Ревалон: Башня Смерти

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ревалон: Башня Смерти » Архив завершенных эпизодов » Иллюзия справедливости


Иллюзия справедливости

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

Время: поздняя осень, 1479 года
Место: безымянная деревушка, на территории бывшего Эймара
Обстановка: единственный в этом богом забытом месте трактир
Действующие лица: Асвальд Рейнеке, Орион, Учитель Ориона
Описание: одно пересечение – случайность, два – уже закономерность. Сколько бы Орион не бежал от ненавистного прошлого, оно его настигает, бьет наотмашь. Если жизнь ударила по одной щеке, подставь другую под следующий удар? Орион в корне не согласен с данным постулатом, вернее не согласно его сознание, падшее под гнетом ненависти и жажды мести. Ключевую роль чувств играет отнюдь не природа архонта.
А ведь казалось бы, две не похожие судьбы, две разные дороги, сблизившиеся по злополучной случайности.

+2

2

Унылый пейзаж, медленное угасание природы, разложение, смерть… Ориона тошнило от однообразного мельтешения перед глазами. Ни единого светлого пятна, зловещая тишина, омертвение. Мерзко, неприятно, неуютно. Психологическое давление. Совпадение или очередная порция завуалированного учения? Орион недовольно хмурился, сил на разгадывание задачек Учителя не оставалось, впрочем, не угадать, был ли какой-то замысел в той или иной ситуации, или это априори накрученная содержательность пустоты, и не реагировал на дежурные шутки Учителя.
   Спешная ходьба по неровной обледенелой земле как ничто иное спасала от резкого, пронизывающего, холодного ветра и осенней, пробирающейся под одежду, промозглости. Озябшие, не сгибающиеся, почти потерявшие чувствительность пальцы, Орион то и дело растирал, дышал на них, прятал в холодные карманы в тщетной попытке согреть их. Дыхание сбивалось, изо рта вырывались еле заметные облачка, тут же растворявшиеся в опускавшемся на леса сумраке. Его Учитель невозмутимо шел впереди, ни разу не замедлив шага, выдерживая собственный ритм. Орион недобро чертыхался, пытаясь поспевать за этим невероятным человеком. Он подозревал Учителя в применении способностей для ускорения собственного шага и иррационально злился на него, понимая, что не сможет ничего засечь, а Учитель не признается. Из вредности. Впрочем, подобные выводы были бы спешными и, наверняка, неверными. Все-таки за плечами Ориона всего лишь несколько скромных лет упорнейших тренировок, за спиной Учителя – почти полтора века несладкой жизни. Опыта ему не занимать, действительно.
   Все чаще его мысли обращались к висевшей за спиной сумке, в которой были уложены полоски засушенного мяса. Есть хотелось неимоверно. Орион упрямо прогонял назойливые мысли, полезть за едой, значит, замешкаться, значит, отстать. Вследствие чего не замедлит последовать крайне неприятный выговор, чего Ориону, естественно, не хотелось. Хотелось, наконец, остановиться на привал, утолить голод и дать передохнуть порядком уставшим ногам. Но заикнись он об усталости… С Учителя станется организовать тренировку посреди дикой чащобы.
   Послышалось шуршание бумаги. Орион кисло посмотрел в прямую – никак стальной хлыст вшил в позвоночник – спину, и все же соизволил приблизиться. Словно отвечая на его мысли, раздался голос Учителя.
   - По моим расчетам, нам не придется ночевать под открытым небом. До ночлега рукой подать, парень...
   С губ Ориона непроизвольно сорвался вздох облечения.
   - Совсем немного, да, - вновь заговорил учитель, простирая руку к темнеющему небу. -  Ближе, от хвоста Большой Чаши до Чаши Малой.
   Орион застонал от досады. Учитель смеялся.

   - Я хочу спать! – капризно отозвался мальчишка, не открывая глаз и теснее прижимая голову к наспех взбитой подушке. Как только они зашли в небольшой неказистый трактирчик и договорились о комнатке, Орион тут же плотно закрыл ставни и свалился на твердую тахту, не раздевшись. – Уже поздно. Я устал. Я не хочу есть, я хочу спать, - бубнил Орион.
   Он был готов пожертвовать даже плотным поздним ужином ради часа желанного сна.
   Учитель был неумолим.

0

3

«Коли судьбинушка обернулась к тебе жопушкой, - насмешничая, повторял паскудный дварф Юрген. – Будь любезен упасть на колени да возрадоваться. Поворот, андорец, учти, заруби на косой переносице – есть усилие. Механическое, требующее духовно-мускульной слаженности, а также особой эмпиральной мотивии. Предиспозии, стало быть. И ежели та судьбинушка решит на тебя насратеньки – моли и благодари боженьку, потому как другие, бесславно погибнувшие, не удостаивались даже выперда…».
Зуб не попадал на зуб. Мучился от холода Рейнеке. Без малого пятьдесят лет на службе Империи. Без малого пятьдесят лет – ничего хорошего. «Судьба, - иногда повторял Рейнеке, - обожает испытывать сильного. На слабых она топчется. Пляшет хороводами. Удобряет почву. Па – дансамакабрическое: один полег – другие взошли порослью. Вегетативная философия, ничегошеньки, ничего, стало быть, человеческого».
И есть хотелось. Сильно.
Ноябрь. Повсюду серость. Зима будет страшная. Хрустели серебром земля и веточки. Конь сдох четыре дня назад. Сохранил самое ценное – часть сердца, кусок грудины – отличная вчера была трапеза. Сегодня? Не было.
Только долг. Только ответственность. Большая, прекрасная Империя. Разведка – эта желала мужества. Хотела подвигов, платила жалование. Скудное. Хватало на сапоги, плащ, корм для лошади – ну и достаточно. «Отставить жалобы. Стенать хочете?».
Иногда хотелось. «До сих пор, - продолжал Рейнеке. – Хочется». Не позволяло положение. Доверие Императора. И многое другое. Разное.
«Ты, андорец, - оплот и надежда Империи»
«Слушаю»
«От тебя зависит…»
«Благополучие?»
«Нет. Крайне  сомнительно. От тебя зависит…»
«Что?»
«Не знаю… Сохранность посоха?».
Юрген скалился. Нехотя улыбался Рейнеке.
От Рейнеке зависело малое. Судьба Рейнеке.
Трактир подвернулся вовремя.
Пригладив ладонью бледно-рыжие волосы, Асвальд Рейнеке улыбнулся спокойствию.

