Ему снились странные сны. Страшные в своей откровенности, прекрасные в своей реалистичности и основательности. Крупные темные капли крови, разбивающиеся на мириады бликов об острие лезвия архонсткого меча, расползающиеся пятна на темных одеяниях неподвижного мужчины, лица которого не видно, выглядывающие обугленные скрюченные пальцы из-под рукавов. Страшно. Он не хочет смотреть, не хочет быть запятнанным знанием об ужасающей смерти, не желает понимать происходящее. Шаг назад, в темноту, и разверзнувшаяся пропасть под ногами. Падение и полет неминуем.
   Сознание возвращается резко, болью отзываясь в позвоночнике, щеках, на пальцах рук. Еще никогда он не чувствовал себя столь отвратительно и мерзко. Пожалуй, он еще никогда не просыпался столь разбитым и больным. Даже после первой драки, случившейся с соседскими мальчишками, он чувствовал себя куда лучше, чем сейчас. Горло ныло, словно бы по нему прошлись стальной палкой с шипами, изнутри. Губы сухие, разомкнуть – растревожить ранки. Попытка приподняться не увенчалась успехом. По позвоночнику пробежалась струйка страха. Настолько недееспособен? Дернул ступнями – слушаются. Распахнул глаза – видят, как и прежде. Но не то, что привычно. Потрескавшийся потолок, сплошь покрытый паутинным узором. Орион видел крупную мертвую муху, спрятанную в белый кокон. А над коконом – паук. Мальчишка ощутил чувство гадливости. Нет, он не хочет здесь находиться. Даже если Учитель скажет, что надо…
   - Учитель!
   Орион невольно дернулся всем телом, застонав. Учитель… мертв. Орион больше никогда его не увидит. Он не мог даже представить, что Учитель не будет менторским тоном читать нотации, не будет делиться знаниями и опытом, не будет давать наставления, не будет в профилактических целях хлестать мальчишку, чтобы тот не отвлекался и не позволял себе задумчивости посреди тренировки. Не мог осознать, что Наставник не будет ходить по земле, что его больше не существует. Вина и сожаление затопили его сознание. Позже пришла злость и отвращение к себе. Как он мог сдаться? Как мог смотреть на гибель близкого человека и ничего не предпринять? Орион в полной мере ощутил себя мразью.
   Он неотрывно смотрел на недвижимых паука и муху. Сильные пожирают слабых. Естественный процесс. Естественный отбор. Такова жизнь. Таково существование, бессмысленное и беспощадное. Быть может, то безумие было логичным и обычным стечением обстоятельств. Быть может, да, но сознание категорически отказывалось воспринимать смерть Учителя как факт.
   Он погиб по его – Ориона – вине. Бездействие иной раз хуже, чем какое-либо неуклюжее действие. Так говорил Учитель. Никогда не останавливаться. Никогда не сдаваться. Орион остановился, сдался, оступился. Непростительная ошибка. Он поступил как трусливая тварь.
   Теперь Орион в ответе за собственную ошибку. Кровь за кровь. Жизнь за жизнь.

Ориону вдруг стало все равно. Он не хотел знать, где находится, почему находится и по каким заслугам остался жив. То, что он сейчас имеет возможность дышать – досадное недоразумение. Упущение. Осечка. Арий его пощадил? Ублюдок. Орион не желал находиться в кровном долгу у ария. Отвратительный арий, под стать ему мерзкий поступок.
   Учителя больше нет. Обучение Ориона не закончено. И теперь уж вряд ли подойдет к своему логическому завершению. Архонтский меч не получен, да и мечтать о нем более бесполезно. Орион остался один, совершенно один. Спрятанный в старом, наполненном паутиной и пылью, захолустье. Оставленный умирать среди нищеты и грязи? Таков был план ария? Не стал добивать мальчишку, не пожелал марать руки сильнее? Сам сдохнет выпавший из гнезда птенец, не так ли? Только и осталось, что ждать кончины.
