Заполненное людьми помещение вдруг стало для Летиции совершенно безмолвным. Как будто ее голову опустили под воду и крепко держали затылок. Впрочем, она сама не сильно сопротивлялась, позволяя упругим гладким потокам вливаться в ее легкие и медленно погружать сознание в оцепенение. Сквозь мутную водяную завесу виделись другие участники сцены – император, едва сдерживающийся, чтобы не начать рвать и метать, дочь, трепещущая от ужаса, худенькая пепельноволосая целительница, что-то робко возражающая Лису, и другие совершенно спокойные арии. Усталый, но все еще вьющий свою липкую паутину Рейнеке, крепкая темноволосая женщина с открытым взглядом и тщедушный, но почему-то кажущийся ей опасным, юноша. Это арийское спокойствие убаюкивало и незаметно душило, до тех пор, пока все внутри вас не поднималось в панике от того, что до живительных глотков воздуха вам уже не дотянуть. Так резко вскакивает на постели едва было погрузившийся в сон человек, хрипит, хватает воздух руками, но не может вздохнуть, потому что горло его закрылось, расслабив все мышцы, и один Создатель знает, когда кончится эта мука. Летиция побледнела, схватилась за горло и наклонилась вперед, втягивая тоненькие струйки воздуха в сжавшуюся от страха грудь. Нет души. И как все сразу просто. Мудрейший в империи, непобедимый, и вот уже едва волочащий свои ноги под тяжестью лет, он строит свои хитроумные зеркальные лабиринты, где любой запутается в своих отражениях и потеряет голову, подчиняясь власти хозяина. Для него жизни ее сыновей важны, несомненно. Он верен присяге. Но сердце его не чувствует. Играет ее детьми, переставляет как пешки на доске. Это было невыносимо. А давайте, попробуем так, а может быть, поставим опыт над этим? Впервые в жизни Летиция обозлилась на Рейнеке. «Не трожь моих детей, паук!» - хотелось кричать, но она молчала.

     Подвал

     Зрение возвращалось неохотно. Эбельт медленно моргнул, сощурился, но это не очень-то помогло: там, где он оказался, не было дневного света. Но кое-что различить удалось. Троих. Один главный, за ним ещё двое. Может, больше, но в тени не видно. А рядом кто-то дышал. Айкен. Ну хоть дышит.
     Эбельт снова прижался затылком к холодной стене, стараясь держать глаза открытыми. Подниматься на ноги он пока не рискнул, не желая показывать слабости. Голова кружилась, лоб, на котором, по ощущениям, оставили вмятину, тупо пульсировал. На совесть стукнули. Повезло, что пальцы не задели. Что за стрелок без пальцев? Впрочем, без глаз не то чтобы лучше.
     «Живой»,- отметил он про себя. Без удивления. Если это и впрямь Волох, цели они с горем пополам достигли. Но что дальше? Не очень-то он рад видеть посланников Рейнеке. Хотя, может быть, дело в том, что не уверен, от Рейнеке ли они. Правда, если так, это не особенно много меняет. Вернее, ничего.
     Волох - не Волох, а он тут главный. Руки им развязал. Не иначе, тоже по-хорошему хочет.
     - Доказательств нет,- когда бард договорил, отвечая вроде бы Волоху, добавил Эбельт, опережая возможный вопрос. Может быть, зря. Стоит ли дальше держать маску глупого слуги, он ещё не решил. И, увы, был пока в недостаточно здравом для этого уме, так что оставался недоразвитым Жаном поневоле. И надо срочно это исправлять, а то намелет чепухи и наворотит дел. Эбельт осторожно приложил руку ко лбу. Холодная…

     Подвал

     «Гости… И особые, должно быть, гости, раз гостиная особая»,- Эбельт обвёл взглядом подвал, отметив, что глаза понемногу привыкают к темноте. Впрочем, ничего особенного они не увидели. Стены и стены. Люди опаснее.
     Он поёжился, слушая Волоха, но не от холода. Было ли совпадением то, что хозяин дома вспомнил о ломании пальцев незадолго после того, как это сделал Эбельт, даже думать не хотелось. Вообще хотелось думать поменьше: голова раскалывалась… и на всякий случай.
     Им угрожали. Не «просто угрожали», а угрожали. Эбельт опустил руку, которую прижимал ко лбу. Она согрелась, лоб немного остыл. Симбиоз, как любит говорить Рейнеке. Было бы желание сотрудничать. Сосредоточиться было непросто.
     - Сказал найти, а вы скажете, что делать дальше,- повторить слово в слово то, что слуга Жан ответил госпоже де Борже, он всё равно не смог бы. Да и хватит, пожалуй, притворства. Уж в процессе лишения пальцев вряд ли удастся долго поддерживать эту выдумку.- Дело связано с какими-то врагами Империи и его самого, которые обретаются где-то неподалёку. Их нужно найти, и требуется ваша помощь.

     Подвал

     Волох и впрямь напоминал Вушвича. Только у того обошлось без подвалов и пальцеломок. И без угадывания чужих мыслей. Либо Эбельт стал-таки параноиком, либо… Может, и вправду лучше не думать.
     Он тоже поднялся на ноги. Не чтобы попытаться помешать, а просто потому, что уже мог. Соображать приходилось быстро. Они с бардом не связаны, но обезоружены, Юрек и Гудмунд вооружены – у последнего ножны разрисованы так, будто там по меньшей мере архонтский меч. Впрочем, Эбельт бы не удивился, окажись кто-то из присутствующих – не считая его – не совсем человеком.
     Барда ударили. Но он говорил. Не из хлюпиков, как видно.
     - Это правда,- подтвердил Эбельт.- У нас нет подробностей. Потому и послали сюда. За ними.
     Он до сих пор не пытался освободить Айкена, а на штуковину в руках Волоха смотрел настороженно, но – пусть и с усилием – без «лишних» мыслей, сосредоточившись на том, в какую кашу она может превратить пальцы.

     Подвал

     Эбельт и не дёргался. Он ждал. И чем дольше он наблюдал за Волохом, тем больше тот вызывал неприязни. Отвращения, чего там. У Вушвича был «пёс», любящий кровь. А этот сам такой. Сомнительные у Рейнеке связи - один лучше другого… Впрочем, не новость.
     Он теребил шнуровку куртки. Привычка. Шнуровка тянулась, свободный конец свисал до самого пояса. Пусть ему доводилось и притворяться дипломатом, и танцевать на балу с принцессой Констанцией, притворяясь виконтом, а эта небрежность в своём собственном облике сохранялась. Крепкая шнуровка и вечно болтающаяся. Кажется, это пошло от того, что волк вечно разрывал все эти обычные тонкие шнурки, а Эбельту это надоело. Хотя это и неважно, как и откуда.
     Волох начал действовать, не переставая говорить. Сколько успел надействовать, судить Айкену. Того, что успел наговорить, хватало для подозрения, что он сам один из тех врагов Империи и Рейнеке.
     Эбельт тоже не стал медлить - одним рывком окончательно освободил шнур и сделал большой шаг, чтобы оказаться за спиной у Волоха. Как попало сложив импровизированную удавку пополам, чтобы таким образом сделать её ещё прочнее, он набросил её на шею «информатора на вес золота». Потянул на себя, в противоположную от барда сторону, сильно, но не настолько, как если бы хотел задушить совсем.*
     «Прости, Айкен»,- мог бы он сказать, помня о том, что судьба мизинца барда всё ещё в руках Волоха. Но Эбельт не говорил ничего. Сначала нужно узнать, получится ли из этого глупого, непродуманного – ведь он старался совсем не думать - нападения хоть что-нибудь.
     Он тоже чуял кровь барда с того самого момента, как она хлынула из, возможно, сломанного носа, и, что было редкостью, не пытался от этого отвлечься, заставляя себя, наоборот, дышать ровно и глубоко. Вдруг это прибавит силы… звериной силы, она была бы не лишней, учитывая, что из оружия у него остались только собственные руки. Нужно только не заинтересоваться этим запахом чрезмерно. Успеть остановиться.
     Эбельт был готов к чему угодно, зная, вернее, надеясь, что не отпустит, что бы ни было. Потому что тогда точно придёт конец, и не ему одному.

Кабинет Императора

Склонив голову, и отправив взор за сводчатое окно, слушала рассуждения Рейнике. С трудом, пониманием мерзости сложившейся ситуации соглашалась. Виноватых находят всегда. Виноватых находят те, кому живётся худо. Виноватые легче всего поспешат за мелодией призрачной свирели. Архонты могут вести толпу. Архонтов может вести человек, достаточно смелый, и безжалостный. Последнее – ибо он должен понимать, сколько крови прольётся в глупой войне, где брат поднимет клинок против брата.
Брат.
Маркус всегда был неким… Двигателем, кто заставлял принцессу учиться парировать его колкие фразы, кто дразнил и учил дразнить ответно, кто посмеивался над старшим Октавием, и деланно-невинно пожимал плечами глядя на недовольную сестричку, кто задевал её друзей, и с кем она могла вдоволь спорить.
И кого она порой не хотела признавать родным. За жестокость со слугами. За жестокость в суждениях. Но это много позже, когда они выросли.
И вот сейчас…
Не ясно. Ничего. Сейчас.
Решила твёрдо.
Обернулась к Императору, поняв вопрос. Действительно? Совет? Мнение?
Собралась, подняв лицо. Голос твёрд, как на уроке слога.
- Мне думается, если заговор возник во дворце ли, за его стенами, то, как сказал мэтр, надо дать приманку тем, кто следит за событиями при дворе. Но, в тоже время, не стоит напрямую… Оглашать ранение наследника. Лучше всего, если молва пойдёт от горожан. После… случившегося, любой так или иначе, замешанный в заговоре, не поверит такой скорой, и без сомнения… - Выдохнула. – Выгодной вести. Почует ловушку. Быть может, стоит... Разыграть представление… Не покушение, но несчастный случай. Так, чтобы люди увидели красное на одежде Октавия, чтобы гадали, что произошло, чтобы поползли сплетни. А в сплетнях, как правило, сложно угадать правду. Тогда-то и могут прийти проведать истину те, кому нужна… Смерть наследника. И… - Она поглядела в глаза отцу. Долго, пристально, убеждая выслушать. - … Верно нужно дать повод людям… Усомнится в здравии вашего Величества. Это тоже может подтолкнуть сговорившихся к действиям более решительным, чем… просто слежка. И тем себя выдать. Окончательно. Люди же… Если кто-то осмелится пойти с изменниками, - Робость забывалась. Быстрые мысли проносились по лицу Констанции. – То они сделают это только тогда, когда услышат голос вожаков. И… Его услышите и вы с мэтром Рейнике. – Закончила. Будто бы хотела добавить ещё что-то, но… Вопросительный взгляд на главу разведки. Всё верно? Не ошиблась? Или промах? Или рано ей лезть в игры взрослых, в политику, кою многие философы равняли с отходной ямой?
Думать против брата – не оно ли?
- Оно… - Мельком окинула всех присутствующих, задержавшись на Раймунде. Что видит он сейчас? Девчонку, пытающуюся рассудить спор мужей, или… Или?
Не знала.
Ведь сказанное только что подразумевало не просто предложение поимки заговорщиков. Но и кровь. Опять. Много крови. И солдат Императора, и людей против них.
Стало гадко.
Но не гаже, чем при мысли, что кто-то мог убить папу. И матушку. Октавия. Мэтра. Друзей.
Просто так.
Ради власти.
- Не прощу.

Голова постепенно наполнялась ноющей болью. С каждым словом старого Лиса она болела сильнее, мысли запутывались в тугой клубок. Наверное, большинство служащих Белого Огня привыкли к подобной манере ведения диалога. Молодой герцог же боролся с желанием открыть записную книжку и начать прилежно конспектировать, чтобы дома разобрать и  выучить написанное. Конспектировать большую, несомненно, необходимую и интересную, но лекцию. В висках пульсировало, горло пересохло от осознания того, что в такой важный и ответственный момент мозг предпринимает попытки позорно капитулировать, оставив жаждущих без драгоценного своего мнения.
   Качнулась вперед Императрица – дернулся целитель. Не туда глядел, дубина.
Какая подлость! Неужели нельзя было обойтись без прелюдий и лишней нервотрепки?
Почти раздраженно  взглянув на Рейнеке, готовящегося к новому витку рассуждений, арий заставил себя снова принять спокойный и расслабленный вид. Поделиться мнением...Сначала составить бы его.
Теперь говорил Император. Как же мы скроем отъезд целой половины Императорской семьи? Любопытно.  Перспектива следить еще и за наследником представлялась незавидной. Таиться, отсиживаться в уголке, когда решается судьба Империи, этому было свойственно меньше всего.Это даже не Торвальд… Мельком упомянутое имя больно скребло душу. Подальше его, подальше.
   Идея инсценировки ранения Октавия была не понятна. Спрятать – можно, но использовать?
Звонко и приятно звучал голос принцессы.  Пусть сам Раймунд был не согласен с тем, что она предлагала, слова ее панацеей ложились в душу.  Послушно, размеренно отвечает урок, рассуждает, не стесняясь обилия старших и мудрых.
Посмотрела, пытливо, быстро. Искала поддержки? Арий принял взгляд со вниманием, серьезно. Ее мысли, ее рассуждения не могли не быть чем-то значимым для него. Думал и сам.
- Позвольте, при всем уважении… Мне не кажется, что инсценировка что-то изменит. Первостепенной целью заговорщиков  был Император. И они почти ее достигли. Сейчас участники заговора, наверняка,  затаились пуще прежнего и ждут подвоха от каждого слова. Поведутся они на такой трюк?
Да и у нас, поправьте меня, если я ошибаюсь, есть убийца, пусть и мертвый, есть наша великолепная разведка…  Есть также арии, способные проникать в разум врага. Зачем нужны спектакли? Изменник идет практически в ногу с нами. Так может, лучше не пытаться ускорить события, а просто собраться с силами, крепко схватиться за ту информацию, что уже у нас есть, и предупредить следующий удар?

Отредактировано Раймунд фон Эренд (2012-11-28 21:43:49)