- Пива, - требовал. Суетились девки-разносчицы. Луком и жиром исходили горшки с варевом. – Требую.
Платить было нечем. Разве что натурой, профессионально-природной деятельностью.
Арий, страж Империи. Все равно косились. Не любили, не ждали, не верили.
«Коли судьбинушка обернулась жопушкой…».
Буду дышать в другом направлении.
- Лучшего! Немедленно!

0

4

Зарычав от бессилия и нежелания двигаться вообще, Орион сполз с кровати и встал перед Учителем, являя последнему воплощение жалости, умиления и вседозволения. Пожалуй, давно надо привыкнуть к тому, что подобные приемы срабатывали на приемных родителях, но никак не на умудренном опыте Учителе. Протерев кулаками сонные глаза, мальчишка нехотя поплелся вслед за мужчиной. Так и быть, поест.
   В самом деле, Орион никогда не был любителем шумных сборищ. Впрочем, ему никогда и не позволялось «быть взрослым», чтобы прочувствовать всю сладость взрослой жизни. Вместо медовухи – приторно-сладкое пойло, вместо развлечений – скучное созерцание окружающих неадекватных душ. Сколько бы он раз ни был в питейных заведениях, перманентно чувствовал себя крайне неуютно, словно выпавшим из непрямо несущегося потока пьяных и полупьяных завсегдатаев и гостей. А вот его Наставник чувствовал себя, похоже, комфортно, облюбовав самый темный уголок заведения и цепким взглядам присматриваясь к посетителям. Иногда Ориону было интересно, кого выискивает среди толпы его Учитель, иногда ему было все равно, что и как делает этот человек. Не без своих странностей, конечно.
   Орион скривил рожицу прямой спине Учителя, обдумывая, каким образом скорее пасть в горизонтальное положение, в вертикальном находиться крайне не желалось. И, не среагировав вовремя, ткнулся носом в пахнувший травами затылок Наставника, который успел уже преодолеть ступеньки как две. Хорошо, не больше, иначе кувыркаться мальчишке долго, фигурно, больно. Тут же отстранился, выглядывая из-за плеча мужчины.
   Что его… насторожило?
   Казалось, его спина стала прямой настолько неестественно, что невольно задумывался, а точно его позвоночник состоит из позвонков. Словно бы приготовился к атаке. Орион, спустившись на одну ступеньку, недоуменно окинул взглядом посетителей. Обычная разношерстная публика, смазанные взгляды, не сходящие с лиц улыбки. Звон бутылей, слепящий глаза свет, гвалт, режущий слух.
   - Что там такое?
   Учитель не обернулся. Но его взгляд был направлен в определенную сторону. Орион медленно проследил глазами направление. Ничего особенного, ничем не выделяющиеся из общего потока люди. Возможно, старые знако…
   Мысль Ориона резко прервалась. Внутри него что-то резко оборвалось. Раскрылось? Однажды он уже испытывал подобное. Всего лишь однажды. Нутро заполнила ненависть, сильная, яркая, всепоглощающая, подчиняющая. Дикая. Сбоку послышался звон. Взрыв? Мальчишка резко рванул вперед, огибая Учителя. Но огромная, жесткая ладонь, опустившаяся на плечо, удержала от движения.
   - Пусти.

0

5

- Небось, работу ищешь, сынок? – интересовался трактирщик. Грузный, лет сорока – сорока пяти с одутловатым лицом, коротко остриженными волосами и глубоко посаженными глазами; пурпурная сеть капилляров выдавала в нем большого любителя жизни, не дурака выпить – словом, человека, довольного судьбой ровно настолько, чтобы не привлекать внимания. Властей, палачей, мечей и их обладателей. Согласно статистике, вот эти самые добродушные трактирщики с одутловатыми лицами прирезали и ограбили куда больше народу, чем самые раскурвинные грабители. Резали спящими и нисколько не мучили угрызением совести, потому что у добродушных людей с одутловатыми лицами совести нет и никогда не было. С такими трактирщиками Рейнеке сталкивался. Не раз и не два. Взгляд у них еще особенный, специфический: змеиный, немигающий. В него проваливаешься - в черноту, в пустоту, аморальность, безнравственность. Согласно статистике – все в рамках приличия. Люди есть люди. Аморальные, пустые, безнравственные. Хватило бы денег – грехи искупятся. Сглотнул. Судить по внешности о характере, помнил Рейнеке, дело разумное в одном случае – дискутируя с говном о политике.
И это вас мне защищать положено?
«Я на добрых пятнадцать лет старше тебя», - следовало возмутиться Асвальду. Промолчал. Маленькая собачка до смерти щенок. В свои пятьдесят два, признавал Рейнеке, выглядел он хорошо на двадцать – тощий, бледный, веснушчатый, со скулами, готовыми вот-вот пропороть шкуру, низенького росточка – эталон деревенского дурня, гарантия качества. Выдавали глаза. Злобные.
Пиво согревало. Не самое лучшее, не самое худшее. Бесплатное.
- Найдется работа – возьмусь; не найдется – пройду мимо.
Разведка велела набираться опыта. Какого именно – оставалось на совести Рейнеке. В конце концов, думал курвин сын курвы, возможно, потомственной, провозгласить себя родоначальником нового венерического – тоже подвиг. На данный момент единственным достижением, которым мог похвастаться Рейнеке, было средство. Транспортное. Сожранное. Казенное. Лошадь без имени. Всадник без будущего. Нет, ничто не радовало. Пиво, конечно, хотело опротестовать решение – у пива не спрашивали.
«Живи сегодняшним днем, Рейнеке»
«Правильно. Будущим пусть живет Империя»
«И похмелье»
«А похмелье мы поделим поровну».