   Орион закрыл глаза. Он не верил в загробную жизнь, не представлял, что может ждать человека после смерти, не предполагал, что ждет архонта. Предательство, наверно, будет рассматриваться особо… придирчиво. Орион оказался хуже Учителя, слабохарактернее. Сопливый юнец. Наверное, после смерти он не встретит Наставника. А так хотелось бы его увидеть, упасть в ноги и молить о прощении. Что ж, он обречен на бесславный конец, и мученическое существование, сдобренное гнетом вины и отвращения к самому себе.
   Голос, раздавшийся откуда-то со стороны ног, стал неожиданностью. В груди заклокотала надежда. Быть может… Глупые надежды. Нет, не Учитель. Но и не арий. Наемный нищий, согласившийся за пару хлебных монеток присмотреть за мальчишкой, и если тот вдруг вздумает пойти на поправку, прибить обычной палкой? Вполне вероятно. Что ж, не будем затягивать процесс.
   Орион отвернулся. Говорить не хотелось. Говорить было надо.
   - Живой, - безразлично. – Не хочу.
   Есть хотелось. Но не показывать же это незнакомцу. Орион не понимал, почему тот предлагает еду. Если в его интересах смерть мальчишки, так почему бы ее не прекратить сейчас же? Зачем продлять страдания? Где-то на задворках сознания, мозг отмечал несостыковки, но мальчишке не хотелось о них думать.
   Бессмысленное существование, падшая душа.
  - Орион Трусливый, - с намеком на издевку бросил мальчишка.

Все, чего он желал – спокойствия, тишины… темноты. Странное состояние: душа уже умерла, а тело продолжает жить. Учитель часто упоминал о «моральном разложении» тех, кто оступился, не это ли сейчас происходит с Орионом? Нет желаний, нет стремлений, почти нет мыслей. Словно бы плывет по течению безволия и равнодушия, подчиняясь потоку и наслаждаясь инертностью.
   И только мысль об арии, об его омерзительном поступке зудела на краю сознания, пробуждая подобие злости и ненависти. Нет ничего хуже, чем быть обязанным, быть в долгу. И даже если этот старик, которому принадлежал старый скрипучий голос, действительно никоим образом не был связан с арием, не отменяет того факта, что убийца вот так просто ушел, не попытавшись избавить мир от юного архонта, не очистив мир от грязи, не выполнив свой долг. Это обескураживало.
   Передергивания старика Ориона не тревожили. Пусть называет, как вздумается. Попытка расшевелить, раззадорить? Крайне неудачна. Да, трус. Да, предатель. Он заслуживает куда более… расписных ругательств.
   Мальчишка молча выслушал начало тирады старика. Есть хотелось, от физических потребностей никуда не деться. Хотелось не только есть. Живот – предатель – урчал так, что было слышно, наверняка, и за окнами. Хочет, но не будет. Из принципа. Дальнейшие слова Ориону не нравились. Ох, как не нравились. Выглядело все это скверно.
   Орион не понимал – зачем совершенно постороннему человеку тратить на него деньги?
   - Вы. Заплатили. Убийце. Чтобы. Он. Меня. Пощадил?! – зло цедил слова Орион. В голове не укладывалось, как такое вообще могло произойти. О какой благодарности может идти речь? Жизнь мальчишки дала трещину. Орион не знал, что делать, перестал понимать происходящее. Бред. Просто бред.
   Нечто твердое ударило по ноге выше колена. Надо понимать хлеб? С чем же еще едят колбасу. Мальчишка не двигался, продолжая игнорировать любые попытки хоть как-то пошевелить. Ему это не нужно, теперь не нужно. Все лишнее. Осталось лишь тление падшей души.
   До ноздрей донесся запах хлеба. Не свежего, и все же столь вкусного. Орион шумно сглотнул, сжав кулаки. Он не поддастся на провокации безумного старика! Он не будет плясать под чужую дудку! Пытаясь дышать реже и меньше, мальчишка почти вжался носом в подобие подушки под головой. Кусок хлеба, казалось, жег бедро.
