Нет, не к здравому смыслу  убийцы взывала Сольвейг. Знала: ничего здравого в этой голове не осталось, ни единой мысли. Весь как натянутая пружина, готовая вот-вот сорвать механизм. Нужно было сделать хоть что-то, чтобы увести прицел от головы императора…
«Мэлис, ты его нервируешь... Мэлис, не надо!» -думалось Сольвейг, когда та вознамерилась дружески положить руку на плечо тщедушного типа. Убрала вовремя. Решила резонировать в ответ на речь арийки. Слишком рискованно, слишком… предсказуемо для убийцы. Как ни парадоксально это было, но спасение императора находилось в его собственных руках. Понимал ли он, что за спектакль разыгрывают перед ним две женщины? Сольвейг очень надеялась: понимал.
В момент, когда раздражение, ненависть и ярость достигли своего предела и подчинили себе убийцу, на миг перед тем, как они вылились в траекторию полета стрелы, император сделал то, чего от него так ждала арийка. Он предпринял попытку увернуться. Одновременно с рывком императора, Сольвейг вскинула руку, выбивая воздушным толчком оружие из рук убийцы. Но его палец уже нажал на спусковой крючок и своей атакой Сольвейг удалось лишь на пару сантиметров отвести прицел. Стрела не попала в голову, но пробила грудину с ключицы.
Убийца, отброшенный взрывом, испускал дух.  Изо рта выпал окровавленный осколок склянки. Прилипнув к губе, он напоминал змеиное жало.  Сольвейг спешно посмотрела на императора, прежде чем перешагнуть через него. Ох и часто она проклинала его в Харматане...
Магичка не знала, кто бежал сюда. Люди Рейнеке или пособники мертвого фанатика, спешащие на зачистку. Огонь  снопами рвался через дверной проем. Вполне возможно, это возвращался тот, кто был причастен к взрыву, разгромившему кабинет. Оставив за спиной Мэлис и императора, арийка собрала все силы и, раскинув руки в стороны,  создала магический щит, оттесняя пламя. Щит искрился электрическими всполохами и потрескивал. Людей с их оружием она тоже остановит. На время. Главное - продержаться, покуда не подоспеет помощь. Ей продержаться и императору. А будет ли она вообще, помощь? Старый Рагнат опять не подумал о коммуникаторе. А ведь тогда она смогла бы сообщить свое местонахождение. Магичка сжала зубы и отбросила ненужные мысли. Думай, не думай, все равно ничего не изменится.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-08-17 18:25:44)

- Йофф, ишачья харя, заткни хавло. И шута не растряси. Отворотишь башку – яиц лишишься.
Вацлав Лец был внуком солдата, Вацлав Лец был сыном солдата, Вацлав Лец был братом солдата, Вацлав Лец был солдатом. Незамутненный излишками «суветского» воспитания разум картину рисовал самую что ни есть доходчивую: взрыв, пожар, диверсия, Император ранен, Йофф матюкается, болтает головой шут, зажатый подмышкой Йоффа, матюкатора. Отдавала приказы советница. Баба, выходит, жены Его Императорского Величества. Уполномоченная.
Особо Лец не раздумывал. Солдат, потомок солдат – таких как он учили действовать. В мирное время, в военное – эффективно, без умствования. Где мы – там победа. И лишний грошик в жалование.
- Опусти шута, - стражникам. Взгляд – на Императора. На женщину. Вторую. Первую. – Нет, милсударыня, телепорта никак не получится. Средь нас нет магиков. Мэтра? Разыщу. Вы… Его… Императорское Величество… лучше не трогайте. Вот, вотрите ему в десну. Подольше продержится.
Диверсия. Взрыв. Предатели. Четко. Слажено.
- Не бойтесь, не отравлю, - достав из поясной сумки блестящую коробочку, Лец извлек двумя пальцами щепоть бледно-серебристого порошка, «бегунка» в простонародье. Наркотика. Таким во времена его молодости баловались в каждой дивизии. Порошок притуплял боль, обострял рефлексы, обладал потрясающими сон-гонительными свойствами. Благодаря этому порошку, наркотику, многие из его собратьев – выжили. А могли не выжить. Были обязаны. – Втирать вот так, - продемонстрировал. – Карл, давай ты. Мне они не верят, может, у тебя получится? В верхнюю десну. Верхнюю. Я разыщу Рейнеке. Перекрыть коридор! Никого не впускать! Никого не выпускать! До особого приказания!
Четверо стражников послушались. Тихо. Без слов. Без эпитетов.
В замке предатели. Дураку понятно, деревенскому. Верить нельзя никому. Никто никому и не верил. А Вацлав служил родине.

Он должен был занять место Зигфрида. Непосредственного командующего. Не занял. В последний момент поменялись… обстоятельства. В том, что Рейнеке остался там – в пыточной, Лец почему-то не сомневался. Наверно потому, что в кабинете Императора Рейнеке не было. Была советница, девка какая-то, был Император – раненный. И много, до курвищи – недоверия. Кто предатель? Кто изменники? Не его, Вацлава, дело разума.
Дверь разворочена.
Пахнет жареным.
Тела.
Стражников.
Матюкнулся. Смачно. С экспрессией.
Рейнеке лежал на полу. Чернела успевшая загустеть лужа крови. И лужа, и Рейнеке выглядели чертовски мертвыми.
- Мэтр?
Не подействовало. Опустился на колени, прощупал пульс – нету! Показалось, кажется. Потряс за плечи. «Ну и кровищи, мать его…»
- Император ранен! При смерти!
Веки ария дрогнули.
Живой.
Объяснил ситуацию.
- Плащ давай, - отозвался Рейнеке. Штаны и рубаха пропитались кровью. Хреново выглядел.
Вацлав был сильнее и выше, мог предложить очевидное – понести. Предлагать не стал. Солдат понимает солдата. Умирать – так с гордостью.
- Пойду первым, лева держись.
Мэтр кивнул.
- Постараюсь не затруднять движения…
- А… может оно это… тут наколдуешь?
- Портал? Не могу, брат. В одиночку не справиться… силушки… кончаются.
И верно, согласился Вацлав, странным было, что он еще двигался. Удивительно быстро для того, для кого каждый вздох – издыхание.
Коридоры замка – пустые, опасливо. Весь путь занял минут пять – не более. Вечность – для раненного.
Приказ стражники выполнили: никого не впустили, никого не выпустили.
Лец не знал, послушались ли они его совета, жив ли Император – Лец не думал, Лец защищал интересы родины.
Рейнеке пошатнулся.
- Портал... – исказилось желтовато-белое лицо ария. – Пятнадцать минут. Не дольше. Выбирайте, - говорил механически. Глаза – мутные. – Либо Императора в лазарет, либо лазарет – к Императору. Улльрике… Дежурная. Сольвейг, поддерживай меня. Нет, не руками… Мысленно.
Ближайшая стена мерцнула, оплавилась – завихрился радугой контур телепорта. Красиво, даже – сказочно.
А в глазах – темнота. Пустая такая, мрачная.
Впрочем, о том не знали ни Вацлав, ни дежурная Улльрике.

«Погулять? Люблю, Сольвейг. А неба я не видел. Пустынного. Ночного. Харматанского. Я, Сольвейг, плясать не умею. Я, Сольвейг, спать хочу. Как тогда – помнишь? Разумеется. Только крепче. По-настоящему».
Рана в левом боку больше не кровоточила. Селезенка отмучилась.
«Все на благо Империи, - подумал Рейнеке. – Империи. Императора. Зовите целителей.
Ты меня простила что ли? Похвальное, орденоносное мужество. Если простила – хорошо. Если – по-настоящему. Понимаешь, Сольвейг, цель оправдывает средства. Я должен оправдать Империю».
И все. Скоро наступило. Все закончилось.
Рейнеке повалился, ударился затылком об пол – горелый, каменный; больше не дышал. Не двигался.
Где-то в пустыне наступала ночь. Блистало алмазной крошкой небо. Звездное. Харматанское. Где-то – очень близко – спасут Императора. Клемента III. Где-то кому-то что-то нравилось. Где-то кому-то что-то чудилось.
Вершилась История.
Что-то где-то кого-то завораживало.
Государство хотело поддержки. Государству надобно мужество.
Хер с ним.
Выспаться.
Лиса из сожженного курятника имеет право чуть-чуть отдохнуть на углях.

Подняв глаза на Вацлава, советница медленно кивнула и пододвинулась, давая возможность Карлу сесть рядом. Да, капитан не ошибся – среди всех находившихся сейчас в данном кабинете полностью доверять она могла лишь шуту. Смешно? Да вот не очень…
- Мэлис... прошу, придержите голову. Пожалуйста
Осторожно повернула голову императора, придерживая за волосы и подбородок. Лишь бы тело не шевелить, а то ещё крайней можно оказаться в случае чего. Брать на себя ответственность всегда нелегко, но порой приходится..
Шаркающие шаги в коридоре, затем приглушённый голос Рейнеке за спиной.
Живой.
Кого благодарить – Создателя или Инессу….а, один диавол
Когда на стене расцвёл овал телепорта, советница позволила себе обернуться
‘Асвальд, да ты не пёс! Ты муравей какой-то…это они взваливают на себя непосильный груз, даже во много раз превосходящий их размером, движутся на инстинктах…’
Почти стеклянный взгляд ария только подтверждал мысли. Радостным было то, что, наконец, появился кто-то, на кого можно было переложить груз ответственности и команд..
Глухой стук соприкосновения затылка с полом..
Ан нет, переложить не получится..
-Эх, Лец, что ж ты по дороге в него-то половину свой чудо-коробочки не всыпал? Глядишь, он бы нам тут не только портал, но и розовых жеребят каких-нибудь наколдовал..
Женщина потёрла виски, оглядываясь вокруг себя.
Ну ладно, значит будем по-плохому…
Из указанного Асвальдом перечня возможностей она бы предпочла перенести именно лазарет сюда. Как-никак, тут можно было быть уверенным, что убийцы и взрывы себя исчерпали, а там – кто его знает…Но количество (да и качество) раненых вынуждало всё же самим выдвигаться.
- Так, Вацлав, отдери от стола – да, его самого, закопченного – верхнюю доску, уложите на неё Клемента. Вот как лежит, головой вниз, так и кладите. Как раз лёгкие к спине ближе. Подняли – понесли. Далее..- поискала взглядом наиболее крепенького из стражников – берёшь Рейнеке..Только я умоляю, не как Карла, а поудобнее. И следом. На плечо лучше закинь, чтобы бок лишний раз не трогать..Что-то у него там нехорошее с боком, отсюда вижу..Лишний раз травмировать нельзя. Материться - разрешаю. Сольвейг, сама дойдёшь? И не спорь, я тебе уже говорила, почему ноге лучше быть вылеченной..- потёрла нос, снизив голос – спасибо за ..щит..ну, от пламени.
Поднявшись на ноги, женщина ухватила повыше локтя Вацлава
- Да, и попроси кого-нибудь подобрать архонтку..Она не ранена, просто без сознания. Пусть положат куда-нибудь в камеру. Под присмотром. И нам, и ей бозопаснее.
В самом деле, если в Харматане вроде было в моде украшать полы шкурами каких-нибудь горных барсов, то у нас, в империи, на полах лежит обморочные арии и архонты. Пачками. Да, мы обойдём всех..
Поднявшись на ноги и потянув за собой Карла (в которого вцепилась мёртвой хваткой), Мэлис подошла к окну портала.
Почему-то вспомнила детский стишок, услышанный ею когда-то очень давно. Чуть повернулась к карлику
- Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу
  Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ
Оглянулась, убедившись, что никто, кроме шута, не слышал
- Знаешь, я себя ощущаю сейчас как раз в этом проклятом тазу, будь он неладен. Все тонут..и я с ними.  – нахмурилась - Так, поживее! Подняли, понесли. В порядке очерёдности и тяжести ранения.
‘Эх, надеюсь, у работников лазарета нервы крепкие. Мы идём..’

Отредактировано Мэлис (2012-08-22 13:10:59)

Команды – это хорошо. Это правильно. Подчиняться Вацлав умел. Бабе, правда, только в постели, но коль уж власть имущие твердят, мол, мир наш весь – бордель, а сами мы как простыни – чистенькие ровно потуда, покуда не познали житейской задницы, Вацлаву оставалось одно – согласиться с народной мудростью и не сетовать на долю прачки-исполнительницы. Да и баба оказалась не дура. Деятельная. Видать, впервой в жизни испачкалась. Оттого и ретивость, оттого и командование. Ну пусть, ладно, Бог с ней. Вещи говорила дельные. Вацлав кивнул.
Отодрали столешницу, зафиксировали Императора. Бережно. Свои ж. А тут – государственный деятель, глава Империи, благодетель почище родного батюшки.
Нахмурился.
- Почему из коробочки не всыпал? - запоздало вспомнил Вацлав. Пожал плечами. – Дык, известное… Он же арий. На него не подействует.
Йофф побелел. Разведки пужался, нервничал. Советница приказала поднять Рейнеке (Вацлав скрипнул зубами – не углядел, упустил, дозволил рухнуть как подкошенному. Простительно ли? Капитану гвардии?), до смерти Йофф боялся ариев.
Вацлав кивнул - действуй, некогда рассусоливать.
Помедлив, Йофф опустился на колени. Что-то молча разглядывал.
- На плечо нельзя, - резюмировал он. – Селезенка вывлется. Так понесу.
Поднял. Зажал. Понес. Как девку или дитятко – перед собой, на рученьках.
Портал мерцал. Дергался.
- Ланц, архонтскую бабу в подземелье. Понежнее только! Девка ведь!
Двое стражников подняли носилки с Императором.
«Ну, с Богом! – подумал Вацлав. – А к херам Бога! Мы люди! Сдюжим! Выдержим!»
Лицо оставалось сосредоточенным. Каменным. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Главное, чтоб неминуемая не вышла на долю Императора. Благодетеля почище родного батюшки. Ежель не миновать второй – с этим они справятся.
«Нет для солдата смерти славнее, чем пасть за отчизну. За государство и вотчину», - подумал Вацлав и шагнул в портал.
Замутило. Скорчило.

Лазарет разведки был маленьким. Хорошо оборудованным, способным выполнять роль операционной, но маленьким. И коек он не предусматривал. В полутемном помещении без окон были столы – видать, операционные. Были полки со снадобьями, шкафы с инструментами. А вот людей почему-то не было. Вышли что ли? Всякое бывает. Нужда приспичит – не до дежурства. Не до операции.
Портал схлопнулся. Через полсекунды после того, как в нем растворилась раненая арийка.
Телепортацию пережили все. Не все – с равными успехами. Головы кружило, желудки мучило.
- Лекари! – гаркнул Вацлав.
Опустили на ближайший стол носилки с Императором. На второй устроили Рейнеке.
Пахло кровью. Чужеродно. Сама по себе разведка не имела запаха.

Прыжок в портал получился удачным, приземление – не очень, поскольку пришлось оно на раненную ногу. Двигаясь по инерции, магичка налетела на чьи-то ноги. Все же успела попасть на ту сторону до того, как портал схлопнулся. Кто-то помог подняться. Сольвейг не видела. Она искала глазами Рейнеке и Императора. Те были перед ней, на кушетках. Или операционных столах?
На крик военного пришла женщина, эльфийка, оглядела раненных.
– По возможности прошу охладить помещения, но до той степени, чтобы пальцы не замерзали – это замедлит кровотечение.
Сольвейг подняла руку к потолку и вниз заструились прохладные потоки воздуха, постепенно понижая температуру в комнате.
Странно, что Рейнеке так истек кровью. Она ведь перетянула его руку. Остановила кровотечение. Арийка подошла к столам. Плащ Рейнеке распахнулся, и ее глазам открылась рана в верхней части живота. Так вот в чем была причина. Переводя взгляд с ужасной раны на восковое лицо мага, она услышала голос эльфийки.
-Отдельно была бы благодарна за лед, но это просто очень желательно…
-Я арий воздуха, а не воды. Чтобы сделать лед, мне понадобится время. Минут пять-семь. И вода. В емкости, по возможности  плоской.
Сольвейг следила за руками лекарей. Эльфийка  и ее помощница орудовали умело. Болт из плеча Императора был извлечен. Теперь настала очередь Рейнеке…
- Что с ним будет? - спросила Сольвейг у старшего лекаря. -Эта рана, она ведь не смертельна? И его рука… Я накладывала жгут, прошло много времени. Около часа, даже не знаю…
Мысли путались. Сосредоточенность, необходимая для поддержания портала, исчезла вместе с ним, уступая место отчаянию. Пальцы нервно теребили краешек простыни.

Отредактировано Сольвейг Рейн (2012-08-26 16:16:40)

Появились медики. Вацлав смотрел. Вацлав слушал. Вацлав вспоминал. Делился сам с собой опытом.
Много товарищей было у Вацлава. А могло быть больше. Потому что… потому что не даром свои сюрикены харматанцы смазывали не диковинным ядом, потому что не даром свои сюрикены харматанцы смазывали конским и даже человечьим дерьмом. Вацлав знал, прочуял шкурой со шрамами: не та рана страшна, что страшно выглядит – страшна та, которая начинает смердеть. Да, не даром харматанские сюрикены запекали коркой навоза – убивает не глубина, убивает грязь. Излишняя сердечность с сердоболием. И сейчас, глядя на столпотворение вокруг операционных столов, Вацлав думал об одном – как сложно быть профессионалом, человеком и слугой Империи одновременно. Потому что не дано смертному разорваться натрое. И потому что всегда, при любых условиях, любых слагаемых должен победить долг.
- Томаш, ты идешь с медичкой. За тряпками и снадобьями. Пшел! Пшел! Вы, госпожа советница, лучше отодвиньтесь от Императора. Ему… эта… дышать надо. А вы у него воздух забираете.
За моих людей не беспокойтесь. Они – свои, проверенные, работу делают справно. Императрицу предупредят. Лишнего не сболтнут. Это… с Императором… будут держать в тайне. До Его, Императорского, распоряжения. Не первый год служим. Что да как вывчено. Не дураки, небось. А от Императора все ж отодвиньтесь. Ваш воздух… продыханный… для него хуже смеретушки. Вы ж ученая… Сами понимаете.
И тебя, дева, - это арийке, раненной, - тоже касается. Я, конечно, не лекарь. Но кровушку нюхал. В бою бывал. Самое страшное для раненного –  не ранение. Самое страшное для раненого – сильно много рук, тянущихся с помощью. Потому как знаете – одна рука шьет, а две руки - рвут надвое…
Вернулся стражник. С тряпками и склянками. Сам Вацлав стоял возле двери. Дышал через раз, думал – через сердцебьение. Не думать с него тут требовалось, с него тут требовалось служить родине.
И вспоминать о прошлых подвигах.
- Томаш, принес? Вон пшел. Ярр, тебя тоже касается. Охранять! Башкой отвечаете!
Не обсуждая приказа, оба стражника покинули помещение.

Рике часто поражали высокопоставленные дамы. Если им хотелось, то они поступали так, как хотелось именно им, наплевав на здравый смысл, на советы врачей, да и вообще на многое. Но, с советницей императора поспорить было сложно – Улле все-таки немного дорожила своей головой. Девушка только тяжело вздохнула и бросила убийственный взгляд в сторону женщины, затем, явно взвесив что-то в своей головке, решила заговорить.
– Госпожа советница, знаете, у меня в практике был один случай, – девушка улыбнулась, чувствуя, что руки начали меньше дрожать, а голос звучал почти спокойно. – Однажды в операционную комнату попал один охотник, которого сопровождала возлюбленная… – Девушка говорила, одновременно не отвлекаясь от процесса сбора лишней крови в сращиваемых мягких тканях, все верно, все шло ровно по учебнику, даже руки, сначала подрагивавшие от перенапряжения, начали приходить в норму. – Так вот, влюбленная женщина отказалась покидать своего возлюбленного в операционной, хотя врачи чуть ли не умоляли девицу отойти хотя бы в угол комнаты… А рана у молодого человека, рана была не простой, хоть и не слишком опасной – но чуть рука дрогнет – последствия могли быть необратимыми. Чем-то мне то ранение. Императора напоминает. Нет, я не в коем случае не сравниваю Императора с охотником, просто навеяло оно воспоминания… Итак, девица сидела рядом, врач, поняв, что упрямицу не переупрямить взялся за свое дело… Сначала все было хорошо, пока девица не дернулась к возлюбленному, что захрипел от боли, причиняемой раной… – эльфийка замолчала, на мгновение, ее руки замерли, а глаза потемнении. Мгновение и целительница сосредоточенно вернулась к ране, над которой работала до этого, но все еще продолжая молчать. – Его так и не смогли спасти, госпожа советница… Я бы на вашем месте немного отодвинулась от операционного стола. В случае опасности либо я, либо Эльза пожертвуем собой ради Императора, не волнуйтесь. Империя и служение ей – наш долг, без Императора ее не будет или она будет иной, но будет ли она нашим домом в этом случае? – Девушка горько улыбнулась. Затем мельком взглянула на арию воздуха, что тоже была слишком близко, но ничего не сказала, только виновато улыбнулась ей.
Работа дальше протекала в тишине, Рике чувствовала, как сила утекает, неумолимо, но решительно, постепенно истощая ее. Но самая опасная рана затянулась. Хотя нет, точнее было бы сказать затянулось ранении частично, именно самая опасная часть его. Теперь, чтобы сил хватило и на мышцы и на вену руки, Улле взялась за нитку с иголкой, как раз в этот момент подоспел лед и дополнительная ткань, которой у самой целительницы осталось всего два лоскута. Девушка вздохнула чуть свободнее и кинула аккуратный взгляд на Эльзу. Красавица работала медленнее, явно начиная биться в истерике. Улле обреченно вздохнула, но солдат, принесший успокоительное, почти спас их всех. Девушка первым делом обратилась к капитану имперской гвардии, который оказался разумнее всех здесь присутствующих.
– Прошу, дайте успокоительное Эльзе. Она – хороший целитель, только немного впечатлительный… – от стали в голосе, что скользила до этого, почти не осталось и следа. Голос эльфийки умолял. Затем девушка обернулась к арии воздуха, что протягивала лед и негромко поблагодарила. – Спасибо. Я, к сожалению, ария воды, но сейчас мои силы больше необходимы для другого…
Аккуратно взяв кусочек льда, эльфийка поднесла его к краям раны, что собиралась не срастить, а зашить, прежде чем взяться за рану на руке, так как была не уверена, что сил хватит на все, так что лучше, по ее мнению, было использовать смесь медицины с целительством – на самое опасное целительство, на то, что уже не так опасно – медицину. Нитка в ушко иголки попала не с первого раза, но Улле списала это на то, что перед глазами начинали плясать черные точки от усталости и перенапряжения.
Шов давался с трудом, девушка то прикладывала лед к ране, то втыкала иголку, медленно сшивая края раны. О том, что начальник от такого лечения получит еще один шрам эльфика старалась не думать. Главное, что уже было ясно – самое страшное позади, если кто-то сейчас не подойдет к ней и не заставит слишком глубоко воткнуть иголку.  Действия были какими-то механическими: приложить лед, воткнуть иголку, вытянуть иголку, давая нити ровно лечь, приложить лед. Пальцы начинали леденеть, но Улле упорно продолжала действовать. Приложить лед… Рана окончилась неожиданно, что ария удивленно поняла, что края раны уже закреплены и с тревогой взглянула на творения рук своих. Было странно, что рана закончилась. Осталась вторая. Сил быть аккуратной и снимать с пострадавшего рубаху полностью не было и целительница, освобождая себе доступ к руке, просто срезала пришедший в негодность рукав. На миг ее замутило, и девушка была вынуждена напомнить себе, что она не Эльза, способная упасть в обморок от вида одной не слишком опасной раны Императора. Зажмурилась, вздохнула, и сняла все перетягивающие жгуты с раны. Кровь хлынула сильнее, сталкиваясь с силой целительства и волей арии. Ее качнуло, но процесс пошел. Уже не обращая внимания на все то, что творилось по сторонам. Удалить лишние кусочки кости, начать наращивать мышцы и срастить вену – это было всем, что сейчас ее интересовало. Мышцы самой эльфийки уже повиновались с трудом, ее подкачивало, а мир сузился до возникающих по ее воле тканей. На сращивании кожи сил не было, так что целительница, в душе проклиная главного целителя, что оставил в такой момент дежурить двух недавно окончивших Длань Дарующую учениц, принялась опять зашивать, понимая, что держится сама из последних сил. На грани восприятия она почувствовала, что Эльза закончила с раной Императора, что там уже все в порядке, сама же она опять сшивала кожу. Руки дрожали сильно. Одни иголка с ниткой уже убежала от целительницы куда-то под стол. Нагибаться за сбежавшим инструментом девушка не стала. Она не была уверена, что в этом случае хватит у нее сил встать. Вторая иголка тоже пару раз вырывалась из пальцев, повисая на нитке, которой Рике сшивала края раны. Ловить ее удавалось не сразу, а на последних стежках она вообще начала троиться. В такие моменты Улле закрывала глаза, делала глубокий вздох и, сосредотачиваясь на полоске разошедшейся плоти, шила. Как она закрепляла нить, эльфийка уже не помнила. Просто в определенный миг поняла, что эта пытка закончилась. Что можно отойти, что все, что она могла, она сделала. Где-то рядом звучал монотонный голос Эльзы, но слов было не разобрать. Все звуки доносились через вату, а мир… мир жил своей жизнью, играя с эльфийкой солнечными зайчиками калейдоскопа в темноте, что становилась все отчетливее. Девушка, отчаянно стараясь не упасть и не повредить пациентам, добралась до стены и с трудом прислонилась к ней спиной, затем съехала вниз, закрывая глаза. Голова гудела, мир уплывал, сил не было. Хотелось пить и забиться в уголок и заплакать. По-детски, навзрыд, от бессилия и слабости. Но было нельзя. Еще была Эльза, растерянная Эльза, раненная ария, советница Императора, которая тоже выглядела не очень хорошо. Девушка открыла глаза и еще раз обвела взглядом операционные покои. Надо было встать, но сил не было…

Отредактировано Улльрике Митлайд (2012-09-02 19:02:06)

На слова советницы Вацлав только пожал плечами. Это у баб такая тактика – говорить. Плохо ли, хорошо ли – говорить, говорить, говорить. Не важно – слушают, не слушают, словами бабы лечатся. Когда убили брата, помнил Лец, мать тоже говорила – днем, ночью, утром, вечером. Ругалась, матюками сыпала, обвиняла, плакала и говорила. Без остановки. Бабы, все они по сути одинаковые.
Медичке кивнул. Отыскал зелье – протянул второй, помощнице. Красивая. Смотрела на капитана опасливо. Зелье приняла, выпила. Руки не дрожали. Профессионалка все-таки. Нервная. Это, видать, потому, что молоденькая. Повзрослеет – тоже будет говорить.
Медленно опустилась по стене эльфка. Бледная, усталая. Первой подоспела советница. Протянула стакан воды.
Подошел и Вацлав, протянул руку.
- Давай помогу, - сказал он коротко. – Вылечила?
Что-то говорила советница.
- Вы, госпожа, стало быть, не совсем верно ситуацию понимаете. Руки, ноги - оно это, вторичное. Второстепенное. А гангрена – она коварная, не смотрит на имена и титулы. Сожрет и правого, и виноватого, и солдата, и Императора. Да, - помедлил. – Буду. Один на один с раненым. Потому как две крепких руки лучше десяти или двадцати дрожащих.
Вздохнул. Пахло больницей. Запах больницы напоминал Вацлаву запах кладбища. Это все из-за корешков, трав, душистых снадобий.
- И самое главное: вы же понимаете: слухи о том, что стряслось с Императором; слухи о том, что стряслось с Рейнеке не должны… покинуть пределов этой комнаты. За моих людей не волнуйтесь. Они преданные. Я уже говорил, стыло быть.
Смотрел в глаза лекарше.
- Император как? И что с Рейнеке? Выживут?
Говорить Вацлаву не хотелось, а делать-то нечего.