- Вряд ли найдешь, сынок, - продолжал трактирщик. – Места у нас спокойные, тихие…
Рейнеке устал. Слишком устал. Потому не спорил с трактирщиком. Перестал смотреть в одутловатое лицо с маслянистыми глазками-безднами.
В затылок неприятно кольнуло. Рейнеке напрягся, правая рука потянулась к посоху – сжал крепко, костяшки хрустнули. Не оборачивался.
Мало ли. С холода-то… С хмелем-то.
В спокойной и тихой местности.

0

6

Жар опалил нутро, скрутил горло, ударил в голову. Глаза отказывались смотреть и фиксировать, сознание не желало анализировать, оно провоцировало и навязывало активные действия. Орион сжал кулаки, согнул ноги, готовый ринуться по первому зову. Сдерживала ладонь, сдавившая плечо до боли. В висках монотонно стучало.
   Он чувствовал себя раскованно. Он чувствовал себя сильным. Он ощущал силу. И дикую, необузданную ненависть.
   Сбросив чужую ладонь, Орион рванул вперед, перескочив пару ступенек. Дальше пройти ему не дали. Учитель мгновенно нагнал мальчишку, поймал его руки, зафиксировав обе за его спиной одной ладонью, вторая надавила на шею. Орион согнулся, наконец, отведя взгляд от объекта своей ненависти. Щека прижалась к обшарпанной деревянной стене, тут же отхватив пару заноз. Тяжело задышал, пытаясь избавиться от захвата, освободиться и сделать то, что должен. Долг манил, звал, приказывал.
   - Медленней дыши. Глубже. Спокойней.
   Глубокий бархатный голос Учителя, подобно расплавленному серебру, вливался в сознание, путая установки, сбивая мысли. Взгляд начал проясняться, он замечал грязь, оставленную чьим-то крупным ботинком, мелкие трещинки на поверхности деревянной ступеньки, остановился на носках собственных протершихся ботинок.
   - Соберись. Вспомни, что учил. Вспомни главное. Спокойней, - шептал на ухо.
   Он не понимал, как Учитель может сдерживаться. Как это возможно? Как можно оставаться столь хладнокровным, когда рядом тварь, подлежащая немедленному уничтожению. Желание, казалось, въелось в кровь, очернило сознание, осело на внутренней стороне век. Не вывести, не сбежать, не вытравить. Лишь воплотить в жизнь.
    Почему он бездействует?
   Его слова воспринимались с трудом. Желание никуда не ушло, казалось, оно затаилось, ожидая подходящего момента.
    Убить.
   Орион вновь дернулся, дыхание сбилось, утихшее было сердце начало повторно выстукивать динамичную дробь. Все усилия Учителя пали прахом. И все же удерживал мальчишку своим стальным захватом. Зачем?
   - Что с ним? – послышался перед ним женский скрипучий голос. Неприятно резанул, пробуждая. Орион скрипнул зубами от ярости. Резко поднял голову, желая если не снести с пути, так взглядом отпугнуть.
   - Перебрал, - невозмутимо.
   Скатились с подноса деревянные кружки, разлилось по полу темное пойло, в ноздри забился кислый запах винограда. Орион метнул взгляд вбок, туда, где он должен находиться. Некая отражающая поверхность вернула Ориону картинку его собственного бледного лица, на котором отчетливо выделялись два светящихся тускло-зеленым глаза.
   Разорвав захват Наставника, Орион рванул к столику, за которым сидел тот, кому не дозволено дышать на земле, у кого нет прав на существование. Рванул, в несколько прыжков приблизился. Откуда-то взявшийся грузный мужчина попытался отскочить от несущегося парня. Орион зацепился, издал вопль ярости, и, потеряв равновесие, полетел, разбивая в кровь лоб и сбивая плечами стул под тварью.

Отредактировано Орион (2012-08-18 18:31:17)

+1

7

Вслед за пивом последовали заверения в супе.
- И хлебушек, - усмехался трактирщик, - не боись, бесплатный.
Рейнеке не боялся. Напряженно вслушиваясь в каждый шорох, затылком ощущая движение — чужое, чужеродное присутствие — Асвальд Рейнеке думал о том, о чем, собственно, не пристало думать человеку его возраста. Асвальд Рейнеке думал о зле. Несуществующем меньшем, несуществующем большем. О зле, которое невозможно измерить, невозможно потрогать. Зло лишено пропорций, площадей и форм. У Зла нет имени, прошлого, настоящего, будущего. У зла нет ничего, потому что зло — всего лишь точка зрения, к сожалению, достаточно весомая, чтобы поставить крест на вашей карьере. И жизни, безусловно, тоже. Жизнь Асвальда Рейнеке по меркам торговли и общества представляла товар скоропортящийся, с залежалыми внешними данными, без ярлыка и ценника; эта жизнь демонстрировала чудеса нерентабельности, и если могла послужить отечеству — исключительно на правах гуманитарной помощи крайне не любимому, крайне недобрососеднему государству, а лучше провинции — добить, чтоб не мучились.
К слову сказать, с нерентабельностью Асвальда Рейнеке соглашалась в числе прочих сама земля-матушка, только что в буквальном смысле ушедшая из-под задницы...
Рейнеке не удивился. В отличие от ариев, архонты не гнушались бить в спину. Действительно, не хочешь ударить в грязь лицом? — толкни другого в затылок. Зло — всего лишь точка зрения, а еще инициатива, проявленная не вами.
«Я ведь есть хотел, сволочь. Долбанной, твою мать, похлебки!».
Не успел. Хрустнуло. Затрещало дерево. Взметнулась похлебка — луковая. Не донесла, девочка. Обидно и вкусно пахнуло пряностью. Желудок болезненно стиснуло, рот обдало горечью. Не было только ненависти. И, вероятно, совести. Причем ни у кого. От рождения.
- Архонт! - рявкнул Рейнеке. Сухой, «тяжелый» голос никак не вязался с мальчишеской внешностью.
Больше Рейнеке не думал. Боевой маг в действии. Едва коснувшись пола, перегруппировался, рывком вскочил на ноги. Белели костяшки, бесполезно оттягивало руку древко посоха.
Совсем близко закричала девка — разносчица. Рейнеке не медлил. Струя жидкого пламени с шипением вгрызлась в пол рядом с архонтом. Сколько ему? Мелочи. Огонь опалил волосы, тронул одежду на спине. Завоняло горелыми тряпками. Скоро завоняет жареным.
Вторым движением Рейнеке поставит щит.
Архонты. Арии. Похлебки. Жить хотелось. Жить. Просто. По-человечески.
Пива и выспаться.

+1

8

Все происходило в считанные мгновения. Его тело совершало действия намного быстрее, нежели мозг обрабатывал поступающую информацию. Все происходило на уровне рефлексов. Он был ведомым. Он хотел быть ведомым. Эта сила… он желал ей подчиниться.
   Упав, тут же вскочил на ноги, пригнулся, готовясь к атаке. Все, что он изучал с Наставником, все, что ему дали тренировки были приумножены той Силой, что воцарилась в его теле. Он ощущал невероятное могущество. Не только физически. Его глаза неотрывно следили за врагом, Орион просчитывал каждое возможное его движение, выстраивал возможные варианты атаки и, быть может, отступления, но лишь ложного.
   Казалось, на сетчатке глаза выжигаются какие-то незначительные детали: сломанная ножка стула, острые края которой можно использовать как оружие, сорвавшийся удивленных вздох с губ случайного посетителя, в немом ужасе раскрытый роль одной из разносчиц, побледневшее лицо хозяина бара, взметнувшаяся в воздух плошка с похлебкой, выплескивающееся за края горячее варево, которое можно было бы плеснуть в лицо ненавистному арию. Вмиг позабыто учение Наставника об осторожности и хитрости, об обманных маневрах и тонких атаках. Хотелось проигнорировать положенное выжидание, а ударить сразу, пойти в моментальную лобовую атаку.
   Орион стремительно терял контроль над собственными мыслями. Тысячи голосов шептали в его сознании: как и что делать. Позволить врагу атаковать первым, сбить его своим замедлением, дать форы. Атаковать сейчас, не дожидаясь реакции противника. Закружить вокруг, введя в заблуждение.
   - Арий, - незамедлительно выплюнул Орион, вложив в реплику всю свою ненависть и злобу.
   Орион смотрел на застывшего перед ним в напряжении мужчину и понимал, что внезапность – не союзник. Тем более, что враг дремать не собирался. Качнувшись в сторону – тело реагировало само, подчиняясь той силе, что царствовала в его сознании – успешно избежал огня. Почти успешно. Нет, пожалуй, успешно. Тряхнув шевелюрой и сбив огонь с волос, мальчишка вновь прыгнул в сторону. Зашипел, почувствовав огонь на спине. Нельзя отвлекаться. Нельзя расслабляться. Нельзя поддаваться панике. Арий опасен. Арий должен быть уничтожен.
   Подобраться бы. Коснуться бы. Увы, подстраховался. Архонт чувствовал выставленную арием защиту.
   Черт. Защита.
   Соорудить защитное поле не выходило. Не получалось и все.
   Ярость застилала глаза, толкала на необдуманные поступки. Подскочив к одному из столов, на котором лежала недоеденная баранья ножка, стекал с краев подноса теплый жар, Орион схватил скользкий нож и, не задумываясь, метнул в ария. Нет, в сердце ария.
   Краем глаза заметил, как со спины к врагу подкрадывается Учитель. Язык за зубами удержать не удалось.
   - Убей!

Отредактировано Орион (2012-08-25 17:07:55)

0

9

Асвальд Рейнеке не умел бояться. Организм – умел. Умели ладони, желавшие, но лишенные права вспотеть. Умели кишки, липкие и холодные. Глаза, правда, не умели. Глаза видели противника. Как зло – безымянного, еще совсем молодого; человека, которого он, Асвальд Рейнеке, встретил впервые в жизни и которого не встретит никогда, потому что сегодня – должно быть, очень скоро, - чей-то организм разучится бояться, чьи-то руки перестанут потеть. Чьи-то глаза? Глаза перестанут служить зеркалом, потому что души тоже не будет. Мертвая, пустая плоть. Разбитая скорлупа. Смерть, учили Рейнеке, это освобождение. Будь добрым, андорец, говорили они, дари людям свободу. Пусть мечты сбываются.
Асвальд Рейнеке не мечтал ни о чем. Последняя мечта растеклась по полу; грязному полу, скользкому, дощатому. Мечта пахла луком и наверняка была чертовски приятной на вкус. Не сладкой, соленой.
А во рту было кисло. От пива, от голода. Скрипнул зубами. От чего ж вам так сдохнуть не терпится? Я к вам не лезу, я вас не трогаю… Ненависть. Много ее в архонтах. Глубокая, не видать донышка. Рейнеке? Презирал. Не умеющий контролировать себя – первейший враг Империи, предатель, угроза благополучию и обществу. Обществу. Аморально-безнравственному. Рейнеке давал клятву верности. Империя прокляла Рейнеке.
«Не льсти себе. Империя? Человек пятьсот»
«Почти тысяча»
«Почти – не считается»
«Я – не математик»
«Ты – арий. Боевая единица. У тебя нет, не может быть мнения»
«А что может?»
«Ответственность»
«Ответственность…»
«И отличная координация».