   - А смысл? – выдавил из себя.

Орион запутался. Признаться, любопытство пробудилось вместе со словами старика. Нет, ненадолго, лишь затем, чтобы восстановить хронологию событий. Арий убил Учителя. Арий возжелал убить и Ориона. Как он сказал? Пришла его – Ориона – очередь? Мальчишка упал в обморок. Это Орион помнил с отчетливой ясностью. Затем явился этот старикашка? Нет, похоже, явился сначала возмущенный и злой трактирщик, затем старик, который и заплатил трактирщику? Зачем? Орион начал злиться. Логики в поступке так называемого «спасителя» он не находил. Какая цель спасения девятнадцатилетнего мальчишки, который на поверку оказался обычным трухачом. Какая выгода?
   - Уж лучше в канаве мертвым, чем здесь – живым, - зло ответил Орион. Бесила зацикленность старика на благодарности. Мальчишка не видел оснований для них. Старик не сделал доброе дело, как считал, похоже. Наоборот, лишь продляет мучения мирские того, кто не должен находиться на земле бренной. – В канаве в обнимку с арием, - буркнул, подумав, добавил, - мертвым. - Вот только если Учителю не удалось справиться с тварью, то, что говорить об обычных людях? Старик сказочник, стало быть.
   Раздалось тихое шуршание, помещение наполнилось божественными ароматами. Рот наполнился слюной. Дразнит, значит. Наслаждается страданиями, значит. Орион до скрипа стиснул зубы, кажется, еще немного, превратятся в крошево. Гад. Какой же гад. И ведь, наверняка, ничуть не смущается, издеваясь над мальчишкой. Раздался скрип. Орион зажмурился, сильнее вжался в подстилку. Казалось, не старик идет к его постели, а колбаса насмешливо приближается, кружится, глумится. Мальчишка стал дышать ртом, меленько и часто.
   - Оставьте меня в поко… - договорить не удалось. – Что?!
   Мигом забыв обо всех своих потребностях, о неуместных суицидальных мыслях, о боли и нежелании двигаться, Орион поднялся и, подхватив нечто тонкое, чем был укрыт, натянул до подбородка, отползая от старика вверх по кровати. Спина уперлась в деревянную спинку. Отступать было некуда.
   Влип. Нарвался на извращенца.
   Широко распахнув глаза и невольно задрожав, Орион с ужасом уставился на нависшего над ним мужчину. Мысли пустились в лихорадочный пляс. Он в глухомани, наверняка, на отшибе деревушки, вдали от люда. Кричать бесполезно. Отбиваться? Не выйдет. Орион слаб. Самостоятельно силу не пробудить. Физические показатели оставляли желать лучшего. Мальчишка трезво оценивал свои возможности.
   Панический ужас нарастал, опутывал, сжимал хват вокруг горла.

Отредактировано Орион (2012-09-16 21:36:46)

Кому рассказать – не поверят. В общем-то нехилый парень, годами тренировавший собственное тело, дрожит от одной мысли о насилии. Как дрожит склоненный котенок перед матерым уличным котом-разбойником. Представить себя со стороны – тошно. Рассказать – осмеют. В лицо бросилась кровь, щеки и шея покрылись ярким румянцем. Стыдно.
   И не старик вовсе. И не подумаешь, что стар, если бы ни голос. Или вовсе не стар, просто голос таков? Смех его раскатистый, безудержный, дерзкий. Игла обиды кольнула в районе груди. Он может называть Ориона трусом, предателем, недоумком, мудаком, но только не бабой! Даже скинул с себя тонкое покрывало, вздернул подбородок, полыхая праведным гневом.
   Слова мужчины обескураживали, путали мысли, проливались бальзамом на душу. Значит, не извращенец. Значит, добродетель. Орион таких почти не встречал. Не считая Учителя. Но у него свои были цели на мальчишку. У каждого есть цели, у добра – тем более. Спас, значит, ожидает получить что-то взамен. Совсем бескорыстных целей не бывает. Орион знал. Следовательно, дело за малым. Истинную подноготную столь щедрого поступка обязательно выявит и покажет во всех подробностях время. Рано или поздно. Обязательно.
   Слепец. Орион никогда не видел слепых людей. Честно говоря, он вообще мало что видел в этом мире. Слышал о людях, лишенных зрения, сочувствовал им, но никогда не встречал вживую. И вот, пожалуйста. Страх уходил, сменяясь смущением. Мужчина слеп, он не видел Ориона, не может делать выводов, ему не нужна задница мальчишки. Жизнь прекрасна.
   Почти.
   Сдохнуть все еще хотелось. Без Учителя Орион – никто. Как ему выжить, если он воспринимает каждое слово за чистую монету? Нет, не выжить.
   Колбаса опустилась рядом с хлебом. Мальчишка слизнул каплю слюны, что собралась в правом уголке губ. Мужчина издевался, откровенно издевался. Вот только настроение издевок неумолимо изменилось. Орион, как зачарованный, смотрел на протянутый нож, от лезвия которого отражались суровые черты лица мужчины. Да, мешать не будет. Да, поспособствует сдохнуть. Да, совершит еще одно деяние.
   Да, сдохнуть.
   Мальчишка взял нож. Легкий, гладкий, острый. Руки дрожали. Изменив угол наклона, увидел собственное лицо. Жалкое, потерянное, глупое. Да, сдохнуть. Поднес кончик острия к горлу. Сожаления не было. Мыслей не было.
   Слегка надавил - по груди побежала тонкая алая дорожка.

Боли не было. Странное состояние оцепенения. Словно кто-то другой управляет, направляет, заставляет. Словно кто-то другой шепчет ободряющие слова. Словно кто-то другой толкает на безумства. Орион не мог, да и не хотел сопротивляться.
   Взгляд соскочил с лезвия ножа, переместился на лицо незнакомца. Изуродованное. Изувеченное. Страшное. Как этот человек может жить, лишенный если не главного, то очень важного - возможности видеть? Ни яркого солнца, ни сочной зелени травы, красоты форм соседской девчонки, ее нежного румянца, плавных черт лица, очертаний линии груди… Нет, это не жизнь. Жизнь не может быть полна лишений. Это существование. Су-щест-во-ва-ни-е. Орион бы не смог. Нелегкая доля, тяжелы испытания мужчины.
   Испытания. Глаза мальчишки больше не видели лица незнакомца. Взгляд обращен внутрь себя. Бесполезное создание, неприкаянная душа, тварь, по собственной инициативе лишившаяся поддержки близкого человека. Первое его испытание, которое он с треском провалил. Не только провалил, но и подвел того человека, который, наверное, верил в Ориона. Нет, мальчишка больше не хочет испытывать подобное. Никогда.
   Теплая кровь, побежавшая по груди, щекотала и отвлекала. Это ведь просто – лишить жизни. Жалеть собственную… вздор. Сожалеть больше некому. Движение. Всего лишь движение. Так просто.
   Что произошло Орион, признаться, не понял. Вот он представляет некое темное создание, без лица, с капюшоном, в темном плаще, с огромными смоляными крыльями. Вот пика его стрелы таранит горло мальчишки, врывается в нутро. Еще немного и дарует желанное освобождение.
   Боль появилась не там, где ожидал ее Орион. Удивленный, застыл, невидяще смотря перед собой. Рука ослабла, пальцы разжались. Нож соскользнул, упал, царапнув боком рукояти бедро мальчишки. Из носа хлынула кровь. Орион жадно глотал воздух открытым ртом, не понимая происходящего.
   До сознания долетали слова незнакомца. Трус, да. Об этом он уже слышал. Про задницу он тоже уже слышал, только нечто иное. Впрочем, не время и не место об этом задумываться. Лицо горело, глаза слезились. Сдохнуть хорошо бы. Жить? Зачем?
   Сознание неумолимо уходило. Перед глазами мелькнул мощный кулак. Темнота вступила в свои права.
   …
   Жив. Как и в прошлый раз, не торопился раскрывать глаза. С губ сорвался раздосадованный стон. Все еще жив.
   В который гребаный раз жив.

Как и в прошлый раз – когда это было: пять минут, полчаса, день назад? – безучастно уставился в потолок. Мысли кружили странные. Для чего-то он ведь был создан? Для чего-то ведь пришел в этот мир? И мир не желает его отпускать, удерживает, безжалостно бьет, и все же держит подле себя. Зачем? Ориону не понять. Быть может, слишком мал и неопытен, не искушен сволочной жизнью. Быть может, и не зачем ему вдаваться в подробности.
   Жив.
   - Живой, - глухо отозвался.
   Глупо как-то. Нос болел, как нельзя хорошо доказывая, что парень - живой. Живее всех живых. По щекам, щекоча, бежали капли крови. Виски замочили непрошеные слезы. Желание избавить мир от себя неказистого улетучилось. Появился стыд за минутную слабость. Учитель, наверняка, не желал, чтобы его подопечный вот так запросто расстался с даром – своей жизнью. Орион пытался мыслить свободно, не прерываясь на воспоминания - и, как следствие, бешенство - о том вечере. Ненависть к себе, к собственному бессилию, к собственному страху и невозможности вмешаться в произошедшее волнами накатывала, периодически возвращая желание провалиться сквозь землю. Учитель был бы недоволен подобными мыслями. Клин клином вышибают – Орион помнил. И все же он остался без поддержки. В какую сторону ступать? Как не упасть?
   Падение. Уже одно падение было совершенно. Стыдно.
   Незнакомец своим каркающим голосом продолжал напирать, безжалостно полосуя острыми словами совесть Ориона. Да, наверно, именно таким он и выглядит со стороны. Сломленным, отчаявшимся, жалким. Тошно и противно. Парень почти видел, как Учитель, недовольно поджав тонкие губы, неодобрительно качает головой. Разве теперь, когда Наставника не стало, Орион вправе предать память о нем? Разве теперь он вправе распоряжаться собственной жизнью? Нет.
   Пришла ярость. Безудержная, жалящая, безжалостная.
   Отныне его жизнь посвящена мести. Арий должен ответить за убийство. Арий должен понести наказание. Орион заберет его жизнь, как арий забрал этот дар у Учителя. Не больше и не меньше. Справедливость должна восторжествовать.
   - Хватит, - дождавшись конца отповеди и помолчав, резко пресек Орион дальнейшие ругательства, готовые вот-вот обрушиться помоями на его голову. Да, мальчишка, несомненно, заслуживает тех слов, что сейчас потоком срываются с губ мужчины, но Орион не позволит поливать себя грязью раз за разом.
   С таким свяжись – получишь в ответ аналогичное, разве что сдобренное гнусностью и скверностью.
   Что ж. Назвался спасителем, получай благодарности.
   - Я приношу свои извинения, - медленно, с расстановкой, произнес Орион тоном, приправленным привычной язвительностью.

Орион резко поднялся, почувствовав боль в спине. Словно острая спица вонзилась, вгрызлась в плоть. Злость была упрямее. Мальчишка рукой стер кровь, залившую ямочку над губами, губы и подбородок, зло размазал выступившие слезы. Почувствовал стыд и ненависть к себе за влажные ресницы. Жалок. Как есть, жалок.
   Извиняться Орион не умел. Не умел и все. За собственные ошибки приходилось не извиняться, а отвечать сбитыми коленками, наливающимися синяками на теле и проглатыванием ругательств, которые так и просились сорваться с губ и полететь в Учителя. А уж если и слетали, то мальчишка вновь оказывался в горизонтальном положении, сплевывая залепившую рот пыль.
   Извинения – как есть – не приняты. Хоть в чем-то его жизнь осталась стабильна.
   Все, что оставалось Ориону – зло сопеть и мысленно утихомиривать свою злость. Незнакомец, похоже, не собирался останавливаться. Складывалось ощущение, что мужчине впервые за долгие годы повстречался живой человек, который волей случая может выслушать. Да, живой человек, которого можно без зазрения совести поливать грязью, ибо тот в силу независящих от него обстоятельств не может ответить той же монетой. Приходилось злиться на себя и собственную беспомощность.
   Орион скосил глаза на все еще лежащий у бедра кусок хлеба и колбасу, что была чуть дальше, однако пахла все так же сильно. В голове не укалывалось – мужчина не выглядел богатым и состоятельным. Скорее наоборот. Но думать о том, что, возможно, незнакомец жертвует едой, на которую, быть может, копил очень и очень долго, не хотелось. Злость была упрямей стыда.
   - Уже пустили кровь, - огрызнулся, вновь проводя ребром руки под носом. – И выпороли. Прилюдно. Арий, - сказал – выплюнул, с кровью, с горечью, с яростью. – Еще не насладились моим унижением? Что?
   Орион возмущенно воззрился на незнакомца. Да кто он такой… Не видит, как плохо Ориону. Не видит боль мальчишескую. Бесчеловечное существо. Бежать надо, бежать отсюда надо. Да только где взять сил?
   - Девятнадцать.
   А чего скрывать-то? Чего юлить?
   - Оружием стальным неплохо управляюсь, - буркнул Орион, вновь косясь на ароматную колбасу.

Слова незнакомца испугали Ориона. Говорил тот нарочито медлительно и плавно, с расстановкой, жутко. Мальчишка почувствовал холодок, что устремился вниз по позвоночнику. Нарвался Орион, называется. Так тот еще и выкупил. У ария. У ненавистного ария, который убил Учителя. У ария, который согласился за пару монет отпустить архонта. И привел его в жалкое подобие жилища, не приспособленное под постоянное пребывание в нем. Не жилище, убежище. Роковой вопрос – зачем? Ответ давать мужчина не спешил. Страшно.
   Сознание Ориона, наконец, начало работать в правильном направлении. Мальчишка начал анализировать. Учитель говорил: не понимаешь ситуацию, анализируй. Выводы напрашивались сами с собой. Мужчина творил противоположные в своей результативности поступки. Отдавал кусок хлеба и колбасы, и бил по лицу, рисуя нелицеприятный словесный портрет. Жаждет выпороть и тут же предлагает научить стрелять из лука.
   Мальчишка не знал, как реагировать.
   - Хочу, - неуверенно начал, неуверенно закончил. – Наверное.
   Он уже привык, что его жизнь – бесконечное учение. Тренировки, падения, подъемы, сбитые коленки, и поддержка Наставника. Без него такая жизнь не имела бы смысл. Чего уж там! Не будь Наставника, не было бы у Ориона такой жизни, состоящей из извечных сражениях с самим собой. Не будь Учителя рядом, кем бы Орион был сейчас? Да, его больше нет рядом. Но и жизнь не закончена. Нужно продолжать бороться, чему-то учиться, жить, в конце концов.
   Пожалуй, Орион согласился бы поучиться у незнакомца. Он еще не мог объяснить своего чувства, но властность и уверенность в голосе мужчины волей-неволей заставляли угомониться и слушаться. Поразительно.
   Да и почему не воспользоваться моментом, пока гнев был сменен на милость?
   Напоминание об ариях вызвало злость. Его жизнь больше не будет такой, как прежде. Нужно научиться управляться с яростью и как-то существовать с той раной, что нанес арий, с болью, которая не утихнет никогда.
   - Знаю, - процедил в ответ. – Это была случайность. Я не справился со злостью, Учитель меня пытался защитить. Защитил. Себя – не смог. По моей вине. Из-за моего бездействия. Я – камень, что утянул его на дно, - его голос стих до шепота. – Однажды я верну должок.
   Просто потому, что так будет правильно. Прежде всего, для Ориона. Равновесие не восстановится, пока жив арий.
    - Нет, - Орион перевел дух. – Может, вместе?