Орион любил зиму. Ложащиеся на промозглую землю крупные хлопья снега навевали ностальгию по теплоте дома приемных родителей, по долгим рождественским вечерам с Учителем перед камином и торжественным вручением друг другу подарков. По пришествии холодов и снега, Наставник обязательно заливал водой небольшую площадь перед домом, и тренировки большей частью проходили на скользком льду. Ничто так не тренировало и не развивало равновесие!  А уж сколько синяков, царапин и ссадин и порванных штанин было получено тогда… Славные были деньки. Воспоминания отдавали горечью и тоской.
   Этим утром Орион проснулся рано. Даже слишком рано. В доме была тишина, значит, Антониус еще спал. Быть может, и не спал вовсе, а недвижно лежал, слепо смотря в потолок и прислушиваясь к звукам дома.
   Подтянув колени к груди и замотавшись в одеяло с головой, Орион бездумно смотрел в темное окно. Слабый свет самодельного фонаря выхватывал из темноты снег, белыми точками ложащийся на деревеньку, заботой окутывающий разум и покой мыслей. Где-то выли волки, скулили псы невыносимо.
   Снег. Снег. Снег.
   Пробудился Шайзи, зашумел, зафыркал… Орион невольно расплылся в улыбке, однако, подниматься не спешил, как и выдавать своего бодрствования. Дом просыпался вместе с Антониусом, скрипел, вздыхал, отвечал треском поленьев. Настроение отчего-то было хорошим и немного… дурашливым. Хотелось творить какие-то безумства, дурачиться, смеяться. Чувствовал он себя десятилетним мальчишкой. Виной всему зима и снег.
   Резко сбросив с себя одеяло, Орион потянулся и встал. Сделал несколько энергичных движений, разгоняя застоявшуюся кровь в жилах, выгоняя леность из мышц.
   - Ага, встал, - босиком шлепая по прохладному полу, направился к двери. – Непременно.
   Со скрипом отворил дверь и, не медля, выскочил на холод, с разбега прыгнув во внушительный сугроб снега. Перевернулся раз, другой, вскочил, обтерся жесткой снежной коркой и, смеясь, потрусил обратно в дом. Затворив за собой дверь, заявил серьезно:
   - Бр-р-р… - с волос полетели таявшие комья. Наспех вытершись сухой тканью и одевшись, Орион предстал перед Антониусом.
   - Я готов к приключениям.

- Хочу.
   Орион согласно кивнул. Конечно, Антониус не увидит данного жеста, но непременно поймет. К ворчанию Антониуса Орион привык еще на первой неделе их проживания под одной крышей. На третьей неделе он даже научился различать разные интонации в его ворчании и определять по ним настроение мужчины. Что, собственно, и стало основополагающей их сосуществования – когда стоит подойти и поддержать недовольство, а когда необходимо замолчать, а лучше, исчезнуть с глаз долой.
   На ругательство мальчишка в ответ лишь хмыкнул весело. Молод еще, чтобы постоянно ходить под маской серьезности, недовольства, да циничности. Орион не видел никаких причин, почему, собственно, нельзя подурачиться, когда настроение располагает к играм. Конечно, развернуться негде, однако же, можно.
   Тело, обтертое снегом, горело. По жилам разносилось приятное тепло. И луч солнца, что пробивался поверх оконных занавесок, грел влажную щеку, вызывая невольную улыбку у мальчишки.
   И пусть Антониус продолжал ворчать, да распоряжения отдавать, Орион знал, что в его словах нет ни капли негатива или намеренной гнусности. Беспокоится ведь, старый бес. Заноз Орион и впрямь не хотел, поэтому послушно надел колючие шерстяные  рукавицы, хоть и не любил их - сковывали движения, чем и раздражали. Набрав нужный инвентарь, мальчишка вышел на улицу, обратив свое лицо к утреннему солнцу.
   - Дриады? – переспросил Орион, натягивая шапку. – А дриады… - мечтательно, - они красивые? – и, не дожидаясь ответа, добавил: - если красивые, то я не против оказаться распятым прекрасными созданиями.
   Прекрасных созданий в том захолустье, где они – Антониус и Орион – обосновались, не водилось. От слова вообще. Мальчишка не тяготился отсутствием общения со сверстниками или противоположным полом, но бывали редкие моменты, когда хотелось выйти в полночь в лес, да завыть от скуки в тон волкам.
   Нет, сейчас он намерен получить свое сполна.
   Под ногами скрипел снег, раскрасневшиеся щеки трогал ледяной ветер. Обвязав вокруг себя веревку и уложив топоры на салазки, Орион в ожидании замешавшегося мужчины начал катать снежный ком. Катался плохо, снег рассыпался и не лип, однако, мальчишка был упрямей.

Жалел ли Орион, что однажды предпочел остаться с невидящим, доживающим свой век стариком? Нет, никогда. Да, притираться характерами было почти непосильным трудом. Да, были минуты невыносимой тоски и отчаянного желания надерзить в ответ. Было многое, многое пережито. И пусть мысли мужчины для него так и оставались загадкой, Орион мог называть его своим другом. И благосклонное отношение Антониуса подтверждало данную точку зрения. Что, в общем-то, было неплохо. Совместный быт заполнял ту пустоту, что образовалась в его душе после смерти Учителя. И если бы не поддержка Шайзи…
   - Пф-ф-ф… - рассмеялся Орион. – Да что в нас такого вкусного? Одни кости, да кожа. Приступят к пиршеству – клыки переломают, да кости наши поперек горла станут.
   Орион продолжал смеяться. Когда был рядом Антониус – в особенности с топором – страшно не было. Он привычен к диким условиям, пусть и не имел возможности в полной мере оценивать окружающую обстановку. Но почти всегда Орион становился его глазами, его взором. Да и сам мальчишка был не прост. Во всяком случае, верил в том, что его голыми руками не взять. Если, конечно, не вспоминать о том арии… Но тот еще заплатит, обязательно заплатит за свершенное.
   - А что я делаю? – насмешливо переспросил, передразнивая Антониуса. – Нет, на девку ты не тянешь. Думается мне, на дриаду тоже.
   Оставив столь бесперспективную лепку из рассыпающегося, соскальзывающего с рукавичек снега, Орион собрал в ладони горсть снежных хлопьев и подбросил их вверх, тут же подставляя под них лицо. Ощущение давно позабытого детства. Зачерпнув еще немного, посыпал на макушку Шайзи. И тут же отбежал вперед, на безопасное расстояние. Не рассчитал, двигаясь спиной, ступил на лед, поскользнулся и, не удержавшись, живописно шлепнулся. Вновь рассмеялся, потирая ушибленное бедро. Ледяная горка – то, что надо в это солнечное и морозное утро.
   Резво став и, не посчитав нужным отряхнуться, ибо предчувствовал, что еще не раз окунется в снег, подбежал к Антониусу и, схватив того за рукав, поволок в сторону льда.
   - Кому-то просто жизненно необходимо растрясти свои косточки, - оттолкнувшись, заскользил по льду, утягивая за собой Шайзи.

- Я тебе верю, - хохотал Орион.
   Скорость, захватывала дух. Ледяной ветер заточенными иглами впивался в порозовевшие щеки. Катились они не долго, ощущение полета завершилось очень скоро. Рухнули. Как есть рухнули. Мальчишка полетел первым, сверху неаккуратно взгромоздился Антониус. Орион невольно подумал, что тот, непременно, всеми своими выпирающими косточками поставит синяков. Наставит отметок – наказание за вольность. О да, старый солдат обязательно его накажет. А не накажет, так доведет до белого каления своим ворчанием, недовольством и бесконечным припоминанием всех мелких грешков. Орион не был готов ни к тому, ни к другому. Но об этом он подумает как-нибудь потом.
   - Кто? – отсмеявшись, хриплым голосом выдавил. – Я!? Тебя!? Убил!?
   И снова откинулся назад, макушкой зарываясь в снег и смеясь. До сведения скул, до колик в животе.
   Смеяться вскоре перехотелось. Хватка Антониуса ослабла, старик не двигался. И, кажется, не дышал? По спине Ориона побежали струйки страха. Быстро поднявшись, мальчишка подполз к недвижимому мужчине и легонько потряс его за плечо.
   - Эй! Ты меня слышишь?
   Ответа не последовало. Орион напугался всерьез. Подурачиться захотел, значит. Повеселиться втянул Антониуса, значит. И что вышло? А вышло скверно. Мальчишка все сильнее тряс плечо старика, понимая, что зазря. Нет, он не мог убить. Не мог. Просто не мог. Это ведь Антониус. Антониус чертов Шайзи. Даже на очной ставке с Диаволом, если бы в него верил, он бы извернулся и нашел способ уйти, предварительно отчитав по полной.
   Нет, этого не может быть. Просто не может быть.
   На глаза навернулись слезы.
   - Скажи, что ты не умер, - совершенно по-детски обиженно вымолвил, еле шевеля губами. Солнце по-прежнему грело спину и макушку, лес по-прежнему оставался нетронутым топорами. Вот только Антониус продолжал лежать и не шевелиться. Да и признаков жизни не подавать.
   И что ему теперь делать? Глупо как-то вышло. Нелепая случайность, в которой виновен Орион и взыгравшие в нем гормоны.
   - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - шептал, сидя на коленях и еле-заметно раскачиваясь из стороны в сторону.
   Лучше бы Антониус, действительно, приложил бы его обухом по темечку. Может быть, и выбил бы мальчишескую дурь.
   - Пожалуйста.

Отредактировано Орион (2013-01-06 22:51:28)

   Нашел с кем шутить. Но кто же думал, что этот жилистый, полный яда и сарказма старик столь хрупок? Значит, все это время он только делал вид, что сильный, а в самом деле..?
   Так глупо. Все происходящее походило на плохо поставленный фарс. Орион не верил в происходящее, но отказать в правдивости информации собственных глаз он не мог. И это страшило. Грудь сотрясали беззвучные рыдания, с губ слетал неразборчивый тихий шепот.
   Орион вскрикнул, когда чужая – не его собственная – рука хватила за одежду напротив левой ключицы. И зарыдал, уже от облегчения. Шевелится, значит, жив. Значит, Орион ошибся в суждениях. Значит, Антониус действительно силен. И черта с два так запросто уйдет с земли бренной. Мальчишка почти поверил в его бессмертность. Это радовало и… пугало. Влетит. Ох, влетит. Так, что искры из глаз посыплются, да кровушка прольется. Иначе наказание – не наказание.
   Орион послушно склонился. Безропотно последовал ближе. Сердце заходилось в бешеном ритме.
   - Живой. Живой. Живой.
   Зашептал, стискивая мужчину за плечи. Пожалуй, он еще никогда так не ошибался насчет мужчины.
   - Я так испугался, так испугался. Ай! За что? – Парень закашлялся, бок взорвался болью. Да, для умирающего слишком много силищи и желания проучить. Орион тут же скатился с мужчины, в его голосе слышалась обида. И умолк, резко и зло вытирая ребром ладони слезы и понимая – есть за что. И ругать, и бить.
   - Я не намеренно, - пролепетал тихо. Похоже, был не услышан. Раз может ругаться и костерить на чем свет стоит, значит, жив как никогда. Жив и здоров. Может и почти, но разве скажет Ориону. Мальчишка расширенными глазами таращился на Шайзи и молча глотал всего его ругательства. Заслужил, несомненно.
   А, нет. Выговорился и сменил гнев на милость.
   - Дурак, - согласно подтвердил Орион, уже и сам еле сдерживая улыбку. Страх ушел, оставив место облегчению и ощущению счастья. Стальные тиски, сжавшие сердце, разжались. Мальчишка смог, наконец, выдохнуть.
   - Я-то живой, - заверил. – Да и ты, я вижу, тоже.
   Попытавшись подняться, Орион вновь поскользнулся и больно ударился коленом о лед. Недовольно зашипел. Повеселился, называется. Бок все еще давал о себе знать и, кажется, не собирался так просто забывать о столь варварском отношении к себе. Орион, поморщившись, перекатился на снег и поднялся. Протянул руку, сцепил свою ладонь с ладонью Антониуса и потянул его на себя.
   - Прости. Я не думал, что так все получится. Я не хотел.