Координация и впрямь отличная. Глаза Рейнеке на миг расширились. Блеснуло в архонтских руках лезвие. Мир дрогнул, время замедлилось…
- Убей! – крикнул мальчишка. Капля пота стекла по виску Рейнеке.
«Двое?»
«Некогда думать! Некогда!»

Он и не думал. Рванулся в сторону. Понимал, что упадет и упал. Упал на набок, на согнутый локоть – рука вспыхнула болью – ничего страшного. Посох он выронил. Посох ему не понадобится.
Нож мелькнул в воздухе. Мелькал недолго – впился, вгрызся, врезался – в плечо второго, нападающего.
Отличные координация, отличные рефлексы. И боль в локте – первостепенная. Диавол с ним, с локтем. Сердце билось громко. Целое.
Над дальнейшими действиями Рейнеке не мучился – очередная волна пламени ударила во второго архонта – видимо, наставника, первого – сбила с ног, не прикончила. Но, несомненно, покалечила.
Попытался подняться на ноги.
- Вон! – орал Рейнеке. Девка-разносчица по-прежнему плакала. – Все вон! Сдохните!
Сдохнут. Живыми он архонтов отсюда не выпустит.
Долг. Империя.
«Не видать тебе сегодня ни пива, ни ужина».

+1

10

Волна ужаса накатила, отторгла ту силу, что уже забрала права на его рассудок. Орион застыл, осознавая собственную ошибку. Ошибку, которая на его глазах становилась фатальной. Ошибка, которая, быть может, сейчас стоит жизни его Наставку. Воздух словно бы сгустился, замедлил полет ножа. Расширившимися от ужаса глазами Орион неотрывно следил за полетом лезвия. Вот сверкнул блик огонька свечи, отскочивший от гладкого бока ножа. Вот нож совершил кульбит, еще немного приблизившись к цели. Не к той цели, на которую рассчитывал Орион. Юноша хотел было крикнуть мужчине, предупредить, уберечь. И не мог. Глотка онемела, язык не слушался.
   Арий творил что-то невозможное, невероятное, непостижимое. Он просто не мог уйти от ножа. Просто не мог. Стало быть, мог. Орион еще никогда не сталкивался с опытными ариями. Вообще не сталкивался с ариями. Все шло не так, как он предполагал. Учитель зачастую имитировал встречи с ариями, рассказывал о собственных стычках, которые они тут же разыгрывали. Ра-зы-гры-ва-ли. Вот ключевое слово. Все, что происходило на тренировках, зачастую походило на игры, или сценическую поставку – как удобнее. Учитель мог ударить, мог ранить, но лишь в профилактических целях, как наказание за невнимательность, неосмотрительность. Но все предусмотреть невозможно.
   Спина горела, разжигая ненависть и желание мстить.
   Нож, завершив полет, вошел в плечо Наставника. Мужчина не издал ни звука. Или Орион оглушен происходящим? Неправильные мысли, неверные вопросы. Орион быстро осмотрелся, пытаясь найти то, что могло бы послужить оружием. Взгляд скользил по столам, наполненными скудной едой и почти пустыми кружками. Взгляду зацепиться было не за что.
    Не паникуй. Не поддавайся мысленному хаосу. Сохраняй разум.
   Вторил Орион словам Наставника, которые тот произносил из раза в раз, вдалбливая в его мозг на каждой тренировке. Сложно сохранять рассудок, когда один единственный арий дает отпор. И не просто отпор, он навязывает свои условия, под которые волей-неволей приходится прогибаться. Как следствие – тощий, обманчиво хрупкий арий в выигрыше. Такое положение бесило.
   Взгляд мазнул по айрискому посоху, что покатился по деревянному полу. Для Ориона он не представит никакой ценности. Разве что переломить череп противнику. Что сомнительно. Скорее палка переломится пополам, нежели нанесет урон арию. С другой стороны, лишить ария его оружия было бы неплохо. Эта мысль почти согрела душу. Впрочем, обдумывать ее как следует, Ориону не удалось. Боковым зрением он видел, как Наставник поднял руку, как схватился на рукоятку ножа, как резким движением выдернул лезвие из плоти. Орион невольно перевел взгляд, отмечая каплю крови, которая вот-вот сорвется с острого конца. Покинуть капле нож было не суждено. Огонь охватил лезвие, голое запястье, перекинулся на рукав. Учитель грязно выругался, отступил назад.
   Орион упал, сраженный собственным промедлением и глупостью. В форме огня ария, добравшегося до плоти. Мальчишка откинул голову, больно ударившись о деревянный пол. Повернул голову в сторону ария, но все, что он видел – тот самый злосчастный посох, который обронил враг. Мальчишка вытянул руку, пытаясь дотянуться, зацепить. Каких-то дюймов не хваталось. Вокруг все пришло в движение. Посетители, охваченные страхом, спешно покидали паб, не оглядываясь. Трусливые свиньи. Кто-то споткнулся об его локоть, добавив еще порцию неприятных ощущений. Орион зарычал от негодования, злости, собственной беспомощности. Боль мешала думать. Боль мешала концентрироваться. Мальчишка сбил арийский огонь и, подтянувшись, схватил посох. Хотя бы что-то.
   Все еще не рискуя вставать, Орион, крепко стискивая арийскую палку, отполз в сторону, чтобы видеть из-за стола ария. И Наставника. Последний резким, разраженным движением откинул полы плаща.
   Сверкнуло лезвие архонтского меча.
   Орион с восхищением проследил за его траекторией. Мысли лихорадочно заметались. Чтобы у них был шанс… Нет. Чтобы у Учителя был шанс, ария нужно отвлечь. Сжав палку, Орион вскочил с пола. Боль сковывала движения. Мальчишка был не оригинален.
   - Сдохни сам! – замахнувшись, бросился на врага. Размозжить голову противника – вот его спасение.

0

11

Архонт выдернул нож. Капля крови упала на пол.
Вот и вся философия. Вот и вся поэзия. Обычная кровь, обычный пол. И ситуация совершенно обычная. Положиться на инстинкты, выкинуть из головы лишнее. Баб, детей, толпу, суету, боль в локте, трактир, столы, стулья, пол и потолок. Вышвырнуть за ненадобностью.
Вышвырнуть себя.
Огонь – отец всех стихий. Ну что ж, батенька, действуйте.
Асвальда Рейнеке не учили жить долго. Асвальд Рейнеке выучил: единственный прок от долгой жизни – возможность сказать «битва … года – я ее пережил!» - сказать, пережить и до конца дней своих прослыть трусом. Настоящие герои битв не переживают, настоящие герои костьми лягут лишь бы… лишь бы было кому о той битве рассказывать – правому, левому, другу, недругу, соратнику, предателю. Важно не предать себя - вот и все, чему выучился Асвальд Рейнеке. Главное – не предать.
И не быть трусом.
Девка – визжащая – с косичкой – сойдет за летописца. На безрыбье… ил – вершитель истории. Не повезло тому, кто первей других вляпался.
Рейнеке засосало.
Сверкнул меч.
Он ударил. Ударил стеной – густое, всесжигающее пламя рвануло в архонта – накрыло шипящей коркой меч, поглотило фигуру. Может, убил. Может, не убил. Атаковал на совесть. Без ярости, но с чувством. Долга. И немного – за инстинкт самосохранения.
Второй подхватил посох. Череп раскроить хотел, значит. Рейнеке упал. Мордой вниз, перевернулся. Вспыхнули стены таверны. Вспыхнул пол, вспыхнул потолок. Заволокло комнату едким, черным дымом.
Рейнеке зажмурился. Сейчас ударит. Вот сейчас… Молиться? Нет.
Продолжать. Действовать.
Рейнеке мог одно – раскалить до невозможности древко посоха.
И раскалил.
Credo, credo, Domine...

0

12

Какие-то мгновения, какие-то действия отделяли его от выигрыша. Или от поражения. Наставник всегда говорил, что никогда нельзя надеяться на случай. Никогда. Он может вмешаться, спутать карты, сбить с пути. Но только действия и желания определяют исход. Орион прекрасно понимал, что должно произойти. Понимал, и отказывался принимать. Мысли о собственной смерти, или смерти Учителя вызывали горечь и ненависть. Мысль о смерти Ария сладка. Но чтобы смерть отнять, нужно правильно оценить обстановку. Оценивать было некогда. Нужно было действовать.
   Казалось, время в разы замедлило ход. Или, быть может, арий позволил себе ускориться до нечеловеческой скорости? Ненависть в Орионе бурлила и грозилась выплеснуться. Ненависть жгла нутро и заставляла завершить начатое движение. Ненависть руководила им, шептав слова утешения и сладко обещала избавления. Орион всецело ей доверился, отдал бразды правления в ее распоряжение. Рациональность, вопреки наставническим установкам, ушла, осталась только месть, которую необходимо удовлетворить.
   В какой-то момент время прекратило всяческий ход. Орион с ужасом видел, как всепоглощающий огонь ринулась к Учителю, обхватила его своей распахнутой пастью, поглотила. Сожрала? Заорав от ярости, парень перевел взгляд на ария, уже приблизившись и начиная движение посоха из-за головы. Никакой пощады. От ария не должно остаться ничего. Ничего живого.
   Что-то пошло не так, совершенно не так. Ладони вспыхнули от боли. Заболели от… ожога? С удивлением выпустив посох, Орион по инерции продолжил движение. Быть было нечем. Сомнительное орудие потеряно. Разгруппировавшись и потеряв какую бы то ни было ориентацию в пространстве, растеряв понимание происходящего, мальчишка споткнулся о жилистого ария и кубарем повалился, улетая в клубы почти черного дыма. К горлу подступила тошнота. Он не желал видеть последствия арийской выходки. Он не желал видеть падение своего Наставника. Зажмурившись, Орион упал на пол, коротко выдохнув. Согнулся, закашлявшись. Глупо вот так умереть, с рядом лежащим еще живым, но до последнего цепляющегося за жизнь ария, в огне. Теперь у него все шансы получить полноценное размозжение мозгов. Приподнявшись на коленях, попытался отползти. Вдруг почувствовал нечеловеческий захват за шиворот, рывок. Как котенка за шкирку, как еще слепого котенка. Легкие перестали жечь, дым перестал забиваться в ноздри. Орион с шумом глотнул почти чистый воздух, вновь закашлявшись. С удивлением поднял голову.
   Наставник.
   Обожженный. Еле держащийся на ногах. С вытянутой перед собой рукой, ладонью вверх. С почти прозрачными, светящимися глазами. Еле живой.
    Живой. Еще не поверженный.
   С нечеловеческим упрямством удерживающий архонсткий щит. Нечеловеческая воля. Отчаянное желание жить.
   Орион упал, краснея от стыда. Наставник учил никогда не сдаваться, а мальчишка не мог встать. Не мог и все. Он оказался слаб, он не оправдал надежды Учителя. Падший и сдавшийся.
   - Прости…
   Наставник не обратил на него никакого внимания. Колыхнулся, будто сбрасывая оцепенение, неспешно прошел мимо, направился в сторону ария.

0

13

Замечательные, должно быть, отношения между архонтами, позволял себе изредка думать Рейнеке, не наставничество, отцовство. Суррогат семейности. Связи псевдородственные. Псевдородственные ценности. А ведь дорожат друг другом. Друг за друга цепляются.
Ариями тоже дорожили. Так дорожат оружием, инструментом, частной и государственной собственностью. Дают – бери. Пользуйся. Корректируй, калибруй, оттачивай. Поломал – обидно, конечно, делать нечего. Один сломался – настругаем с дюжину. Государственная машина – механизм отлаженный, себя восстановит – другим завидно. Регулировка. Функция. Позади столетие, впереди столетие. Люди-инструменты, люди-оружие, арии. А я? Что я такое? А ты – колесико, Рейнеке. Правильно.
Нет, я не колесико. Я – убийца. Профессиональный истребитель чудовищ, надежда и опора Империи.
Когда архонт пролетел мимо, сердце ударило. Ударило, упало и замерло. Чертовски страшным было падение. Еще немного, ближе бы и… не осталось бы никакого ария. Ни инструмента, ни оружия, не осталось бы никакого Рейнеке. Только Асвальд, шлюхин сын шлюхи, возможно, потомственный. Бесполезный, беспомощный. Пронесло. Спасибо тебе, Господи. Возблагодарим судьбинушку. Некогда.
Нет, ненависти он не испытывал. Не испытывал ничего. Побеждать, действовать. Быстро, рефлексами – опрометчиво, преждевременно. Архонт выжил. Покатился по дощатому полу посох с навершием в виде головы сокола. Выставить руку – дотянется. Он и дотянулся. Изуродованными пальцами стиснул древко – как всегда крепко, больше не выпустит. Рывком поднялся на ноги. Стены таверны занялись пламенем. Скрипел, плевался искрами горящий потолок.
Архонт шел медленно. Или просто казалось. Арию.
- А теперь, - спокойно проговорил Рейнеке. – Мне придется тебя убить, о чем я искренне… не сожалею.
Не сожалел. В жизни существует два типа жалости – жалость к себе и жалость к ближнему. Ближних у Рейнеке не было, на себя не хватало времени.
Где-то там что-то там кричало о чем-то или требовало чего-то ломким мальчишечьим голосом – молодой архонт. Им тоже займется. Всенепременнейше.
Мальчишка. Дети, женщины… У врага нет пола. У врага нет возраста, имени, социального статуса. Проявляй архонты способности в колыбельном возрасте, такие как он, Асвальд Рейнеке, резали бы архонтов прямо в колыбелях. Сотнями, а, может, и тысячами. Считай, повезло в общем и целом, таким как он, Асвальд Рейнеке, повезло со своим бездушием – не замолили бы, грехи-то, не отмылись бы. Перед лицом Создателя. Души нет, следовательно, отвечать не перед кем. У ария есть одно - долг перед отечеством.
«Философ ты хренов, Рейнеке»
«Глупости»
«Тонко подмечено. Глупости. И философия у тебя глупая»
«Спасибо, обрадовал»
«Я – это ты, Рейнеке»
«Я – это я»
«До последнего».

Второго шанса не будет. Архонт надвигался. Рейнеке перехватил посох обеими руками. Желваки на скулах вспухли, глаза прищурились.
- Вот и все, - прошипел он.
...адская волна раскаленного воздуха, прошитая пульсирующими нитями – сеть, не иначе – пламени пробила архонтский щит, в буквальном смысле окатила, омыла, оплела архонта. Одежда на нем вспыхнула. Вспыхнула кожа, вспыхнули волосы. Кожа начала трескаться – черная пенистая кровь не капала – испарялась, едва соприкоснувшись с воздухом. Кровь.
Тонкая струйка стекла на подбородок Рейнеке.
Кружилась голова. Тошно. Муторно.
- Твоя очередь, дружок. Помирать-то не хочется?
Взрослый архонт не кричал. Это пугало Рейнеке.
Молодой молчал. Закричит еще. Вопрос времени.

+1

14

Ориону было страшно. Он никогда не видел своего Учителя таким. Фанатичным. Безумным. Ничего не замечающим вокруг. Отклика не последовало. Учитель шел вперед, просто шел, навстречу своей судьбе, навстречу смерти. Пойдет ли смерть против него, или решит сопутствовать прогулке, Орион не знал. Не хотел знать.
   Сил не было, чтобы подняться. Щит, выставленный наставником, все еще сохранял свое действие, не подпуская к мальчишке клубы едкого дыма. Развернувшись на полу лицом в ту сторону, в которую последовал его Наставник, Орион прикрыл глаза настолько, чтобы видеть лишь ноги до колен. Он решил, что не будет видеть происходящего. Но он увидит результат, каким бы он ни был.
   Страх липкими комками забивал горло, затруднял дыхание.
   Шаг. Шаг. Еще шаг. Неторопливо. Уверенно. Решительно.
   Орион боялся моргнуть, боялся спугнуть стоящую перед глазами картинку. В его груди трепетала надежда. Учитель сильный, опытный, мудрый. Учитель… он ведь почти всесильный. Мальчишка верил в это. Верил искренне. Верил отчаянно. Учитель не сдастся. Его не так-то и просто победить. Он казался Ориону почти богом. Он не может проиграть. Не может?
   Мальчишка дернулся в попытке встать, но тут же упал, сраженный всеми шероховатостями окружающего мира в лице собственной неуклюжести и бессилия. К сражению с арием его готовили. Орион проклинал судьбу за то, что последние несколько дней им приходилось в силу каких-то почти незначительных событий откладывать путешествие в Эймары за мечом. Выйди они на несколько суток раньше, быть может, все было бы по-другому. Быть может, ситуация сложилась иначе. Вероятно, расклад сил был бы иным. У Ориона был бы меч. Свой собственный архонтский меч. Возможно, на счету Ориона был бы первый арий. Возможно, Учитель был бы доволен своим учеником.
   История не приемлет сослагательного наклонения.
   Учитель остановился, полы его плаща замерли. Время, казалось, остановилось. Все сосредоточилось вокруг одной единственной точки – точки соприкосновения ботинок Учителя с полом. Орион медленно выдохнул, вспомнив, что дышать все же надо.
   Почему не двигается? Почему не атакует? Почему медлит?
   До Ориона донеслись отголоски магии ария. Мальчишка закричал от боли. Жар тронул щеки, грудь, коленки. Боль. Боль. Боль. В висках стучало, сердце неровно бултыхалось в грудной клетке. Страх толстыми иглами прошил позвоночник.
   Первым упал меч Учителя. Потухающий меч. Шмякнулся, звякнул, застыл. Мальчишка смотрел на клинок, завороженный игрой отражения – всполохи огня, будто издеваясь, перекатывались по лезвию, потухали и вновь разгорались. Боковым зрением Орион увидел грузно опустившегося Учителя.
   Все-таки не бог.
   Мальчишка зажмурился. Действие щита прекратилось. Едкий дым обступил очередную жертву, погрузил в свои густые объятия. Орион закашлялся, распахнул глаза, чувствуя, что близок к обмороку. Этого еще не хватало. Он не слышал слов ария, но видел его шаги. Приближающиеся шаги.
   - Ненавижу, - выдохнул. Выбросил левую руку вперед, желая дотронуться до лодыжки убийцы. Не хватало каких-то дюймов. Придвинуться не вышло. Тьма тронула его сознание первой.

0

15

Одна струйка. Вторая. Третья. Надо высморкаться. Вытерся обшлагом.
Руки дрожали. Чадил потолок, пол, стены со стульями. Последнее усилие – дым рассеялся. Починят. И пол, и потолок; купят новые столы со стульями.
Конец. Кончилось приключение. Прощай, суп; прощай, пиво; прощайте постель с ночлегом, матрац с клопами. И пробуждение.
Мальчонка не двигался. Смотрел в затылок Рейнеке. Прикончить? Зарезать что ли? Как скот? Как тварь дикую? Можно, конечно. Чин по чину, все – по совести. Без усилия. Сплюнул. Архонт. Мерзость к мерзости…
- Э… нет, уважаемый! – кричал трактирщик, хватал за локоть Рейнеке. – Мы вам убийств не заказывали! Забирайте! Сами нагадили – сами убраться будьте добры изволите! Ваша п… - нет, не шевелятся, - ваша падаль? Ваша! А у нас тут приличное, заведение и общество!
Рейнеке молчал. Слепо глядел в глаза трактирщику. Вон оно как, падаль – получается – к падали. Мало мерзости к мерзости. Мало. В чудесной, прекрасной Империи.
- Не могу, - коротко бросил Рейнеке. – Не могу.
- Как так не можете? – лицо исказилось. Пошло пятнами. – Я понимаю, все понимаю! Маг – защитник Империи… Да дворец-то далече, а мы – близенько… платите денежку.
Рейнеке молчал. Вспухли желваки на скулах, под носом – размазано. Жалкое зрелище.
«Сжечь всех к чертовой матери?»
«Шутишь, Рейнеке?»
«Мечтаю»
«Не мечтай. Вредно для головы и печени».

- Я заплачу.
Зеваки. Подтягивались. Медленно. Кто-то опустился на колени рядом с архонтом. Молодым, стало быть. Капюшон – глубокий. Лица видно не было.
- И этого с собой заберу. Вопросы?
- А вы, милсударь, кто таков будете? –
ухмыльнулся трактирщик. Раскатал губу, хотел денежку.
- Никто. Можете называть меня маркиз Никто фон НеТвоего де Ума Дело-Задница. Такое представление устраивает? Плачу наличными.
- Устраивает, -
пожал плечами трактирщик, взвешивая на руке кошелек незнакомца – увесистый. – Разбирайтесь сами. Горите пламенем...
- А вам, мэтр, тоже денег надо?
- Не помешали бы, - спокойно согласился Рейнеке.
- Кончились, - спокойно констатировал маркиз Неназванный.
- Верю, - спокойно согласился Рейнеке.
- Распрощаемся, - констатировал маркиз Неназванный.
- Распрощаемся, - согласился Рейнеке. – Судьбе надо – еще встретимся.
- На все воля Божия.
«На все воля Создателя».
На улице было холодно. Зима наступила ранняя.
Впереди – дорога. Рейнеке не оглядывался.
Не смотрел вслед Рейнеке и маркиз Неназванный. Не было ни желания, ни возможности - потому что зрения тоже не было.
Снежок пошел.
Меленький.

+1


Вы здесь » Ревалон: Башня Смерти » Архив завершенных эпизодов » Иллюзия справедливости


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно