Ревалон: Башня Смерти

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Inter arma silent leges

Сообщений 1 страница 20 из 87

1

Время: 13 -... апреля 1657 года
Место: замок Императора, Аверна
Участники: Асвальд Рейнеке, Сольвейг Рейн, Алиссен, Инесса Коннейр, Мэлис...
События:
    Харматанскую магичку, захваченную на поле боя и этапированную в Аверну, сперва решено было повесить. Хладнокровно и, надо признать, весьма опрометчиво. Прогнозируемая помощь пришла в общем-то прогнозируемо – за магичку заступился Рейнеке, признавший в пленнице одну свою старую знакомую, а, стал-быть, перебежчицу. Допустить распространения слухов нельзя. Категорически. Арий-ренегат? Такого понятия не существует. Не может существовать.
    Кроме того (и это главное), женщина является источником бесценной информации, которой, хвати ей ума, магичка просто обязана поделиться с ревалонскими власть имущими. Однако делиться бесценной информацией «Чара» почему-то не спешит. То ли не хватает ума, то ли – информации. И все-таки разведка решает действовать. Допрос будет долгим, не без привлечения в процесс сторонних влиятелей – так вовремя заглянувшей во дворец архонтки по имени Алиссен, тоже старой знакомой Рейнеке. А дабы никого не обвинили в сокрытии и искажении полученных сведений поучаствовать в допросе приглашается любого из ближнего круга Императора Клемента III, либо Императрицы Летиции.

0

2

Дворец Императора

«Отменили народную гулянку? Да, пожалуйста! Зачем? А мне что, есть разница?» Устраивать праздники на пустом месте – эту свою способность Алиссен считала одной из самых счастливых. Ну, каким вообще ветром могло занести архонта и велеградскую проходимку во дворец самого Императора? Однако, сия личность сейчас находилась именно там, удобно развалившись в полукресле в одном из бесчисленных проходных залов, ведущих «откуда-то» и «куда-то». Остальные участники уличного приключения рассосались по велению власть держащих и по логике, что все должны быть на своем месте: придворные дамы – при дворе, а княжны – под присмотром заботливых родителей. «Вот только я что здесь делаю?», - пресытившись рассматриванием интерьеров и просто устав физически, Алиссен положила руку на подлокотник и заснула.

0

3

Замок Императора

За ошибки отцов расплачиваться сыновьям.
На ариях, людях-ариях, природа отыгралась сполна. Не имея возможности передать sentiment de culpabilite*, как, впрочем, и груз ответственности потомкам, со своими грехами Асвальд Рейнеке вынужден был бороться сам – в индивидуальном, так сказать, порядке. Привычка побеждать срослась с костями, жилами, нервами. Победа – она сладкая. Любая. Честная, нечестная. Главное – абсолютная. Пусть грязная, пусть на крови замешена; пусть – на своей собственной. Не имело значения. Никогда не имело значения. Сегодня он тоже будет побеждать.
Харматанскую магичку Рейнеке узнал сразу. Со спутанными волосами, связанными руками, запыленную; с покраснелым от огня лицом (шрамов не останется, подумал Рейнеке, все равно морщился), по сути она не изменилась. Вытянулась разве что. Оформилась. Ее он узнал сразу. И поставил ментальный блок, закрылся, «захлопнулся». Логика диктовала поступить с точностью. Наоборот.
- Ее зовут Сольвейг Рейн. Родилась в Эрендоле, училась в Академии. Почти пятьдесят лет считалась мертвой.
Это был приговор. Не только Сольвейг – им всем, ариям. Потому что ариев-ренегатов не существует. В природе. Не может существовать.
Сольвейг молчала. На разговор «по душам» он и не рассчитывал. Неудивительно.
Потом были диспуты, деловые конверсации, юридические термины, Рейнеке кланялся, любезно отвечал Императору, многочисленным советникам. Право? Слово! Что вы. А ничего. Невозможно переубедить Рейнеке.
«Мэтр Рейнеке никогда не ошибается?»
«Мэтр Рейнеке на ошибках учится».

Теперь они будут говорить при свидетелях. Кому поручено вести протокол допроса Асвальд не знал. Наверняка кому-то из свиты Императора. Лизоблюду – достаточно глупому, но проверенному и исполнительному. Или нет. На сей раз его, Рейнеке, не спрашивали.
В замке было душно. Апрель. Очередная весна. Тоже очень похожая.
Сольвейг держали внизу, в подземелье. В небольшом зале, когда-то служившем деду нынешнего Императора алхимической лабораторией. Уникальнейшие декорации. Идеальные пропорции. Органично. Характерно. Внушительно. Дыбы, правда, не было.
Рейнеке шел.
Где-то поблизости суетились люди – хлопотали о харматанской делегации.
Фонтан отсутствовал. С брызгами. Нет, это пустое. Это из прошлого.
В настоящем была распахнутая дверь. И еще одна знакомая.
Любой ценой. Победа любой ценой. Любыми методами.
Ему еще скажут спасибо. Может быть.
В том числе Сольвейг. Потому что все необходимые сведения ничто не мешало вырвать «напрямую» - из мозга. И превратить мозги в кисель. Вместе со сведениями.
Рейнеке ждал.
Решение далось очень просто. Арий-ренегат – такого понятие не существует. Не существовало.
Времена меняются.
___________________
* - Чувство вины

0

4

Замок Императора

«Солнце пекло спину, было душно, телега, на которой ехали Алиссен и Моргват, ее учитель, подпрыгивала на выбоинах и опасно кренилась. В Аверне архонт была в первый раз и не понимала, зачем ее сюда вообще притащили. Площадь была забита до отказа – желающих посмотреть на казнь – хоть отбавляй. Если судить по одежде, приговоренный был не чета черни, которую оттеснили подальше, дабы публика побогаче смогла рассмотреть занятное действо. Но с телеги было видно хорошо. «Смотри», - Моргват толкнул ее в бок, - «нет, не на эшафот, туда». «Куда еще?» - молодой архонт недовольно дернулась, и … поняла. Это противное чувство тогда посетило ее в первый раз, желание немедленно избавиться от него было сильнее, чем сила воли. Но была воля Моргвата, он – умел оставаться невозмутимым. Алиссен – нет. «У меня даже нет меча!»
С этой мыслью Алиссен проснулась. Проведя по лицу рукой и приняв в кресле положение, более приличествующее месту, где она находилась, архонт огляделась. Видение из прошлого исчезло – но осталось чувство. Имеющее материальное выражение – в виде нового знакомого – ария. Поняв, что ее тоже заметили, архонт тихо выругалась.
- Добро пожаловать в замок Императора, я тут как раз вас дожидаюсь. Мы, кажется, недоговорили? Рейнеке, да? -  архонт слегка растянула имя ария, припоминая.
«Молнией приложить? А ведь, действительно, меча-то у меня и нет»

0

5

- Асвальд, - приветственно склонил голову набок Рейнеке. – У тебя восхитительная память, моя драгоценная. И вполне приемлемое чувство юмора. Верно. Не договорили. Помнится, в прошлый раз я предлагал тебе сделку? Помнится, в прошлый раз ты что-то говорила о пенсии, стало быть, отказывалась… Ах, да! Руки по понятным причинам не протягиваю…
Рейнеке чуть отступил назад. Сочтет трусом? Пусть считает. Меча при ней не было. Не было посоха при Рейнеке. К удивлению большинства, что уж там – всех ревалонских ариев – с посохом Лис Императора появлялся редко. Несмотря на якобы фантастические магические possibilitе, заключенные в престарелом дереве с фантазийным золотым навершием, сей артефакт в случае с Асвальдом играл исключительно декоративные функции, был неудобен и скорее мешал, чем содействовал. Свой посох Рейнеке полагал чем-то сродни недопосмертного ордена – честь оказана – улыбаемся, склоняем голову пред Императором. Церемонии кончились. Император, помнится, корчился – лицом, аналогично – помыслами. Арии ему не нравились. Никому в те годы не нравился Рейнеке.
Да, с церемониями кончено.
Решение созрело удивительно быстро, удивительно – верное.
Союз с архонтами? Не самое страшное по нынешним меркам преступление.
- Удивишься, девочка моя, но сегодня я вновь предлагаю тебе сотрудничество. Из замка бежать некуда, со мной ты не справишься. Проявим цивилизованность? Пообщаемся?  Выйдет складно да ладно – получишь денюжку.
На каждого ария найдется свой архонт. Сольвейг… Сольвейг, кто ж думал, что так получится?
Глупости. Мелочи. Частности. Все – во благо Империи. Ох, противно! Противно. Мерзостно.
- Видать нас свело само… проведение.

0

6

- Купить меня собираешься, Асвальд? - Алиссен встала с кресла и потянулась, - зачем тебе я, даже потрогать боишься. А может, попробуешь, а? Что, страшно, вдруг – укушу.
Архонт негромко рассмеялась, показав зубы. «Приложить» ария она бы смогла, как и он – ее, что не стоило забывать, но – что дальше? Окно? Ага, а внизу - стража. И летать она тоже не умеет.
- А денежек хватит? Я – дорогая, десять золотых дихремов стою. Заплатишь? Беру валютой, исключительно. Харматанской.
Цена, заплаченная за нее на рынке в Сафре, неожиданно всплыла в памяти, как и последующие за продажей события. Алиссен невесело вздохнула.
- Просчиталось твое провидение, ошиблось дверью. Не продаюсь. Пока.
Архонт повернулась и пошла прочь. «И что? шарахнешь меня в спину, здесь, прямо во дворце? На глазах изумленной публики? Я даже без оружия. Что-то нужно – проси нормально. Слабо остановить? Руками, без магии?» Алиссен было что рассказать: например, кем является младшая княжна фон Эдель, или чем обязаны ей, архонту, лично, некоторые особы, приближенные к... Что она здесь вообще делает - такого вопроса у господина ария не возникло?

Отредактировано Алиссен (2012-07-24 22:04:27)

0

7

«Девочка моя. Я понимаю, насколько ты истосковалась по мужской ласке. С твоим-то характером… и пальчик - друг… Видит Господь, я бы тебя приласкал. Но я стою куда больше десяти золотых дихремов. И не имею права рисковать своей персоной. Особой ценности».
Нет. Слишком пошло.
«Девочка моя…»
Иногда Рейнеке казалось – мир вокруг, тот самый большой, необъятный взял и спятил. Разом. Весь. Сперва инкуб, теперь эта. И не понимают словно – насколько глупо оно, играться со смертью даже не в прятки – в плевки, в препирательства. Стоя одной ногой в могиле, двумя лопатками будучи припертыми к стене. Сперва в разведке, теперь – в замке Императора. Кишмя кишащем стражниками. Одного слова достаточно…
Рейнеке печально выдохнул. Ведь были еще Эбельт с Николасом. Эбельт, Николас и несколько десятков других, посланных в разные концы Империи, впрочем, каждый – по схожему вектору – на верную смерть, посылались в том числе им, Рейнеке… с какой целью? – уберечь персону принцессы Констанции. Не уберечь… осветить? проторить? проложить? костьми? ее путь. Никто из них не хотел умирать. Из десятков Эбельтов и Николасов. Потому что они умели, потому что могли послужить Империи. Были другие – этим, видать, спорить со смертью нравилось. Этим, видать, смерть казалась игрушечной. Сказочкой. Зря.
Вокруг Рейнеке вспыхнуло. Слепяще-белая пульсирующая вторая кожа – читая стихия. Первородное. Пламя смертоубийственное.
- Харматанская шпионка, - констатировал Рейнеке. – Чистосердечное признание. Не смягчающее. Ты, девочка моя, в замке Императора. Замке. Императора. Кишмя кишащим стражниками. Кишмя кишащим ариями. Минимум, с тремя из которых я поддерживаю непрерывную связь. У тебя есть двадцать шагов, а потом тебя зарубят. Я же предлагаю… денюжки. Поговорим по-человечески…
Рейнеке не двигался.
Двадцать шагов – конечно, преувеличение. Сожжет в трех. Но ведь нельзя. Потому что шанс. Потому что все – на благо Империи. И вот эта повторяющаяся комедия. И Николасы с Эбельтами. И десятки тех, безымянных, которые гибли во имя Империи. На благо, во благо принцессы Констанции.
И собственное унижение.
«Эх, Сольвейг Рейн, ты бы уже атаковала, не думая. Иногда, милая, я тебе очень завидую».
Арий-ренегат? Нонсенс.
Кажется, чести у Рейнеке никогда не было.

0

8

- Я в замке императора?! Вокруг – арии?! Да ты открыл мне глаза! А я-то думаю, какая забегаловка здесь приличная – только что задарма не наливают.
Стоило ли сомневаться, что этот арий не имеет ни чести не совести? Ни минуты не думала Алиссен, что ей дадут уйти во второй раз – тут не нейтральная территория. А с другой стороны посмотреть – какая разница – убьют до или после предложенного сотрудничества? К чему ей эта разница во времени? Не на молитву же... Архонт обернулась.
- Десять дихремов – цена, за которую меня продали на рынке в Сафре, если этот факт тебе, привыкшему к лизоблюдству всех, находящихся в радиусе поражения, хоть о чем-то говорит. Клеймом похвастаться не могу, Создатель миловал. Я сейчас говорю тебе, Асвальд, все эти малоинтересные вещи к тому, что не все продается за деньги. Свобода – нет. Если ты привык считать чернью все, что вокруг тебя движется – тебе все это и говорить не стоило. Но я – человек вообще несдержанный.
Архонт помолчала, стараясь немного прийти в себя от переполняющей ее злости.
- Хочешь говорить по-человечески – так и говори, а не сверкай покровами. Что за дело такое может быть ко мне? И чего ради мне соглашаться – все равно – никаких гарантий.

Отредактировано Алиссен (2012-07-25 09:40:01)

+1

9

- Иногда мне кажется, - задумчиво произнес Рейнеке. Покровов срывать не стал. Если блистать – отчего бы не буквально? – Да, иногда мне кажется… все вы, - кто именно – не уточнил, - живете в каком-то имаджинариуме. Уникально идеальном мире равноправия и братства, свободы, доблести и чести. Волшебном, прекрасном мире, где людей продают в рабство просто потому, что так получилось, не потому, что у всякой свободы есть цена. У кого-то ниже, у кого-то выше. В прекрасном волшебном мире, где наемницы (ты ведь наемница, не так ли?) разглагольствуют о материях столь тонких, что не каждый философ дерзнет к ним прикоснуться – порвет. В мире, где архонты свободно плюют в лицо властям, находясь на их, властей, территории, потому что – очевидно – в том мире, волшебном, прекрасном, прямое оскорбление властей… я даже не знаю, традиция? Установленный обществом вековой обычай? Красивый мир. Идеальный. Я там не был. Традиций и обычаев не знаю. В моем мире, когда человеку предлагают работу, высокооплачиваемую работу – человек спрашивает… ну, например, в чем она состоит. И человеку отвечают. Например, следующее: в замке Императора, в этом самом замке, находится арий. Арийка. Харматанская. К сожалению, не очень разговорчивая. И эту самую арийку в этом самом замке нужно разговорить. Не убить, не искалечить, не лишить сил, просто сделать чуть более… сговорчивой.
Вот, собственно, и все.
Но это в моем мире. А как в вашем… -
Рейнеке пожал плечами. – Гарантий в моем мире тоже не дают. Только деньги. Добавить мне нечего.

0

10

Слушая ария, Алиссен впервые в жизни почувствовала себя хорошей, послушной девочкой, которой прочитали нотацию. От удивления – едва не зевнула, но вовремя сдержалась. Переходы в настроении господина Рейнеке были настолько резкими, что не поддавались определению. Неминуемое уничтожение через двадцать шагов обернулось работой, страшно сказать – высокооплачиваемой по … вытягиванию информации из … другого ария.
- И не говори, любезный Асвальд, более точного слова, чем «имаджинариум», даже я, мастер по метким определениям, не подобрала бы. Это в каком же мире, отраженном кривым зеркалом, арий просит помощи у архонта для пыток другого ария? Да еще и за деньги? В замке самого Императора? Мир сошел с ума.
- «Я тебе заплачу – иначе сдохнешь» – не те слова, которые разжигают пожар патриотизма в сердце. Собственно, как задачи ставим – то и имеем. Харматанская арийка, говоришь? - архонт прищурилась, - не иначе – с дружеским визитом. Ты хоть что ее ждет, представляешь, знаток архонтов? Пытать, но нежно?
- И оставь мне мой тон, считай, что эта неприятность вместе с архонтом прилагается. В виде бонуса. Твое предложение – из разряда тех, от которых нельзя отказаться, как бы отвратительно оно не было. Что, не верится? Что у кого-то, кроме тебя, тоже есть чувства или мысли?
Хотелось еще много что добавить, останавливало только то, что этот человек просто не поймет. Слышать только себя – счастливейшая из особенностей.

Отредактировано Алиссен (2012-07-25 18:25:04)

+2

11

- Родная моя, - все тем же задумчивым тоном произнес Рейнеке, - я и так позволил себе, кхм, непозволительную роскошь – беседу с тобой. Я добросердечен, даю шанс выговорится даже архонтам. Имеется порок. А более, повторюсь, добавить мне нечего. Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы. Итого…
Рейнеке помедлил. Замок Императора действительно кишмя кишел стражниками, кишмя кишел ариями – в большинстве своем его, Рейнеке, людьми. Доверенными и проверенными. Держащими с шефом постоянную, доверительно-проверительную, связь.
- Стражников, к слову, я уже вызвал. Двадцати шагов у тебя не будет. Потому что этот мир – мой мир. Несовершенный, жестокий, некрасивый и гадостный. Но мой. Не я его придумал, автор законов не я… что есть – то есть. Иного не будет. Все что остается тебе, выбрать: будут стражники сопровождать нас, либо будут тебя конвоировать.
Выберешь первый вариант – разойдемся миром. Твоя жизнь мне не нужна. Мне нужна информация. Любой ценой. За ценой я, как ты можешь догадываться, не постою. Денег тебе хватит надолго.

Помолчал.
- Что ж, интерпретирую твои слова как согласие. Замечательно. Большего не требуется. До твоих чувств и тем более мыслей мне дела нет. Интересуют крайне мало. Ты просто будешь выполнять свою работу под моим чутким, неусыпным контролем. Или, если больше нравится – патронажем. Говорить в процессе не запрещаю. Но только не в унисон с пленницей. В противном случае наш «контракт» придется пересмотреть. Кардинально. Искренне надеюсь, мы друг друга поняли.
Что предстоит пережить Сольвейг, Рейнеке понимал. Хорошо понимал. И продолжал надеяться – до пыток не дойдет. Настоящих пыток. А если?
А ничего. Никаких «если». Все на благо Империи.
Собственные унижения, чужие страдания.
У простолюдинов, простых смертных, был ад.
У Рейнеке ада не было. И души не было. И это радовало, курва мать, чертовски радовало.

+2

12

Замок Императора, подземелье

Исполняющий обязанности командора имперской гвардии Зигфрид ван Гаузен с любопытством следил за последними приготовлениями. Особых поручений касательно обращения с пленной арийкой он не получал, - приходилось импровизировать.
- И ноги тоже зафиксируйте покрепче.
Чару усадили в кресло. Самое обыкновенное кресло – пыточное. Деревянное, грубое с ремнями для рук, ног и головы. Голову, впрочем, фиксировать не стали – дергаться не сможет, а дергаться девка должна. Дергаться, вопить, пускать кровавые сопли и слюни.
Зигфрид ван Гаузен семь лет отслужил в разведке. В пыточном ремесле был не новичок.
- Она же магичка, - выразил сомнение один из стражников. – А если молнией ударит?
- Не ударит, - ухмыльнулся Зигфрид. – Ударит – получит в морду. Гребаная харматанская потаскуха.
- И верно. Гребаная... харматанская.

Далее работали молча.
Оставалось дождаться Рейнеке и наблюдателей. Для наблюдателей в дальнем углу бывшей алхимической лаборатории специально поставили стулья – три – и небольшой деревянный стол. Приготовили бумагу и чернила. Для протокола.
Ждать оставалось недолго.
- Ты будешь кричать, - не сдержался Зигфрид. – Ох, и громко же ты будешь кричать.
Нижняя губа подрагивала. От предвкушения.

0

13

Ее уже вспоминали самыми недобрыми словами. А как же. Уши горели. Горели щеки. И нос тоже. Потрескавшиеся губы сочились сукровицей. Сольвейг сплюнула. Минувшая битва,  бессонная ночь в холодной сырой камере и собственные мысли отдавали тупой болью в висках.
В зале для допросов Сольвейг уже ждало пыточное кресло. Кто-то вдевал ее ногу в петлицу ремня. Слишком медленно. Видимо, никогда раньше харматанских сандалий не видел. Сольвейг раздраженно оттолкнула ногой грубые лапы. Главный  это увидел.
- И ноги тоже зафиксируйте покрепче.
Сольвейг злобно зыркнула на того, кто возился с ремнями. Со следами сражения на лице, прическе и платье,  арийка представляла устрашающее зрелище для этих крестьянских выродков. Они-то небось только ночами здесь ошивались, приводя на экскурсии особо любознательных кухарок. А если и пытали кого, то лишь выживших из ума старух, провозгласивших себя ведьмами.
- Она же магичка, - выразил сомнение один из стражников. – А если молнией ударит?
- Не ударит, Ударит – получит в морду. Гребаная харматанская потаскуха.
- И верно. Гребаная... харматанская.
Сольвейг молниями бить не собиралась.
Лапы послушались приказа и, старательнейше фиксируя, наконец затянули ремень.
Арийка окинула взглядом комнату. Это была пыточная.
Не пугало.  Знала ведь, что не в кондитерскую приведут. Знала.

+1

14

Каждый раз при спуске в имперские подземелья, Мэлис не оставляли мысли о затесавшихся в список её дальней родни дварфах. Иначе свою любовь к тоннам камней над головой она объяснить не могла. Нет, можно было бы пуститься в глубокий самоанализ, но ни к чему хорошему оно бы не привело…привело бы лишь к депрессивному вечеру в винном погребе.
Факт оставался фактом: место, которое должно было навевать уныние, таковым не было. Уныние навевали лишь вершащиеся здесь дела. Пытки и допросы – особая сфера деятельности, к которой у каждого был свой персональный подход. Смешение их привело бы к поистине гремучей смеси. Сама советница предпочитала вербальную форму допроса с пыточными вкраплениями женской логики. Суетящиеся, судя по звукам, работники отдавали предпочтения старой как мир форме дипломатии – боли. Не то, чтобы харматанскую арийку было жалко, просто ощущения были такие, будто готовишься съесть лимон, и уже заранее представляешь, какой он будет кислый.
Кроме того надоедливой мухой мельтишил тот факт, что на допросе наверняка будет ещё один любитель задушевных бесед, а именно Лис, отношения с которым у советницы были не слишком тёплыми. Сама Летиция была не любителем наблюдать за пытками (и понять её можно), в планы императора Мэлис не лезла, но, судя по всему, наблюдать на процессом предстояло двум доверенным лицам. Вот только друг-другу доверенные лица не доверяли.
А ничего не поделать, при харматанке нельзя даже на йоту выказывать внутренние конфликты. Интересы империи прежде всего, так что придётся делать хорошую мину при плохой игре. В империи всё спокойно, в империи все друг-друга любят. Очень сильно. Местами даже горячо.
Мысленно понадеявшись на присутствие ещё какой-нибудь женщины, советница становилась у искомой двери, кивком головы подозвав к себе разошедшегося Зигфрида.
- Закончили с приготовлениями? Прекрати заранее распушать хвост перед связанной девчонкой и скажи лучше, кто у нас тут ожидается.

0

15

- Как скажете, леди, - поклонился Зигфрид ван Гаузен, исполняющий обязанности командора имперской гвардии. В голосе не звучало ни сарказма, ни иронии. Он просто выполнял свою работу. Выполнял с максимальным усердием, не забывая при этом получать свою маленькую, даже крошечную толику удовольствия. – Отставить распушать хвост!
Стражники дернулись. Замерли. Заняли позиции – двое позади кресла; еще двое у дверей.
- Точно знать не могу, леди. Мое дело маленькое – следить за безопасностью. Вы задаете вопросы не тому человеку. При всем уважении, леди.
Но, осмелюсь предположить, помимо вас будет присутствовать, собственно, мэтр Рейнеке и представитель от ариев. Кому из вас двоих, я имею в виду вас и представителя от ариев, поручено вести протокол?

Зигфрид кивнул в сторону стола и стульев, мол, присаживайтесь.
- Принести воды? Может, вина? Процедура обещает затянуться.

0

16

Замок Императора, подземелье

В «сопровождении» и «под конвоем» имели такую тонкую грань, что архонт почувствовала скорее ее отсутствие, чем наличие. Ее вели туда, куда она не хотела: слава заплечных дел мастера никогда не привлекала Алиссен даже в самых смелых мечтах на нетрезвую голову. Щеки горели от мыслей и чувств, до которых никому «не было дела». Не самых возвышенных по отношению к Империи в целом и некоторым лицам в частности. «Именно так получаются предатели, либо я чего-то не понимаю в политике».
Подземелье не радовало количеством ступеней вниз и аскетизмом внутреннего убранства: пыточное кресло, стол, скамья, стража вместо мебели. Жертва и сопутствующие лица. Страдания и блевотина дополнят картину чуть позже. А кто у нас в кресле?
- Какая прелесть! Какая истинно харматанская внешность! Дитя степей, вскормленное молоком диких кобылиц! – от удивления архонт снова начала растягивать слова.
«Своих пытают». Алиссен в полумраке пыточной увидела еще одно знакомое лицо – свидетельницу ее заступничества за княжну фон Эдель на площади, которая, естественно, тоже ее «не узнает», ибо «этот жестокий мир…» и так далее по списку красочных определений любезного мэтра Асвальда…
Стало настолько противно, что архонт едва на сплюнула на каменный пол, но врожденное чувство прекрасного не позволило. «Какая-то в державе ***ской гниль», - в памяти Алиссен встали строчки из одной не очень популярной книги, читанной давно.

+1

17

Снял перчатки, сунул за пояс. Расшнуровал ворот рубахи. От жары не спасало. При виде Рейнеке солдаты замерли по стойке смирно. Субординация превыше всего. Ровным счетом ничего не изменилось. Такой же трудовой день, как чертова прорва других, такой же, мать его, трудовой. И даже присутствие архонтки, исходящей ненавистью подобно старой деве при виде молодоженов, ровным счетом ничего не меняло.
«Злись, злись, моя хорошая, - думал Рейнеке. – Злись. Именно это мне от тебя и требуется. Кипи яростью, плюйся, негодуй. Неоценимая польза. Воистину неоценимая».
Мэлис Рейнеке поприветствовал кивком. Любезно, с достоинством.
- Зигфрид, насколько я понимаю, не все в сборе?
- Нет, господин министр.
- Ну что ж, позже повторю. Господа, очень рад вас видеть. Действительно рад. Говорю не для протокола. Разъясняю ситуацию, прошу прощения за банальности, но. Все, что произойдет в этой комнате, не должно покинуть пределов этой комнаты. Покинет – смерть. Вас найдут, вас убьют. Не спасут ни связи, ни знакомства, ни статусы. Государственная безопасность, господа. С'est la vie. Ничего личного.
А вот и Сольвейг. Тоже ничего личного. Потрудились на славу. Хорошо поработали. Спасибо, что живая. Спасибо, хоть не искалечили.
Обошел кресло, встал за спиной. Опустил руки на плечи. Сжал. Слегка. Не больно. Скорее доверительно.
Доверительно.
- Как ты уже могла догадаться, Сольвейг, моя милая, эта дама… та, с удручающе грубыми манерами - архонт. И манеры могут быть куда более удручающе грубыми. Поверь, девочка моя, ее присутствие тягостно для меня не менее, потому искренне надеюсь на твое понимание, здравомыслие и просто по старой памяти советую содействовать. Проявить мудрость. Проявишь и мы избавимся от ее общества, - говорил вслух Рейнеке, добавлял мысленно:
«Сольвейг, видит Бог, я считал тебя мертвой. Без малого пятьдесят лет считал мертвой. Но ты по-прежнему можешь мне верить. Всегда могла. Я не хочу причинять тебе вред. Не хочу заставлять мучиться. Еще ничего не решено. Ничего не кончилось… Очень жаль, что у меня тогда не нашлось для тебя… коммуникатора. Было бы легче, было бы проще. Прошлое – это прошлое. От твоих ответов зависит настоящее. Прошу тебя, Сольвейг, и ты не заставляй меня… Столько лет прошло – забавная тенденция – а ты опять рушишь мою карьеру. Дьявол с ней. Подумай о своем будущем».
- Теперь, господа, попрошу воздержаться от комментариев. Мэлис, не могли бы вы мне помочь? Не будете ли столь любезны вести записи? Итак, сегодня 13 апреля 1657 года от… вы и сами знаете.
Пленницу зовут Сольвейг Рейн, родилась в Эрендоле. Поступила в Школу Четырех Стихий, затем была переведена в Академию Белого Огня. Одна из талантливейших учениц своего поколения. Что произошло далее, возможно, мы сегодня… послушаем.
Впрочем, сейчас меня интересуют другие… подробности. Сольвейг, тебе слово. Говори.

«Доверяй мне. Помнишь, «жизнь ария не принадлежит арию»? Не принадлежит.  Жизнь. Сегодня от тебя зависит твое и мое выживание…».
Ничего не меняется. Ровным счетом ничего не меняется.
Маленький зал, чертовски маленький. История повторяется.

+1

18

Слова вошедших  в зал женщин не вызвали в Сольвейг интереса. А вот сами они показались довольно примечательными. Одна – изысканно одетая дама. В ее глазах угадывалось любопытство вперемешку со скукой и брезгливостью к ожидаемому зрелищу.  Она была здесь по приглашению, но не по долгу службы. Вторая гостья являлась не менее примечательной, хоть и составляла своей спутнице полную противоположность. Костюм ее, как и речь, выдавал в ней человека профессии куда более динамичной, можно даже сказать – авантюрной. Возможно арий. Но руки уж больно крепкие для ария. Или, может быть, воин? Как бы то ни было, пришла она сюда тоже не по своей воле. Удивлена. Раздражена.  Что ж. Женщины  - существа чувствительные, к виду пыток неприспособленные. Значит, должно было в них быть что-то еще, крайне полезное дознавателю. Сольвейг увидела третьего, входящего в зал. Узнала. А вот, похоже, и он, дознаватель.
Это был Рейнеке. Старый Рангат Рекнеке,  постоянный обитатель ее детских кошмаров. Тот, кто чувствовал себя в ее разуме так же уютно, как и в своем собственном. Доверяющий Рейнеке, который давным-давно показал ей то, что было похоронено в архивах его памяти. Он помнил все.
Лицо  Сольвейг не выражало ничего, когда она посмотрела на мага. Столько лет прошло, а он не изменился. Древний арий,  отчего-то показался ей моложе, чем в день, когда он покидал академию. Алхимики? Нет, это просто Сольвейг стала старше на полсотни лет. Сколько ей пришлось пережить за это время. А сколько пришлось пережить ему на своей чертовой службе во благо прогнившей империи? Взгляд магички соскользнул с его лица и упал на руки. Без перчаток.  Жарко? Или может быть, для лучшей эффективности. Рейнеке положил руки на ее плечи. Руки, способные испепелить  живого человека за считанные секунды. Это прикосновение в один миг вернуло Сольвейг из ее воспоминаний и напомнило о том, что ей предстоит. Плечи слегка дрогнули.
Сольвейг уже слышала в своей голове голос Рейнеке. Не отвечала. Не думала ни о чем, кроме воспоминаний. Они были сильными и появление того, кто  покинул ее столько лет назад, оживило их.
- Как ты уже могла догадаться, Сольвейг, моя милая, эта дама… та, с удручающе грубыми манерами – архонт…
Сольвейг могла принять дыбу, могла принять пытки огнем – ведь за этим арий сюда явился? О да, он любитель публичных выступлений. Она могла принять с достоинством саму смерть от рук этого огненного дьявола или от топора палача, без разницы. Но архонт! Прожив почти всю жизнь в Харматане, Сольвейг не раз удавалось спасаться от архонтов, но сейчас ее привязали как щенка и предоставили в полное распоряжение одной из них.  Гнев поднимался в ней, словно потревоженная змея.
«Настолько ослаб в свои годы, что тебя подводит сила, заставляя искать помощи? А вместе с силой и память: как же низко ты пал, Рейнеке, раз сотрудничаешь с недругами Ревалонского государства. Ниже некуда.
Пусть только посмеет, пусть только попробует ко мне прикоснуться!.. И ты увидишь то, что и не привидится тебе в моем сознании».

Переведя дух, Сольвейг вновь мысленно обратилась к магу.
«Ты не узнаешь от меня. Ничего».

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-07-29 17:02:01)

+1

19

Кивнув в ответ преисполненному собственными обязанностями Зигфриду, советница опустилась на предложенный стул.
- Вина, благодарю, не нужно, а вот вода не помешает. Боюсь, мы действительно тут надолго.
Хоть само вино и приглушило бы горечь предстоящих процедур, пить его сейчас было бы нежелательным, ибо плохо оно влияло на Мэлис. Точнее, влияло-то оно как раз очень хорошо и быстро. Но на этот раз излишняя элоквенция была нужно со стороны пленницы.
Подняв глаза, женщина встретилась взглядом с сидящей на стуле.
- Надеюсь, Зигфрид,  ремни не сильно перетягивают? Не хотелось бы, чтобы физический дискомфорт влиял на качество повествования..
- Какая прелесть! Какая истинно харматанская внешность! Дитя степей, вскормленное молоком диких кобылиц!
Задумавшаяся о негативных свойствах своего организма женщина повернула голову, узнав голос лицо негодующей. Да, её она определённо видела на площади. Но афишировать это пока слишком рано. Всё, что Вы скажете, может быть использовано против Вас в суде. Всё, о чём Вы промолчите, сами сможете использовать в ответ.
- И Вам добро пожаловать, уважаемая. Прошу присоединиться к нашей тёплой компании на вечер. В кругу…знакомых лиц оно всегда приятнее..
Советница чуть прикусила костяшку указательного пальца, внимательно разглядывая двух девушек перед собой. Три черноволоски в замкнутом пространстве. Опасно. Сложно по внешности судить о характере, но попытки того стоят. В камере, наконец, появился Рейнеке, разбавив своей седовласой головой опасную консистенцию и принявшись знакомить между собой ‘гостей’. Ну что ж, начинается..
- С удовольствием, мэтр.  – советница кивнула Лису на предложение декларировать  и притянула к себе аккуратную стопочку листов - Можете приступать.
Голос ария глухо отражался от стен камеры, маленькие буквы теснились строка за строкой, быстро и привычно.
Зафиксировав вступительно-ознакомительную часть, женщина замерла, выжидательно всматриваясь в Сольвейг и крутя перо между пальцев. Судя по затянувшейся паузе, говорить той явно не хотелось.

Отредактировано Мэлис (2012-07-29 17:06:51)

+1

20

«Очень жаль, Сольвейг. Очень жаль. Ты, Сольвейг, - лезвие. Будем думать, пара новых зазубрин склонит тебя к… кооперации».
- Физический дискомфорт не повлияет на качество повествования. Ментальный – может. Для протокола: в случае резистенции я вынужден буду применить… радикальные методы. Ментальное, так сказать, вмешательство, каковое в отсутствие акцептации со стороны объекта направленности чревато патологическими изменениями в работе мозга. Функционально-структурными. Чревато деменцией - слабоумием необратимым и тягостным. Для ясности понимания примитизирую: мозг нашей гостьи превратится в студень. До крайности отвратительный, абсолютно не пригодный в рамках биологии, физиологии, химии и возможности будущего бракосочетания.
Склонился над арийкой. С силой сжал челюсть – нижнюю, рукой – той самой, изуродованной, под пальцами сквозь кожу прощупывались зубы.
- Смотри, Сольвейг, смотри…
«Говори, Сольвейг, говори. Нет, не от слабости. Я гораздо сильнее, Сольвейг, сильнее, чем ты думаешь. И у меня, Сольвейг, нет души. Нет чести. Благородства и совести. Только ответственность. Долг перед Империей. Нет, Сольвейг, не от слабости. Я действительно не хочу причинять тебе боль. Я. Не. Хочу. А вот она хочет. Ой, как хочет… Порадуем?».
Боль – никудышный советчик в вопросах привлечения к… солидарности. Слухи об эффективности метода кнута и кнута превосходной пропорции редко когда адекватны реалии. Для пробуждения в Сольвейг здорового духа кооперации Рейнеке хватило бы малого – небольшой деревянной табуреточки, на которой он мог бы сидеть – понадобится – сутками, сидеть и пялиться. Смотреть в глаза Сольвейг, изредка почесываться и молчать. Самая страшная пытка, пытка наижутчайшая – пытка бездействием. Пусть не происходит ничего. Абсолютно ничего, категорически. Через двое-трое суток она бы сама начала заламывать руки, падать на колени, умолять спрашивать  - говорить, делать хоть что-нибудь. Боль – это всегда внимание. Боль подстегивает, питает чувство собственной важности. Сублимация. Посредством криков, корчей, мочеиспускательного творчества. Когда боли слишком много, боль трансформируется. Боль тоже приносит удовольствие. За удовольствием – удовлетворение. Он мог бы пялиться на нее часами, сутками… К сожалению, не было ни минуты. Не говоря уже о часах с сутками.
Если вы ничего не сказали – это не значит, что вас не услышали. Это значит – вы сами отрезали себе пути к отступлению. Ни жалости, ни оправдания.
Рука Рейнеке стала горячей. Нагревалась, медленно.
«Нет, она к тебе не притронется. Ей не понадобится. Я мог бы пытать тебя сутками. Знаешь, какой главный урок я вынес за годы боли, унижения, одиночества? Нет несгибаемых. Самое крепкое лезвие рано или поздно ломается. Иногда – от собственной крепости. Не выдерживает напряжения».
- Ну-с, повторяюсь, Сольвейг. Ты говоришь, я – слушаю.
Боль – своего рода приправа: не отсыплешь ровно – переусердствуешь. Но без нее, как и без приправ, жизнь была бы слишком, ну слишком пресною.
- Очень внимательно.

0



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно