Все-таки она перегнула палку. Как же это тяжело – объяснять молодой девушке, почему ее жизнь летит под откос и почему вот так внезапно у нее отбирают самое дорогое, не давая ничего взамен. Это было нечестно, но не Летиции было это исправлять. Хотя, пожалуй, она была одной из первых в ряду виновных в горе принцессы. Да, не рассказала, не подготовила, побоялась разрушать прекрасные зачарованные детские мечты. Каждый раз, когда она приезжала навестить дочку в семейное поместье де Авели, императрица готовилась к серьезным разговорам, проигрывала в голове возможные вопросы девочки и свои ответы на них, ночами ходила из угла в угол, позабыв про сон и все искала верные слова. Но только лишь ее нога ступала на каменные ступени родительского дома и где-то в его глубине слышались торопливые шаги и взволнованный мелодичный голос ее рыжекудрой красавицы, как сердце вздрагивало и решительно отказывалось служить матери. Летиция обнимала наследницу императорской крови и думала: «Потом, потом. Еще так рано. Она такая юная. Еще успеется, куда торопить время?» Она улыбалась рассказам Констанции о ее ученье и играх, болтала с сестрой и лишь изредка ловила себя на мрачных мыслях о том, что с каждым годом принцесса становилась все выше, все пышнее расцветала ее красота и все более напоминала она в словах и поступках своего отца. А значит и слушать о том, что должна была объяснить ей мать, она бы стала не покорно склонив голову, а, в лучшем случае, гневно топая ногами и призывая несчастье на весь мир. Но вот наконец-то тянуть было уже некогда.
- Прости меня, родная, - тихо ответила Летиция дочери, - Прости. Я должна была сказать, предупредить. Теперь нам остается только верить в мудрость твоего отца. Верь, Констанция! – она просила горячо, от всего сердца, как доверяла супругу сама.
- Мы очень тебя любим. Ты наше сокровище. Помни об этом там, далеко от дома, - она наклонилась и поцеловала золотую макушку. А сможет ли она их навещать? В Харматане и вопроса не встанет. Хотя какой он, принц Шатхи, Драгоценный Птенец? Может ли статься, что он окажется человеком с добрейшей душой и отважнейшим сердцем? Летиция улыбнулась своим мыслям – теперь уже она принималась мечтать. Но так хотелось успокоить напуганную принцессу. Пожалуй, лучше не отвечать. Но поймет ли она сама, что возможно совсем, никогда не сможет увидеться с семьей? «Совсем», - вздохнула про себя женщина, вспомнив слова сестры, когда покидала свой дом. К такому нельзя быть готовой. Можно только привыкнуть.
- Твоя родина в твоем сердце, дитя, - как мало могла она помочь. И тут дочь задала вопрос, которого Летиция никак не ждала, а потому ответила привычною улыбкой, которая так очаровывала всех ее собеседников и давала спасительные минутки, чтобы собраться с мыслями. Хотя те, в свою очередь, не пожелали сегодня никуда собираться, а наоборот побежали, как мыши с тонущего корабля. Императрица нахмурилась, словно хотела велеть этим непокорным созданиям встать в строй и начать организованную высадку в шлюпки. Первыми отправились ее воспоминания о всех долгих годах жизни во дворце – это ее немного успокоило. Летиция начала искренне и просто:
- Сначала я любила только своих отца и мать, любила Аурелию, хотя ее порой это даже раздражало, - женщина хихикнула, как ребенок, вспоминая о своих шалостях, - Ах, да, еще я любила вишни, мед и пони. А потом в дом приехал император Ревалона и подарил мне куклу. Отец сказал, что я обязана забыть о своей семье и отныне любить только этого высокого неулыбчивого мужчину, которого я совсем не знала. Я была послушной дочерью и искренне старалась любить императора. Меня забрали в Аверну, стали называть Ваше Величество, но все еще продолжали ругать за ошибки в письме и порванное платье. А я каждый день перед сном читала молитву и просила в ней Создателя послать милость своему государю. Вот так я любила Клемента III, больше, чем свою семью, потому что о них я молилась в самом конце, а ему уделяла несколько минут в начале, - Летиция говорила и играла с волосами дочери, собирая прядки по одной то в замысловатый цветок, то в пушистый клубочек, - Потом меня допустили до государственных церемоний. Говорили, куда идти и что делать. И все равно я так часто ошибалась! О, я была ужаснейшим позором, порой, не дай Создатель вспомнить! И он всегда был рядом. Ни разу не попрекнул, ни разу не одернул. Тогда я полюбила Клемента, который был моим защитником и опорой. Мы проводили очень мало времени вместе, но он всегда был со мной. Знаешь так, невидимо. Просто я знала, что я в безопасности. Я боготворила его за это. А когда я выросла и полюбила вместо меда и вишен платья и танцы, то вдруг откуда ни возьмись я стала получать в подарок сонеты. Прекрасные, прекрасные стихи… Ах, не влюбилась бы ты сама, зная, что самый великий человек Ревалона, гроза и трепет его врагов, способен сказать тебе с такой нежностью и так горячо, что порой мысли о тебе отвлекают его даже от самых важных дел и дарят ему спокойствие и радость! Я не могла бы любить никого другого, Констанция. Твой отец дал мне все, о чем может мечтать женщина. И самое главное – вас, тебя и твоих братьев.
Летиция выпрямилась и приподняла подбородок дочери двумя пальцами, так, чтобы заглянуть ей в глаза. Тут высадилась вторая партия ее мыслей. Это были крайне истеричные господа, которые кричали в ее голове наперебой. Одни – что принцесса полюбила безответно и страдает, другие перебивали первых и орали, что такую прелесть нельзя не любить, но что, возможно, она доверяет какому-то злодею, который жажадет нажиться на ее чувствах, третьи затравленно шептали, что Констанция вот-вот решится на побег из-под венца ради жизни в рыбацкой деревушке. Императрица стойко держалась под напором какофонии в ее голове и спросила дочь как можно мягче:
- Я ответила на твой вопрос. Скажешь, почему ты его задала?