжелая харматанская конница, наблюдая редкостную для погоды и времени концентрацию студиозусной биоматерии во внутреннем дворе Академии, маленьком дворе, чертовски и дьявольски маленьком. Фонтан плевался брызгами. Вода не охлаждала – капала, ползла за шиворот. Рейнеке морщился. Половина студентов не понимала происходящего, вторая – старательно отворачивалась. Одни поправляли подштанники, вторые сморкались и кашляли, третьи обменивались слухами, были и такие, что пришли с яблоками. Печеными. На палочке.
Поразительная идиллия. Поразительное невежество.
Вопиющая безалаберность.
Вот оно – будущее Империи. Защитники родины, гроза чудовищ с архонтами. Не закидают огрызками, так заплюют семечками. Что посеяли, то и выполем, решил Рейнеке, пройдемся грабельками.
- Итак, - начал Лис Императора. – Полагаю, кое-кто понимает, с какими целями я оторвал вас от дел – безусловно, важных, нетерпящих отлагательства. Защита Империи. Большинству из вас, господа-товарищи, предстоит служба в ревалонской армии – тяжелая, грязная, грязная и тяжелая… Это не тавтология, это перечисление. Да, тяжелая и грязная. Скажу сразу: не многим из вас по достижению зрелого возраста удастся сохранить каждую из дарованных природой конечностей, еще меньшим – честь, совесть, самоуважение. О родных и близких молчу сознательно – таких у вас не будет. Зато будет Родина. Возможно, будет. Глядя на вас – терзают сомнения. Вот ты, черненькая… Сольвейг, если не ошибаюсь? Посмотри на своего соседа. Да-да, того самого… с яблочком. Кстати, о яблочке. Вкусненько? Отличненько, приятного аппетитика. Что ж, Сольвейг, ответь мне со всей доступной честностью, не бойся проявить фантазию – существует ли мизерная… мизернейшая из мизернейших вероятностей дожить твоему товарищу до зрелого возраста? Да-да, тому самому. С яблоком. И еще, прояви смекалку, не забывай о честности: допустимо ли арию, слуге Императора, эпатажно жрать яблоки, когда под боком у ария, слуги Императора, злокозненно строит злокозненности злокозненная харматанская армия? И самое важное: кто-нибудь слышал о «совести»?
Чихали, кашляли, грызли яблоки, обменивались слухами. Совесть? Нет, определенно не слышали.
Воистину. Граблями. По темечку. Каждому. И в лоб посохом.

0

6

Дворик был уже полон, когда туда пришла Сольвейг.  Не прошло и пяти минут. Поразительная синхронность, поразительная взаимовыручка, все пришли поддержать соученицу, - можно было подумать со стороны. Невероятный инстинкт стайности человекоподобных стервятников, понимала Сольвейг.  Для студентов Академии представилась  редкая возможность насладиться интересным зрелищем.  Интерес  состоял в наблюдении со стороны за одним из учеников, попавшим в переплет с деканом и самом Рейнеке. От предвкушения экзекуций  у зрителей разыгрывался аппетит. Многие пришли с яблоками. Печеными. Как бы намекая ученице-недоростку на то, что ее ждет.  Запах печеных яблок смешивался с тяжелым жарким воздухом. Дышать было трудно. Кто-то в задних рядах ожесточенно грыз фундук.
Рейнеке, видимо очень страдая от жары, стоял перед фонтаном и пытался остудить покрасневшую и воспаленную кожу, покрытую следами страшных ожогов.  Кожи-то там почти и не было, так, тонкая пленка из сплошных рубцов. Это было какое-то живое анатомическое пособие. Сольвейг не обошли слухи о том, что старый арий был покалечен в детстве собственной силой и с тех пор покрыт шрамами чуть ли не наполовину. Но то, что по вине жары она увидела, заставило содрогнуться и отвести взгляд. После такого не выживают. Рагнат, как есть Рагнат. В глубине души Сольвейг понимала, что винить Рейнеке за расстегнутый ворот рубашки нельзя. Это попросту негуманно. Сольвейг пыталась быть гуманной и не смотреть. Но настроение, и без того испорченное ее перехватом на пути в библиотеку, окончательно приобрело насыщенный  пессимистический окрас.
-Вот ты, черненькая…
Сольвейг подняла голову, стараясь невозмутимо смотреть арию в глаза и ни дюймом ниже.
-Сольвейг, если не ошибаюсь?
Сольвейг кивнула.
- Посмотри на своего соседа. Да-да, того самого… с яблочком.
Она посмотрела направо. Рядом стоял Адам Гри, арий огня и коренастый бугай, вечно подтрунивающий над возрастом Сольвейг. «Сиротка, не по месту назначения с тобой корзинку принесли, это не приют и не богадельня». Он смачно ел печеное яблоко в окружении товарищей, следующих его примеру. В другой руке у него было припасено еще два печеных лакомства. Надеялся на то, что представление будет долгим, потому и запасся. А чтобы не упустить самого интересного – подобрался со своей стаей ближе к Сольвейг.
- Кстати, о яблочке. Вкусненько? Отличненько, приятного аппетитика.
Бугай замялся. Не понял иронии Рейнеке. Дернул курчавой бычьей головой куда-то вверх и в сторону. Очевидно, этот жест выражал согласие с арием в пожелании ему приятного аппетита.
- Что ж, Сольвейг, ответь мне со всей доступной честностью, не бойся проявить фантазию – существует ли мизерная… мизернейшая из мизернейших вероятностей дожить твоему товарищу до зрелого возраста? Да-да, тому самому. С яблоком. И еще, прояви смекалку, не забывай о честности: допустимо ли арию, слуге Императора, эпатажно жрать яблоки, когда под боком у ария, слуги Императора, злокозненно строит злокозненности злокозненная харматанская армия? И самое важное: кто-нибудь слышал о «совести»?
Рейнеке ждал от Сольвейг чего-то несомненно правильного, патриотичного, что свидетельствовало бы о ее радении в учебе и почитании укладов Академии. Трудно было думать об академических идеалах и Родине, глядя на ухмыляющуюся рожу соседа, всю испачканную в яблочной мякоти.
-Безусловно, -Сольвейг сосредоточенно нахмурила брови, пытаясь придать своим словам максимально возможную серьезность. –Вероятность дожить до зрелого возраста есть у каждого. И вероятность этого зависит от многих вещей. От образа и места жизни, от рода деятельности. От поступков, даже самых незначительных.  Все имеет значение. Сольвейг с трудом скрывала улыбку, глядя на догладывающего огрызок Адама.- И вкусы тоже.
Сольвейг не заметила, как сделала шаг вперед, чуть выбившись из ряда учеников.
-Допустимо ли арию…эм… есть яблоки при наличии угрозы? Нет, мэтр. Это чревато несвоевременной смертью.
По рядам учеников пронеслось недовольное сопение.
-Конечно, когда речь идет о прямой угрозе.- уточнила Сольвейг.- Если угроза косвенная, то несвоевременная смерть может произойти разве что от несварения. Она опять посмотрела на закипающего Адама, который проявив чудеса смекалки понял, что сейчас речь шла о нем.- В любом случае, арий должен думать прежде всего об угрозе и о возможности ее нейрализации. Личная безопасность –удел простых ревалонцев, безопасность Родины – долг ариев.- Сурово подытожила Сольвейг.  Физиономия Адама с налитыми кровью глазами  и раздувающимися ноздрями раззадорила ее настолько, что она не в силах удержаться продолжила.
- О совести же, мэтр, слышали все. Но и о боге тоже слышали. Верят в него не все и по заповедям его не все живут. А если верят, то не всегда в одного и того же.
Сольвейг довольно выдохнула.

+1

7

Жизнь – творчество коллективное: не угадаешь, кто и когда помочится в твою палитру.
После всякого визита в Академию Асвальд Рейнеке все тверже убеждался в мысли – да, прав был старый дварф Юрген: хороший ученик не просто на вес золота, хороший ученик прежде всего обязан быть самородком, в противном случае его бессмысленно даже пилить. В атриуме становилось душно, духота сочилась сквозь поры, мокрой пеленой оседала на лицах и руках. Глядя на подрастающее поколение – его, Рейнеке, смену – Лис думал о том, что полтора века назад, во времена пышноцвета здорового педагогического садизма, студентов готовили не в пример лучше – не в пример уже потому, что нынешним не находилось сравнения. С бездарями как с покойниками: не будешь тыкать – не засмердит.
Бездари. Все. Поголовно. Кроме одной.
Сольвейг Рейн смотрела прямо в глаза и в ее взгляде читалось решительное злое превосходство, свойственное тем, кто давно понял: лучшая защита тыла – это спина, прижатая к стене. Когда отступать некуда, приходится защищаться. Или атаковать.
- Браво! – зааплодировал Рейнеке. – Превосходный ответ, Сольвейг, превосходный. С одной поправкой: разница между верой в Бога и совестью в том, что еще никто не догадался возвести храм совести. Не окупится.
Подойди, пожалуйста, сюда, девочка. Сейчас мы с тобой кое-что продемонстрируем.

Медлила. Помимо решимости в глазах молодой арийки читалось и что-то другое, что-то, что заставляло неприятный тяжелый холодок разлиться по телу, и от чего Рейнеке невольно скалился. Именно таким взглядом провожают калек, сирых с убогими, таким взглядом смотрят на трехлапых собак, прокаженных и сифилитиков – вроде бы мерзко, отвернуться хочется, а как ни крути - завораживает. Чужое уродство, рядом с ним внутренние пороки – свои собственные – уже не выглядят настолько смертельными.
- Иди-иди, - настойчивее поманил Рейнеке. - Становись рядом. Будь любезна, докажи нашему общему товарищу, насколько фортуна изменчива и насколько косвенная угроза несварения чревата прямой угрозой пищеварению… А также как и каким образом дурные вкусы могут сказаться на сроке служения Родине.
«Атакуй, - мысленно добавил Лис Императора. – К слову, должна была выучить – у рагнатов кожа гладкая, бледная…».
Рейнеке не подслушивал мыслей девочки, девочка чересчур громко думала.

0

8

Ответ Сольвейг пришелся по душе магу. Что ж. Уже достижение. И все же приятно, конечно приятно. Ее улыбка была достаточно сдержанной, чтобы быть вежливым проявлением признательности по случаю похвалы.
- Подойди, пожалуйста, сюда, девочка. Сейчас мы с тобой кое-что продемонстрируем.
Улыбка примерзла к лицу. «Вооот. Вот сейчас начнется драма, без нее никак»,- подумала Сольвейг. Не зря же зрителей собрали.
- Иди-иди, - настойчивее поманил Рейнеке. - Становись рядом. Будь любезна, докажи нашему общему товарищу, насколько фортуна изменчива и насколько косвенная угроза несварения чревата прямой угрозой пищеварению… А также как и каким образом дурные вкусы могут сказаться на сроке служения Родине.
Ученики поняли, что  Рейнеке задумал провести незапланированное практическое занятие и отошли от Адама Гри, образовав по обе стороны от него две просторные бреши.
Сольвейг подошла к Рейнеке и встала рядом.  В центре дворика, лишенном тени, солнце припекало невыносимо.
До Сольвейг донеся голос Рейнеке. «Атакуй».  Сольвейг удивилась и повернула к нему лицо. Он предлагал ей атаковать вот здесь, в этом тесном дворике? И кого, этого увальня, кипящего от злобы? А как же ученики? Их слишком много вокруг и они могут пострадать в этом показательном, но, вероятней всего, проигрышном для нее бое. Сольвейг хотела задать ему эти вопросы, но до того как они промелькнули в ее сознании, она поняла, что Рейнеке не раскрывал рта. Его слова прозвучали у нее в голове. Следовательно… Телепат!
« К слову, должна была выучить – у рагнатов кожа гладкая, бледная…».
Сольвейг поспешно подумала, -  « я выучила это еще в Школе Четырех Стихий, и хорошо помню, как они выгля…» И  залилась краской до кончиков ушей. Рагнат! Это же было прозвище, которым она про себя называла Рейнеке.  Почтенный мэтр и опасный маг всем своим существом ассоциировался у нее со страшным, как сто смертей, замогильным рагнатом. Рейнеке услышал эту кличку в ее мозгу, так что же он мог услышать еще?! «О, боже. Да он верно и сейчас все слышит!» Сольвейг забыла даже о том, что в этот момент на ней были сосредоточены взгляды всей школы. Декан факультета Огня смотрел на них бараньими глазами, с опасением ожидая чего угодно от Рейнеке, ученики хихикали, видя как замешкалась Сольвейг, вероятно слишком напуганная возможностью противостояния такому сильному арию, как Адам Гри. Тот всучил недоеденные яблоки своему товарищу, от избытка раздражения случайно раздавив их о его мантию, и, готовый к атаке, уже сжимал и разжимал здоровенные кулаки, перепачканные в сладостях. 
«Все это странно. Зачем атаковать перед всей школой? Зачем отдавать приказ мысленно? Чтобы никто не услышал, ведь это будет неожиданно, слишком неожиданно. Зачем забираться в мой мозг и давать об этом знать именно перед атакой? Зачем вылавливать из моего сознания то, что не предназначаясь для твоих ушей, станет самым постыдным для меня?!» Мысли лихорадочно спутались, прячась одна за другую и постепенно вытесняясь эмоциями.  Страшным стыдом и не менее страшным гневом. «Так кого же ты хочешь, чтобы я атаковала на самом деле?», - вдруг мелькнула в мозгу догадка. В разведенных руках уже кружился  вихрь. Сольвейг отошла от Рейнеке в сторону и, будто раздумывая, посмотрела на старого ария. «Ждет команды мага», – думали все. «Ведь вы этого добивались, мэтр?», - думала Сольвейг, не отрывая от Рейнеке взгляда. А в руках Адама между тем вспыхнул огонь.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-15 15:59:45)

+1

9

По правилам хорошего тона Рейнеке закрылся. Поставил ментальный блок. Низко, ой, низко – пусть невольно – выхватывать мысли из этой маленькой, детской головенки. Сколько ей лет? Тринадцать, четырнадцать? Ребенок. Дитя.
Он ее помнил.
«Два огромных карих глаза смотрели испугано.
- Не бойся, - говорил Рейнеке, присаживаясь напротив девочки. – С тобой не произошло ничего дурного. Ты, Сольвейг, - маг. Стихийный маг. Очевидно, - воздуха. Мы, маги, нас еще называют «арии» - не совсем обычные люди. Не лучше, не хуже, просто другие. С особыми… талантами. Не хочешь рассказать о своих талантах?
Два огромных карих глаза продолжали смотреть. Губы плотно сомкнуты.
- Ну ладно. Может, в другой раз. Не голодная? Сладкое любишь? У нас в Аверне…
И Рейнеке рассказал об Аверне. Рассказал о «Школе Четырех Стихий», «добрых, благородных Императорах»; о засахаренных фруктах, орешках и о том, как любит и ценит своих магов «большая, прекрасная страна».
Девочка не двигалась. Смотрела испугано, в карих бездонных глазах поистине не было дна. Было что-то другое. И это что-то хотело вырваться, хотело на свободу – то ли не умело, то ли не могло.
- А когда ты вырастишь, станешь сильной и могущественной, Император подарит тебе посох. Это мой. Хочешь посмотреть?
Не хотела.
Что-то в глубине бездонных карих глаз, казалось, само было не прочь испытать Рейнеке.
- Ну хорошо. А сейчас я покажу тебе, что тоже умею владеть стихией.
Стандартный трюк. «Маленькое солнце. Больше, чем солнце». На кончике указательного пальца вспыхнул огненный шар. Шар рос. Рос и рос, а потом бездонные карие глаза перестали быть бездонными. Стихия ударила стихию. Вырвалось…
Рейнеке одернул руку.
- Нет, не больно, Сольвейг. Должен сказать: ты – очень талантливая».

Выросла.
Рейнеке ждал.
Студенты нетерпеливо ерзали.
Рейнеке смотрел, Рейнеке догадывался.
В руках жирного оболтуса (не будь арии-люди стерильны – решил бы, уж не деканский ли подрастает наследничек) бледно мутнело жалкое рыжее пламешко.
- Давайте, господа, действуйте.
Больше он не сказал ничего. Взгляд. Бездонные глаза, карие, очень знакомые.

0

10

То, что пару минут назад было для Сольвейг таким важным, то чего она опасалась – старательно избегаемая, но все же произошедшая встреча с Рейнеке, демонстрация навыков перед всей академией и, наконец, противостояние Адаму Гри, который превосходил ее возрастом, силой и свирепостью, - все это  казалось ей мелким и незначительным. У всех на глазах и сокрыто от каждого произошло то, что действительно было ужасным. И ужасней, как ей тогда казалось в тот момент, не могло быть ничего.
- Давайте, господа, действуйте.
Едва Рейнеке произнес эти слова, Адам выбросил вперед руку, метнув в голову Сольвейг огненную струю. Сольвейг слышала голос мага. Холодный и жесткий. На это раз –настоящий. И это почему-то  привело мысли в некоторую ясность. Она повернулась к Адаму и увидела летящее в лицо пламя. Времени думать больше не было. Выпустив рвавшийся из рук вихрь, она отразила угрозу противника. «Зря», - подумала Сольвейг секундой позже. Вихрь, столкнувшись с направленным огнем, не погасил его, а разметал пламенными брызгами по всему атриуму. Среди учеников началась паника. Обожгло многих. У кого-то зажглась мантия, у кого-то - волосы, а кто-то кричал от боли, схватившись руками за лицо.
« Так вот что имел в виду Рейнеке, говоря о защите Империи, о  службе в армии… Он решил преподать нам урок военного искусства. Показать войну во всей красе».
Лицо декана приобрело цвет спелого шампиньона. Растерянно таращась и автоматически прихлопывая рукой дымящийся рукав, он молчал, раскрыв рот. Челюсть решительно подергивалось. На слова решительности не хватало. Было видно, что он негодует по поводу происходящего, но и боится осуждать Рейнеке.
Часть учеников устремилась из дворика, но обнаружила, что двери закрыты. Другая часть  устремилась на Сольвейг - взглядами, и готовилась применить стихию в ответ. То тут, то там вспыхивал огонь, шуршал зарождавшийся вихрь или похрустывала земля. В тот момент почему-то никто не думал о том, что обжег их вовсе не ветер. «Да, поразительная синхронность, поразительная взаимовыручка», - усмехнулась бы Сольвейг. Но было не до смеха. Адам, чувствуя поддержку собратьев,  прорычал:
- Сиротка оплошалась!
Сольвейг начала собирать ветер в кулак. Но у Адама в каждой руке уже было по два фаербола. Изгиб туловища свидетельствовал о том, что метнуть собирается по кривой. Сольвейг понимала, что, если она позволит этому случиться, жертв будет больше. «Малая боль уже лишила их логики. Еще один рикошет– и начнется побоище». Юная магичка закрыла глаза и растворила сгусток воздуха, слабо  синевший в руке. Лучше отступить. Быть посмешищем, слабачкой, но не причиной чьей-то травмы или смерти. И ненависти. «Но как же стыдно, а. Перед Рейнеке. За «Старого Рагната». И за неоправданные ожидания. За последнее, правда, больше».
Открыв глаза, Сольвейг увидела перед собой все того же Адама Гри, со все теми же фаерболами. Которых у его прибавилось по одному. Гри  и не думал отступать, следуя ее примеру. Он решил победить показательно.
«Нужно что-то делать. Я не могу применить силу здесь, не могу. Эх Рейнеке, тебе следовало напутствовать не мне, а Гри. Он-то хорошо понимает твои методы обучения. Он всегда готов сделать из человека барбекю, если ему скажут, что это тоже «урок». На досаду не было времени. Опять ни на что не было времени. Была стихия. Сольвейг, уже не знавшая что ей придумать, доверилась ей.
Плавно подняв левую руку с сомкнутыми в кольцо пальцами, она обозначила вокруг Адама цилиндр, заключив в него противника. Потом приложила к ней правую ладонь. И слегка приподняла. Усмешка исчезла с лица Адама,  он почуял неладное. Зашатался. Фаерболы потухли.
Нет. Сольвейг не выкачивала воздух. Она создала воздушную колбу, в которой  постепенно уменьшала давление.
Здоровяк упал на колени. Сначала его вырвало.  Потом из носа пошла кровь. И из ушей,  которые он судорожно сжимал руками. Когда он закричал, Сольвейг пришла в себя. Руки дрогнули и опустились.
В атриуме царила тишина, нарушаемая тихими стонами Адама Гри.
Кисло пахла яблочная жижа, жадно впитываемая потрескавшейся землей.
Никто не смеялся.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-16 17:48:57)

0

11

«Ну, все Рейнеке, прощайся с честью. Прощайся с карьерой. Прощайся с жизнью».
Многие из слуг Империи кончали с собой за меньшие, куда – курва мать! – меньшие прегрешения. Никакого несчастного случая. Приказ он отдал сам.
Подхваченное ветром пламя врезалось в толпу – десятки жалящих огненных игл. Погасил там, погасил тут. Буквально вытянул, словно занозу, пламенеющую нить из лица одного. Выживет. Даже шрамов не останется. Закричал второй. Не успевал. Ни хрена не успевал.
Паника.
Никто не помог. Никто не хотел помочь.
Больше не кричали. Не горели, не плавились. Утирали кулаками слезы из покрасневших глаз, из-под опаленных ресниц. Вот вам и боевое крещение.
Воздух против огня. Чуть не поубивали друг друга.
- Лекарей! – взвыл Рейнеке. – Лекарей! Немедленно!
Повторил мысленно. Услышат. Должны услышать.
Все кончилось.
Пот заливал глаза. Губы искусаны. Солоно. Сплюнул.
Из носа жирдяя густо текла кровь. Падала на землю, смешивалась с блевотиной.
Плохой урок. Несвоевременный. Рано им, балбесам да неучам, вот так лицом к лицу - со смертью. Настоящей смертью – той, от которой не спрячешься – догонит каждого. Той, с которой не шутят, потому что череп не смеется – скалится. Дураки, дурни. Дети. Что ж из вас вырастет? Вырастет ли? Хоть что-нибудь…
Ее он заметил на том же месте – у фонтана. Девчонка не двигалась. Двигался Рейнеке.
С силой, до боли схватил под локоть. Стиснул пальцы.
- Одно лишнее движение, - прошипел Рейнеке, - и я превращу твои мозги в кисель. ЛЕКАРЕЙ! ЛЕКАРЕЙ! Ты... - от ярости бледнел, не мог сдерживать.  – Ты пойдешь со мной. Прямо сейчас. Не оборачивайся, не смотри по сторонам. Просто иди со мной.
И Рейнеке пошел. В тишине, сопровождаемый испуганными, а где-то и довольными взглядами.
Тряс подбородками декан.
Брызги фонтана не могли догнать Лиса, слугу Императора, но спина была мокрой. Мокрыми были руки, липкими и холодными.

+1

12

Магичку пошатывало. Сложный трюк, разоруживший Адама, забрал много сил. Палящее солнце раскалило  ее черные волосы, а воздух, и без того жаркий, теперь был насквозь прожаренным и невыносимо сухим. Кружилась голова.
Сольвейг обессилено смотрела на последствия «атаки». На потерянного декана, на суматоху среди учеников, на Рейнеке. Слишком беспокойного Рейнеке.  Она окончательно пришла в себя, когда тот схватил ее за руку. Едва не вскрикнув от боли, Сольвейг увидела прямо перед собой бледное от ярости лицо мага.
- Одно лишнее движение,- прошипел Рейнеке, - и я превращу твои мозги в кисель.
Высказанная угроза казалась более реальной, чем светившее над ней солнце. Маг просто полыхал злобой. Рейнеке уже не походил на рагната. Он походил на самого дьявола. У Сольвейг все сжалось внутри: только бы не услышал этой мысли. Только бы. Вряд ли бы он услышал. Страх выплеснул в ее сознание лишь образ, определений для которого оно не могло найти, да и не пыталось.
Рейнеке вновь принялся звать лекарей, а потом обратился к ней с таким видом, будто готов был ее убить прямо сейчас. Подкосились ноги.
– Ты пойдешь со мной. Прямо сейчас. Не оборачивайся, не смотри по сторонам. Просто иди со мной.
Рейнеке пошел прочь из атриума, волоча за руку Сольвейг. Ноги были ватными, да и лица она не чувствовала. Только поймав на себе насмешливые взгляды, поняла, что у нее дрожат губы. Прикрыла рукой рефлекторно. Рука не слушалась, сползла на грудь а потом и вовсе упала, повисла, болтаясь как у куклы. Сольвейг и чувствовала себя как кукла. Из соломы. Которую вот-вот привяжут к столбу и сожгут во славу языческой весны, во славу пляшущей вокруг костра детворы, подвыпившего по случаю люда,  яблок, которые запекут тут же, на палочках. А потом польют липовым медом, посыплют маком. И съедят. Не ее, яблоки съедят. От страха мысли пошли плясать мазурку. Отчаянно Сольвейг пыталась найти объяснение происходящему. Всегда ожидаемая, но, тем не менее, шокирующая злоба Рейнеке обязывала.
Сольвейг было жаль пострадавших при ее схватке с Гри. Но ведь дворик был слишком маленький. Людей было слишком много. Соперник был силен и глуп. А ей приказали атаковать. Но первым атаковал Гри. А она вынуждена была защищаться. Все произошло слишком быстро. Слишком. Понимал ли это Рейнеке? Понимал наверняка. Сольвейг была в этом уверена. Что пугало еще сильнее.
А Рейнеке тащил ее за собой, так крепко ухватив за руку, что Сольвейг казалось: оторвет, едва они  скроются от провожавших их взглядов. И голову тоже оторвет.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-17 17:45:10)

0

13

Коридор встретил прохладой. Облегчения не было.
Костяшки побелели, хватки он не ослабил. Не думал ни о чем. Механизмы, рефлексы, мускулы; кости, нервы, выживание.
Пнул дверь первого попавшегося кабинета. Толкнул в спину девчонку. Никаких угрызений совести.
А еще там было окно. Большое окно. В пол. Окно выходило в атриум. И Рейнеке смотрел. Смотрел на суетящихся лекарей, следил за деканскими подбородками, студентами, фонтаном и брызгами. Дышал тяжело и часто.
Неправильно. Неверно. Глупости. Превышены полномочия.
- О чем ты думала? О чем ты только думала? – фонтан, брызги, суетливые лекари. – Отомстить хотела что ли?
Выдержал паузу.
- Как ты могла додуматься, в свое время  я тоже не был душой компании. Меня задирали, не любили, некоторые – ненавидели. Сирота, урод – да еще немощный, весело? Невесело. Мне вот тоже было невесело. Никому не было. Временами меня тянуло убить… убить их всех. Разом. Одним движением. Самое страшное – я мог, хватало способностей. Я терпел, выживал, приспосабливался. Понимал – когда-нибудь эти люди, идиоты да сволочи, могут оказаться единственными, кто встанет между мной и харматанской армией. Единственными, кто вытащит меня на своем горбу из пекла – настоящего пекла – вытащит не по доброте, не потому, что нравится, не из альтруизма, а потому что все мы – арии. Обязаны взаимодействовать, дорожить друг другом и друг друга поддерживать. Это понимали и они, сволочи с идиотами. Задирать задирали, но никогда не доходило до… насилия.
Что же ты наделала? Вот что ты наделала?

Рейнеке обернулся. Ни укора, ни жалости, ни ненависти – ничего, ничегошеньки в глазах не было.
Суетились лекари, фонтан плевался брызгами. Какое ж оно все чертовски далекое.

0

14

«Дьявольский стервятник…». Рука Рейнеке отцепилась от нее только для того, чтобы толчком в спину сопроводить ее в один из многочисленных кабинетов.  Небольшой, прохладный зал, который Сольвейг в другое время сочла бы довольно уютным, казался сейчас слишком тесным. По ту сторону большого окна был атриум с учениками, деканом, лекарями, по эту – взбешенный арий. За спиной – дверь.
- О чем ты думала? О чем ты только думала?
Сольвейг не поднимала глаз.
- Отомстить хотела что ли?
Правая бровь девочки едва заметно дернулась вверх. Рейнеке видел, как к ней относились другие ученики. Они были старше, сильней. И арий наверняка уже не раз пожалел о том, что поместил ее в этот инкубатор «слуг империи». Наверняка, считал ее  слабой. Слишком слабой для того, чтобы не идти на поводу своих эгоистичных побуждений. Таких как месть.
Сольвейг не отвечала.
Рейнеке заговорил вновь.
- Как ты могла додуматься, в свое время  я тоже не был душой компании. Меня задирали, не любили, некоторые – ненавидели.
«Ну еще бы»
-Сирота, урод – да еще немощный, весело? Невесело. Мне вот тоже было невесело. Никому не было. Временами меня тянуло убить… убить их всех. Разом. Одним движением. Самое страшное – я мог, хватало способностей.
Сольвейг подняла глаза. Слова ария ее поразили. Она ожидала чего угодно, но чтобы  сам Асвальд Рейнеке изливал душу ей, малолетней ученице академии, которая к тому же создала столько проблем? Сольвейг внимательно слушала. А он продолжал рассказывать о годах в академии, о несправедливости, которой подвергался из за своей внешности. Живое воображение Сольвейг рисовало маленького Асвальда. Сколько было ему тогда? Шесть-семь? Когда он заполучил свои шрамы, обгорев до полутрупа. Прошло более полутора веков с тех пор, а они такие же страшные. Хотя, нет. Тогда были ужаснее, определенно. Бедный ребенок. А ведь и впрямь ему приходилось тяжело. Куда тяжелей, чем ей. Сольвейг показалось, что она начала понимать, отчего Рейнеке всегда зол как черт. Последнюю мысль она попыталась опасливо запрятать. Отвела взгляд. Сырая прохлада каменного помещения постепенно насыщала свежестью разгоряченную кожу. Доверительность, с которой Рейнеке рассказывал о себе, действовала успокаивающе.
- …это понимали и они, сволочи с идиотами. Задирать задирали, но никогда не доходило до… насилия. Что же ты наделала? Вот что ты наделала?
Ученица резко посмотрела Рейнеке в глаза. В чем он пытается ее обвинить? Глаза старого ария были пусты. Хотя нет, они скорее напоминали зеленую сталь. От взгляда в эти глаза Сольвейг стало не по себе. То, что до этого показалось открытостью, таковой явно не являлось. Это было неким… суррогатом доверительности. Искусственным субстратом, призванным заменить натуральную почву. « Что он хочет из меня «вырастить»?»
Очень тихо Сольвейг ответила:
-Я выполняла приказ. Ваш приказ, мэтр.

+1

15

- Три с половиной, - сухо бросил Рейнеке. – Может, больше. Может, меньше. Не помню. Уточнять потом было не у кого.
Осклабился.
- Говорил, по-моему. Ты слишком громко думаешь.
Разведка научила многому, в первую очередь – лицемерию. Манерный, велеречивый, услужливый, вежливый, настойчивый, уступчивый, отзывчивый, жесткий, сухой, черствый; не знающий ни пощады, ни жалости – всем этим, иногда вместе и сразу, всем этим был Рейнеке, так думал, говорил, чувствовал; - всем этим был Рейнеке, во всем этом  не было ничего от Асвальда. Многие полагали Рейнеке одним из богатейших людей Империи, меж тем у него не было даже фамилии.
«Зато есть голова на плечах. Не в пример тебе, девочка».
- Мой приказ, получается? Нет, не получается. Уж больно свободная интерпретация.
Широкий диапазон действия.
С характерным авторским почерком.
- Нет, милочка, не верю. Вторая попытка? Будь убедительна. Между прочим, сейчас решается твоя судьба… перспективы дальнейшего обучения. Знаешь, что бывает с опасными, непредсказуемыми магами? А ничего, поверь, хорошего.
Ни «бывает». Ни с магами.

+1

16

Рейнеке опять услышал ее мысли.
«Зачем?! Зачем ты опять выхватываешь их?»
Рейнеке видел ее негодование и осклабился, судя по всему очень довольный собой.
Волна гнева и неприязни снова нахлынула на Сольвейг. Куда сильней, чем до этого, в атриуме. Молчать Сольвейг больше не могла.
-Мэтр, я… стараюсь в учебе. Сами видите. Делаю все, чтобы оправдать оказанную моим способностям честь пребывания в академии. Вижу, как вы контролируете процесс моего обучения. Очень внимательно контролируете…
Ученица  сощурилась, посмотрев на Рейнеке, будто пыталась защититься от стальных осколков его холодного взгляда.
- Но то, что вы делаете, это… Это неправильно! Вы… вы делаете это постоянно!
Она  говорила быстро, отрывисто, боясь своих слов, но в то же время не в силах их сдерживать.
-Я чувствую ваше сознание в своем мозгу, каждый раз, когда встречаю вас. Поверьте, это очень, очень неприятно. Я не могу спрятать от вас мысли, не могу спокойно думать ни о чем. Ведь вы здесь, в моей голове!
Сольвейг приложила напряженный палец к своему виску.
-Вы вытащили из нее те слова, про раг..  рагната. Вы услышали их. Вы также должны были услышать, что мне было стыдно. Безумно стыдно,- румянец слабо полыхнул на щеках.- Но какое это для вас имеет значение? Если бы вы слушали мысли других учеников, вы бы услышали в свой адрес определения куда более грубые. Но сочли необходимым оповестить о своей осведомленности именно меня. И именно перед тем, как приказали атаковать. Вы знали, что это… Испугает и взбесит. Настолько, что я не заметила даже, как сформировала вихрь в своих руках. Это было почти рефлекторно.  Я думала, что указав мне на мои слова мысленно и приказав атаковать,  это вы собирались на меня нападать. Вся академия наслышана о ваших учительских методах.
Переведя дух, Сольвейг посмотрела из окна зала. Декан склонился над одним из раненых, стремительно меняясь в лице.
Сольвейг вновь обратилась к Рейнеке. На этот раз ее голос звучал тверже:
-Вы собрали учеников в этом дворике. Вы видели атаку Адама Гри. Вы знали, что он начнет первым. Без команды, без предупреждения. Я была вынуждена защищаться!
С беспокойством и сожалением опять взглянула Сольвейг на пустеющий атриум. Ученики разошлись, раненых уносили.
- Двор был тесным, атака неожиданной, учеников было много, да все почти пришли! От того и пострадали многие. Что до мести… После первой атаки вы видели, я собиралась завершить бой, Адам –нет.  Мне пришлось что-то сделать, чтобы остановить его. Он ведь не видел вокруг себя людей. И я…
Тут Сольвейг на мгновение умолкла в нерешительности. Она не знала как объяснить то, что произошло. И почему. Она посмотрела в лицо Рейнеке открыто и растерянно.
-Я просто хотела остановить его, мэтр. Не убивать, не калечить.  Но сделать этого не могла – огненные шары разметало бы ветром по периметру. По ученикам. Я просто… просто доверилась стихии.  Поверила, что смогу остановить его не призывая вихря. А просто… изолировать от остальных. И устранить. Как угрозу. И мне это удалось. Я не сделала ему вреда из мести. Никому из них. Вы знаете, мэтр. Вы все знаете.
Больше добавить было нечего. Мыслей скрыть она больше не пыталась. Она их высказала, все.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-20 20:05:21)

0

17

- Я? Контролирую процесс твоего обучения? Очень внимательно контролирую? – Рейнеке уселся на край ближайшего стола, скрестил руки на груди. Защищался? Нет, просто скрестил руки на груди. – Не льсти себе, девочка. До сегодняшнего утра я даже не помнил о твоем существовании. Молодости свойственно переоценивать собственную значимость.
И, поверь мне, в твое суверенное пространство я не вторгался. Ты когда-нибудь была на пасеке? Слышала такой громкий, настойчивый, пренеприятнеший гул? Твои мысли такие же. Я не могу их не слышать потому, что не могу. Потому что это противно моей природе. Думай тише – получишь меньше комментариев. И меньше выговоров.

Рейнеке слушал.
Рейнеке выслушал.
- Знаешь, мне нечего тебе сказать. Действительно нечего. Кто не видит собственных ошибок, на чужих никогда не научится. Оправдания, обвинения, опять оправдания. «На все воля стихии» - как-то натянуто, разит банальностью. А я не люблю банальности. Не люблю оправдания, не терплю обвинения. Ты крайне эгоистична, девочка. Эгоистична и самоуверенна.
Неужели ты думаешь, я бы позволил этому Адаму напасть на тебя? Неужели ты действительно считаешь меня настолько недальновидным и… немощным?

Лекари во дворе перестали суетиться. Перестал ненавидеть и Рейнеке. Дышал. Медленно, не глубоко, не размеренно.

0

18

-До сегодняшнего утра я даже не помнил о твоем существовании. Молодости свойственно переоценивать собственную значимость.
Иного ответа и быть не могло. Сольвейг не стала спорить. Ей было все равно, какое мнение относительно ее измышлений высказывал  Рейнеке.  Потому, что это были слова. А он располагал ее мыслями. Не слишком равноправный получался диалог. Да и диалог ли? Скорее монолог человека, читающего книгу. А книгу не спрашивали ни о чем.
Вот сейчас он рассказывает ей о гуле мыслей. Невыносимом гуле. Вот можно ли этому верить? Если бы Рейнеке мог слышать мысли каждого независимо от своего желания, он бы уже давно свихнулся. Хотя, кто знает, может так оно и есть. Сольвейг старательно вычищала идущие на ум мысли о старом выжившем из ума арии. Те уходить не хотели,  ободряли. Как назло.
-Неужели ты думаешь, я бы позволил этому Адаму напасть на тебя? Неужели ты действительно считаешь меня настолько недальновидным и… немощным?
Точное попадание в ее мысли заставило легонько закусить губу. Сольвейг была уверена, не лезь он в ее голову, диалог был бы монологом классическим. С нравоучительными речами мага и упорным молчанием ученицы. Которое тот вполне успешно счел бы знаком раскаяния. Пожурил бы, самоутвердился в своем авторитете  и отпустил бы с миром. Но не тут то было. Сольвейг пришлось отвечать.
-Я никогда не испытывала сомнений в ваших способностях. Напортив, это всегда внушало к вам уважение. И недальновидным не считаю. Но в тот момент, когда Адам запустил в меня огненный сноп, у меня не было времени думать. Я защищалась. Вы хотели атаки, вы ее ждали.  Не защищаться в тот момент, значило доверить свою жизнь вам,- Сольвейг набрала в легкие воздух и выдохнула, не решившись начать новое предложение. Ведь скажи она то, что собиралась, это могло бы оскорбить мага, только подтвердив его слова о недальновидности и немощности. Но молчать было бессмысленно. Он и так уже все понял, и без телепатии.
- Я не смогла доверять вам, мэтр. Извините, за грубость.Трудно доверять тому, от кого не можешь спрятаться. Даже в собственных мыслях. Это делает слабым, - "это пугает".А мыслить "тихо" я не умею. Мысли, они просто... есть.
На самом деле Сольвейг не доверяла никому. Однажды вырвав свою жизнь из когтей айзюнов, она твердо уверовала, что надеяться можно  было только на себя. А доверие – губит. Оно сгубило малыша Йонни. А ведь он верил, что она ему всегда поможет. Сильная старшая сестра. Глупая самоуверенная девчонка. Которая привела его в лапы смерти потому, что он доверял. Прав был Рейнеке, чертовски прав. А ведь он тоже доверял ей. Там, в атриуме, он верил в ее... доверие. А она и его подвела. Из за нее опять пострадали люди.
Сольвейг вдруг сделалось холодно от этих мыслей. Животворящая прохлада каменного зала показалась ей могильным холодом. Памятью о ней тех, в чьей смерти или увечьях она была виновата. Неоправданным доверием.

+1

19

- Милая моя, ты впрямь ничего не понимаешь? Серьезно, не понимаешь? Тогда я объясню…
Что такое «долг», что такое «обязанность» Рейнеке понял рано, много раньше других. И никогда не испытывал благодарности.
По статистике из десяти обугленных полутрупов не выживает ни один. У Рейнеке, вернее у «того из Андора» шансов не было. Зато на «того из Андора» были виды. У кого точно Рейнеке не помнил. У ариев – этого достаточно. Первые полтора года новой жизни Рейнеке вспоминал нечасто, следовало бы забыть с концами, почему-то не получалось. Прекрасная память – еще одно полезное врожденное качество. Первые полтора года новой жизни Рейнеке вспоминал как неподражаемый аттракцион боли, боли и вполне безвредного «здорового» унижения того сорта, который, мол, характер закаляет…
- Но сперва покажу.
Процесс регенерации затянулся. Ткани, выжженные до кости, и сами кости восстанавливаться не хотели, сопротивлялись что ли – и медицине, и магии. Что скрывалось за «келоидными рубцами», формирования которых так стремились не допустить доктора, «тот из Андора» не знал. Да по сути ему было без разницы. Больше всего хотелось спать. Еще хотелось тишины.
- Знаешь, - время от времени слышал Рейнеке. – Если из тебя не выйдет ничего путного, даже повторная продажа тебя в рабство не окупит тех затрат, что мы вложили в твое лечение. Уникальные способности, значит? Ну-ну, посмотрим.
Смотрели часто. Тестировали. Тот факт, что арий – по сути такой же инструмент, как, скажем, кирка – только куда более редкий, а потому ценный в любом, пусть в искареженном виде – Асвальд по прозвищу Рейнеке понял с первых минут пребывания в Школе. С тех самых, как пришел в сознание. На ремонт не скупились. Что правда, то правда. По счастью, усилия принесли плоды. И никого не пришлось продавать в харматанское рабство. Повторное.
А ведь могли продать. Действительно могли. И убить могли. Потому что арий – это инструмент. Потому что арий – это оружие. У всего есть свой срок годности. Вот только определенного срока службы не было.
Все это видела и слышала Сольвейг. Рейнеке надеялся.
- Мысли, они просто… есть, - повторил Рейнеке. – Но никакой свободы, моя милая, тем более свободы выбора у тебя нет и не было. Не стало с момента, когда в тебе пробудились способности ария. Тоже в некотором роде, не отрицаю, уникальные. И никакой «своей жизни» у тебя, Сольвейг, нет. У тебя есть долг и обязанности перед Императором. Перед Империей. Прикажет Империя биться головой об стену – будешь биться. Прикажет прыгать с обрыва – прыгнешь. Ты, моя милая, - инструмент. Ты, моя милая, - оружие. Не рука, сжимающая клинок, а лезвие. И если ты не доверяешь ладони, тебя сжимающей, тебя просто ломают. И выбрасывают. Так понятнее? Мы, арии, обязаны доверять друг другу. Потому что больше нам доверять некому. Потому что если мы не будем доверять друг другу нас с тобой сломают и выбросят.
Наверное, моим словам не хватает претенциозности… наверное, моим словам не хватает патриотичности. В следующий раз исправлюсь. Вспомню о велеречивости. А сегодня, Сольвейг, девочка моя, я говорю очень и очень искренне.

Очень и очень искренне.

+1

20

В сознание Сольвейг хлынул поток образов. Будто переместившись через магический портал, она оказалась в далеком прошлом. И лишь голос Рейнеке в ее голове, да то, как одна картина перетекала в другую, убеждали ее в том, что это не она попала в прошлое, а прошлое открылось ей. Прошлое Асвальда Рейнеке.
Маленькое погуобуленное тело. Ребенок. Мертвый… Дышит? Лучше бы она этого не слышала. Она даже не знала, хорошо ли то, что он все еще дышит. На стоны не было сил. Только тихий хрип.  Это было долго, так долго. Вокруг него суетились лекари, арии, вытаскивали на этот свет. Заставляли. Хотел ли он жить? Он хотел спать. «Нельзя спать! Нельзя!!», - отчаянно думала Сольвейг. Трудно было сохранять чувство реальности, ведь все было таким живым. Перед ней умирал ребенок. На смену этому видению пришло другое. Асвальд лежал в больничной кровати, весь в повязках.  Глаза равнодушно смотрели. Смотрели! Сольвейг с облегчением выдохнула « Живой. Не заснул». Ребенок напомнил ей маленького брата. Когда он болел, Сольвейг всегда сидела рядом. Понимала, что Йонни скучно от того, что он лежит в кровати и не может с ней поиграть. Она тогда рассказывала ему всякие интересные истории. Рассказывала, что они будут делать, когда поправятся. Пойдут в лес, заглянут в старое дупло на опушке. А брат обязательно покатает на пегой лошадке. Сольвейг вспомнила, как однажды наловила ему светлячков, посадила в коробку, а те выбрались оттуда  ночью и разлетелись по комнате. Йонни был в восторге.
А у маленького Асвальда не было сестры. У него не было никого. Он всегда был один. Никто не занимал его беседами и играми, когда он долгие месяцы лежал борясь с болью. Да, Рейнеке тоже был ребенком. Нужным как вещь, но не как сын или брат. Они еще грозили продать его в рабство повторно. Глаза ребенка не выражали страха. Он просто смотрел. И слушал. «Нелюди». Сольвейг тихо всхлипнула. А потом были нескончаемые тесты, испытания. Чужие люди и одиночество. Постоянным спутником Асвальда была лишь боль, много боли, на которую всем было плевать. Кроме него самого. И Сольвейг. Которая смотрела на то, что когда-то произошло без ее участия, на что она не могла повлиять. Но как же хотелось!
Слова Рейнеке эхом доносились в ее голове.
- Ты, моя милая, - инструмент. Ты, моя милая, - оружие. Не рука, сжимающая клинок, а лезвие. И если ты не доверяешь ладони, тебя сжимающей, тебя просто ломают. И выбрасывают.
Инструменты. Мы просто оружие. Вещи. Но как же? Как же так? Мы же люди. Тоже люди. Не хуже, не лучше. Рейнеке сам говорил: другие.
А как же он сам? Он ведь такой сильный, такой старый. Он многое видел. Многое мог изменить. Стало быть, не в силах? Если уж он считает это нормальным, то так и есть. Или же старый хитрый арий просто нашел свое место под этим солнцем.  Но ведь несправедливо. Как же несправедливо было то, через что прошел Рейнеке. Он не мог забыть. И не забыл.
В ее голове звучали слова мага, и это были не просто слова. Но на этот раз Сольвейг видела правду. Она видела Рейнеке. Настоящим.  И это было искренне.
Образы прошлого постепенно таяли, открывая настоящее. Комнату, Рейнеке со скрещенным на груди руками, опустевший  атриум.
-Я поняла вас, мэтр.- Сольвейг попыталась говорить спокойно, но голос дрожал. Она пристально смотрела в лицо Рейнеке. Поймав себя на этом, поспешно отвела взгляд. Уже не пыталась скрывать от мага мыслей. Все равно ведь не получалось. Да и незачем было. Только вот жалость хотелось скрыть. Жалость к маленькому искалеченному Асвльду, который жил где-то в глубинах древней памяти мага. Не из обиды скрыть, не из ненависти. Из уважения к проявленной искренности. Уникальной.

+1


Вы здесь » Ревалон: Башня Смерти » Архив завершенных эпизодов » А был я в школе герой...


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно