Если бы она не была императрицей, то точно бы уже свернулась в кресле поуютнее, поджав под себя обе ступни и обернув их легкой меховой накидкой. Огонь в тесном окошечке камина неистовствовал и рвался из каменных рамок наружу почти так же рьяно, как колотил в плотно закрытые ставни ветер, но Летиция все равно мерзла. Это удивляло ее не меньше, чем северянок-служанок, изнывающих от духоты в покоях и утирающих поблескивающие лбы. Сколько лет уже прошло с тех пор, как она перебралась с юга? Почти тридцать? Времени больше, чем достаточно, чтобы перестать называть себя южанкой и полюбить хрустящий морозный воздух подвенечной Аверны. Но это не было у нее в крови. Ее кровь была как сок в горячих, почти черных, круглых плодах виноградной лозы, которая равно поглощала собой и аккуратно выбеленные стены крестьянских хижин, и розоватые прожилки мрамора, которым облицовывали дома аристократии в Аквилее. Замурованная в плесневелые глиняные сосуды кровь юга так мила всем жителям Ревалона. Она развевает тяжелые думы и веселит сердце, особенно в такие промозглые вечера, как этот. Летиция гадала, увидит ли она скоро Клемента. Не то, чтобы она ждала его именно сегодня, но ей было скучно – в комнате перешептывались три фрейлины, сидящие за женским рукоделием, но они все были юными птичками, мечтающими о балах и воздыхателях, и перед императрицей они явно робели и терялись. Разговор поддержать поэтому они толком не могли. Принцесса была где-то в городе, по крайней мере, ей так доложили. Ярмарка или народное гулянье… Все Констанции равно интересно, а кусачий зимний ветер ее кожу не режет тысячами ножей, а наоборот нежно целует, отчего на щеках наследницы императорского дома расцветали самые прекрасные зимние розы. Куда лучше тех, которыми любовалась ее мать в теплой оранжерее. Но Констанция принадлежала другому роду. Сильная, кипучая кровь. Прожив тридцать лет на севере, Летиция осталась де Авели, хотя и дала жизнь трем ван Фризам. Наверное, глубоко в душе она надеялась, что уж девочка точно пойдет в нее. И кого же вырастила для нее Аурелия? Никак не наперсницу и подругу.
- Аннетта, - Летиция обернулась в кресле и подозвала одну из своих фрейлин, - почитайте нам? У вас такой прекрасный голос. Нет, нет, не это, - женщина помотала головой и протянула руку в направлении своего ночного столика, - Вон ту. Новую. Подарок его Величества, - императрица не сдержала улыбки.

Отредактировано Летиция де Авели (2012-11-26 19:53:36)

Фрейлины бросились в рассыпную, едва не обступив друг дружке модные подолы. От полного конфуза их спасло лишь исключительное изящество в движениях. Императрица старательно подбирала свой штат – сметливость, ловкость, миловидность, учтивость, высокое положение. Пожалуй, только смелость не входила в список качеств, необходимых для ее приближенных. Летиция едва успела подавить смех, который вызвала несчастная Аннетта, сперва было обскакавшая своих подружек и уже в дверном проеме спохватившаяся, что она все еще сжимает в белых ручках томик, принадлежащий госпоже. Девушка смертельно побледнела, осознав, что ради исполнения долга ей придется рискнуть своей безопасностью, и ,скорее всего, вновь попасться на глаза императору. Ее товарки бросали на несчастное создание сочувственные взгляды, но одна за другой покинули зону возможного поражения. Заметив, что на глаза ребенка вот-вот навернутся слезы, императрица поспешила прийти ей на помощь – сделала знак рукой, отпуская девочку на волю, и ободряюще улыбнулась. Аннетта благодарно вздохнула и вылетела за дверь, словно сметенная потоком горячего воздуха из камина.
Летиция спустила с плечей такой уютный мех и встала навстречу императору. Кутаться при супруге в накидки словно старуха? Увольте. Императрица слегка подосадовала, что сделать пламя потише теперь уже некому. Звать назад слуг нельзя, а жара не очень поможет Клементу успокоиться. Сама она предпочитала промерзнуть до костей, чем своими руками изгнать мужа из покоев.
- Вы не можете помешать мне, Ваше Величество, - женщина мягко улыбалась. Она знала, что в апельсиново-золотом свете от огня выглядела юной, намного моложе своих лет. Кому не приятно видеть счастье на лицах своих родных? Клемент улыбнулся ей, и сердце Летиции сладко замерло. Некоторые говорили, что она не старела, потому что века назад одна из ее пра-пра бабок выкрала у эльфов рецепт молодильного снадобья и с тех пор все де Авели цвели, как только что распустившиеся бутоны, даже на смертном одре. Все это, конечно, были нелепые россказни. И отец умирал со страшной, будто восковой, маской на лице. Так ей рассказывала сестра. Сама императрица не смогла быть рядом со старым герцогом, потому что носила под сердцем своего второго сына. Дети императора важнее любых кровных уз. Император важнее всего. Летиция не старела, потому что была счастлива с ним. Чувствовала, что ее ценят и любят, что она тоже важна. Не больше, чем страна, но с ней она и не тягалась.
- Хочешь чего-нибудь? – вдруг совершенно по-простому, по-домашнему, спросила женщина у Клемента. Наверняка, скажет нет. Ему не до вина и не до еды. Они вообще не сидели за одним столом уже очень давно. Слишком много дел у императора. Но она хотела спросить. Просто потому что так он становился не великим и неприкасаемым, а своим, родным. Это было самое большое, что Летиция могла себе позволить.
Она ждала, пока Клемент не найдет себе место в комнате. Он мог начать шагать из угла в угол, то и дело морща от боли лоб. Он даже сам этого не замечал. Мог просто упасть в кресло и зло буравить взглядом плюющееся искрами пламя, которое едва не будет лизать подошвы его сапог. Она находила себе место в зависимости от того, где располагался император. Были ведь еще и кресла у окна, там, где нестерпимо, как ей казалось, щекотал плечи ледяной сквозняк.
- Я очень рада тебя видеть. Я уже почти окончательно замуровала себя здесь. Констанция не выдержала и упорхнула подальше от моего личного Юга, - Летиция засмеялась сама над собой, обводя руками покои, словно показывая мужу свои владения.

Летиция еще секунду помедлила, прежде чем приблизиться к императору. Она склонила голову к плечу, умудряясь даже на сидящего Клемента смотреть исподлобья. От легкого движения в янтарном нимбе кос вспыхнули две-три гранатовые капельки украшающие гребень. С годами ее мужу все труднее становилось выползать из своего стального панциря, в который неизбежно заковывался каждый правитель из династии ван Фризов. Время буквально приваривало заржавленные чешуйки брони к коже императора. И все громче скрипели спайки, когда Клемент пытался сбросить ненужный ему при жене доспех. Но он упрямо срывал пластины одну за одной, иногда прямо с кожей, сдирал с кровавыми лоскутами, и за это она была ему страшно благодарна. За то, что несмотря ни на что, но возвращался к ней. И именно поэтому ответ на вопрос о том, чего же она хочет, был очень простым. Она хотела, чтобы Ревалон, эта бесконечно жадная, вечно голодная и неудовлетворенная, но такая необходимая - как мать, как любовница, как дочь - страна хоть на мгновение прекратила вырывать у нее из рук ее мужа. Летиция вообще-то не сражалась с государством за право обладания единственным на всех Клементом, ей даже иногда казалось, что они со страной сумели достичь паритета. Ни одна в открытую не покушалась на владения другой. Но императрица теперь понимала, как удивительно просто обвела ее вокруг пальца эта империя – помаленьку, год за годом, час за часом она просто втихую урывала от доли Летиции то минутку, а то и день. Она хотела не быть одной. Но теперь уже слишком поздно. Ведь теперь он такой и есть – весь сросшийся со своим железом, и такого она его любила даже больше, чем молодым. Любила за его страдания, о которых он никогда не упоминал.
Женщина подошла к Клементу и вложила в его руку свою ладонь, лишь слегка опершись на него, чтобы опуститься на колени возле кресла. Черные волны ее платья легли высокими горными хребтами по каменному полу, словно остров, на котором нашла себе приют рыжеволосая ундина. Императрица прижалась щекой к руке мужа, и, лениво щурясь от ставшего вдруг таким близким яркого пламени очага, сказала:
- Не тревожься о ней. Легкомыслие уж точно не ее порок. Любопытство, это да. Но оно часто проходит с возрастом, еще пожалеем, когда Констанция разочаруется во всем и вся и начнет язвить похлеще государя императора, - отчего-то Летиции вспомнился портрет ее давно почившего свекра. Был ли он в молодости таким же? Был ли он таким же беззаботным и своенравным, как его старший внук? Был ли Клемент таким? Она ведь совершенно не знала мужа молодым. Ей казалось, что да – все они были такими, и всех их или уже переломала, перековала под себя эта страна, или еще только потирает, кровососущая мегера, свои стальные пальцы, в предвкушении свежего мальчика на заклание.
- Я хочу, чтобы ты остался подольше, - вот и все. Большего ей не надо. Большего он не вправе дать, - Ну и по мелочи, - уже весело и со смехом в голосе добавила, - Чтобы Октавию нашлась хорошая невеста, чтобы Маркус прекратил шипеть на брата как кошка на собаку, чтобы Констанция была в моем подвенечном платье на своей свадьбе. Ой, совсем забыла. В то она точно не влезет! – Летиция хохотнула над нелепостью своих слов, - Тогда требую, чтобы меня твоим указом никто никогда не смел звать императрица-мать. Мы же бессмертны и вечно молоды, дорогой, - она нежно прикоснулась губами к руке Клемента.

Отредактировано Летиция де Авели (2012-11-27 21:48:56)

Все было до нелепого просто. Почему его так волнуют выходки принцессы? Летиция едва ли не равнодушно пожала плечами и поднялась с  пола. Ослепляла ли его любовь отца к дочери или же это была та общая для всех мужчин слепота в отношении душевных терзаний женского пола? И то, и другое. Императрица обошла кресло мужа и оперлась на его спинку локтями, свесив руки на плечи Клемента.
- Ты знаешь, ее мечты по сути не так уж отличаются от моих, - тихо проговорила Летиция едва ли не на ухо мужу, - Она уже не маленькая девочка, - вряд ли он когда-нибудь согласиться это принять. Его Констанция всегда будет ребенком. И все же мать видела, что из умилительно прекрасной куколки принцесса стала, пускай и совсем юной, но женщиной. Желала она, соответственно, того же, что и все женщины.
- Мы все, я имею в виду слабый пол, жаждем лишь одного – чтобы нами восхищались. И это неизменно как для меня, так и для нее. Характер и возраст влияют лишь на то, кого мы желаем видеть в качестве источника восхищения нами и что определяется как причина восхищения. Прости мне мой софизм. Обычно дамы при дворе хотят, чтобы восхищались их красотой, а на роль воздыхателя назначаются рыцари. Встречается такое чаще всего, потому многие для простоты назвали это нормой. Но иногда женщина хочет, чтобы восхищались ее жертвенностью или тем, какая она хорошая мать, или ее умом, или непохожестью на других женщин. Кстати, так и появляются эти богомерзкие архонты-воины от женского пола. Им так же сладостно видеть восхищенный ужас в глазах непонимающей их варварство толпы, как моей фрейлине получить от кавалера любовную записочку. Твоей дочери хочется, чтобы восхищались ее умом, и желательно, в масштабе всей империи. Если тебя это беспокоит, можно либо подождать, пока возраст изменит одно из составляющих ее желания, либо повлиять на процесс самим и подтолкнуть развитие ее характера в другом направлении, - Летиция увлеклась и постучала кончиками пальцев по плечу Клемента, словно отбивая ритм своим мыслям, - Только нужна достаточно большая встряска…
Большая. Точнее колоссальная. Императрица знала, о чем говорила – ее мечты тоже менялись. От желания быть самой прекрасной и утонченной дамой в Аверне до стремления стать самой идеальной правительницей, какую только видел Ревалон – безупречной мудрой женой и обожаемой матерью процветающего дома. Между этими двумя точками произошло рождение Октавия.
- Она изменится, как только, - императрица помедлила. Клемент все еще называл дочку девочкой, - Как только станет матерью. Я не гоню ее от себя, не подумай! – Летиция  поспешила снять с себя возможное обвинение, - Но ей уже не шестнадцать. Или она останется с нами, и тогда вели Рейнеке готовить ей место в Министериале, или нужно отпустить…

Стоя в тени, отбрасываемой креслом, в котором сидел император, она и в самом деле как будто пряталась от сердито фыркающего пламени. Свет ложился только на ее лицо и кисти рук. «Как символично», - подумала Летиция, ставшая к зрелым годам все чаще замечать картинные постановки в повседневной жизни. Для этой сцены не хватало только живописца. На первом плане - Клемент, сидящий так близко к беснующемуся в камине огню, что казалось, будто край его одеяния вот-вот займется от жара. Но он и не думает отодвинуться. Резкий контраст света и теней на его лице. Весь на виду, противостоящий неукротимости стихии. Не арий, он способен справиться с ней только лишь так, как доступно любому смертному, но, в отличие от многих, он ее не боится. В этом весь император.
И там, позади – она. Очень-очень близко к своему мужу, но едва видна стороннему наблюдателю. Она не пряталась, это он заслонял ее от опасности. Женщина выпрямилась, прогоняя образ, так быстро нарисовавшийся перед ее внутренним взором.
- Просто так удобнее нашептывать тебе мои злодейские планы, - Летиция снова улыбалась. Ее улыбка была как стайка назойливых голубей, любящих засиживать карнизы стрельчатых окон Башни, - чуть шуганешь их, и в небо взвивается беспорядочная туча, но секундой позже они возвращаются на прежнее место. Там теплее, особенно зимой. Припорошенных снегом, лохматых от встопорщенных перьев птах уже никто и не гонял, больно надо. Императрица вышла на свет и встала, полуобернувшись к Клементу. Даже от небольшого движения ей показалось, что сквозняк ужом прополз ей за шиворот платья, и женщина крепче прижала к телу сложенные в замок руки.
- Дай Создатель, ты запомнишься народу не первым, а второе для верности тебе может обеспечить Октавий, - шутка явно не удалась, и Летиция досадливо добавила, - Если только он не впишет себя в историю раньше именно первой заслугой. Скорее бы это прошло, - императрица поджала губы, - Охота, турнир, гулянка, охота, турнир и снова. Я недовольна всеми своими детьми, да? – едва было начавшее подниматься в душе раздражение Летиция тут же поймала за хвост, - Бывает страшно, да? Что не справимся, что подведем их всех. Особенно Констанцию. Может быть, правы те родители, которые дают им сделать выбор самим? Я не знаю. Ее положение всегда будет давить. Отдашь равному себе, и она станет разрываться между любовью к нам и верностью новой родине, отдашь кому пониже… Нет, да как же отдашь? Она же принцесса! Во всех смыслах! – Летиция беспомощно всплеснула руками и покачала головой, как девочка, не знающая, как объяснить матери, отчего ее любимая ваза лежит на грязном полу в виде тысячи многоугольных осколков, - Я была недостойна предложенного мне места, а она слишком хороша для любого из возможных. Создатель, зачем ты подарил мне дочь, прекрасную, как солнце? – императрица шутливо воздела руки к небу и ответила на свой вопрос сама, - Потому, что я о ней мечтала.
- Ты скажешь мне, если решишь отдать ее кому-то? – улыбка вспорхнула и улетела, оставив после себя лишь грусть, - Пускай у Октавия тоже будет дочь… Как моя девочка, - ее то уж она не отдаст сестре на воспитание. Как много потеряла Летиция, сколько мгновений ушло безвозвратно. Видела ли она первую улыбку дочери, слышала ли ее первое слово? Их дети выросли очень быстро и ни сама она, ни Клемент ни разу не оказались поблизости, чтобы разделить счастье видеть их успехи.

Великая Западная Империя, таинственный черноглазый сосед, который слушает лишь голос своего Бога. Богатейшая и могучая страна, народ, победивший пески и возводящий дворцы в пустыне. Летиция не верила в сказки о варварах. Она судила о Харматане по тонкой красоте цветочных узоров на мягком шелке, по искусным творениям ее оружейников, чьи клинки, казалось, должны были сиять и в безлунную ночь, по тяжелым пряным запахам привозимых ей благовоний. Рабство? Не были ли рабами несчастные, полуголые, покрытые струпьями рабочие в доках Каносса и Гадары? Презрение к женщине? С ревалонскими крестьянками тоже не обращались, как с королевами. Харматанские поэты слагали удивительные стихи, обращенные к их Создателю. Императрице не верилось, что народ, способный на такой душевный полет мог истязать жен своих правителей. Другое дело, что жен этих было порой несчетное количество. «Ну, кто сказал бы, что у наших графов меньше дам сердца?»
- Придется охладить головы наших князей, - Летиция опустилась во второе кресло, стоящее напротив Клемента, - Думаешь, если у султана будет наша дочь, он не станет развязывать войну? – казалось, будто о судьбе самой девочки она совершенно не волновалась. Хотя, так оно и было. Это был ее долг. Она знала, что дочь будет разменной монетой с самого дня ее рождения. Так было принято. Девочками издревле покупали семейное благосостояние. Констанция была несказанно краше, тоньше, умнее, чем любая другая девушка, в ее жилах текла голубая кровь, и потому ее свободой покупался мир для целого государства. «Великая честь», - так сказал когда-то дед принцессы, старик де Авели. Этим только и останется утешаться Констанции.
- Хоть несколько лет мира. Когда ты отправишь им гонца? Ты ведь еще не говорил с султаном? – уточнила Летиция, - Клемент, - она слегка помедлила. Не хотелось злить мужа, ведь он знал лучше других о том, что тревожило ее с каждым годом все больше, - Нужно что-то сделать с Октавием. Если Констанцию принесут в жертву Ревалону, я хочу знать, что не зря. Мы обязаны были вырастить Императора, а не мальчишку, - женщина нагнулась вперед, протянула руку и прикоснулась к запястью правителя, - Пока ты держишь трон, Харматан нам не страшен. Но что будет с нашим сыном? – сказала и замерла от страха. Непонятно, почему она боялась гнева мужа. Клемент ни разу не поднял на нее руку, ни разу не оскорбил словом. Удивительное достижение для ван Фриза.

Летиции всегда нравилось слушать императора. И когда она была тринадцатилетней пигалицей, уже сидящей на троне, но едва достающей носками туфель до пола, и когда, став постарше, она обворожительно улыбалась в утешение провинившимся сановникам, вмазанным сарказмом Клемента в грязь. Тщеславие императрицы распространялось не только на ее красоту, но и на власть, которой обладал ее муж. Приятно сознавать, что ты в безопасности, потому что он самый могущественный человек в империи. А дочь? Она справится.
- Ты сам говоришь, без твоего ведома в этой стране не делается ничего. Я не побегу к Констанции со слезами на глазах. Узнает в свое время. Пусть радуется жизни. И не волнуйся, Аурелии я тоже ничего не скажу. Секрет, - императрица по-детски приложила ладонь ко рту, запечатывая слова.
- И что ты предлагаешь? Оставить его в покое, как есть? – Летиция приподняла левую бровь, - Или, погоди!  Рейнеке все же нашел источник с живой водой и собирается жить еще при моих правнуках? Я так и знала! Мог бы и поделиться, жадный-жадный мэтр.
Снова шуточки. «Мудрых в вашем роду было полно, нашелся бы хоть один счастливый…» - она не знала, можно ли было увидеть в ее глазах разочарование, но не хотела, чтобы Клемент его заметил.
Один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын. До третьего ей не хватило всего чуть-чуть. Родись Констанция мальчиком, она составила бы конкуренцию им обоим. Октавий, унаследовавший внешность отца, характером больше походил на южан де Авели, Маркуса по какой-то причине отравила кровь склочной бабки Клемента, а вот девочка, выглядевшая копией матери, всем своим нутром повторяла императора. «С четвертым бы точно получилось», - улыбнулась Летиция своим мыслям. Она была очень жадной, ей и так повезло больше ее предшественниц. Хотя те справлялись со своей задачей лучше. У матери Клемента был всего один шанс.
- Из Маркуса получилась бы хорошая гончая, если бы он не хотел быть львом. Ты держишь его так близко к трону, что ворс на его подушках щекочет мальчику ноздри. Может быть, стоит дать ему дело? Не слишком мелкое. Он справится. Что бы там ни говорили, он очень хочет твоего одобрения.

Еж! Еж вкатился в разговор неожиданно и своим круглым брюшком окончательно вытолкал за двери всю почтенность, которую Летиция каждый день старательно штукатурила поверх своего не по возрасту молодого лица. Крошечные лапки скоро перебирали по ее коже. Императрица откровенно, в голос расхохоталась. В уголках ее глаз выступили прозрачные капельки, словно нанизанные на ниточки морщинок, поселившихся там без ведома и согласия хозяйки уже очень давно как извечное напоминание о ее легком нраве.
- Ну, на ежа надейся… - перефразировала Летиция очередное всплывшее в ее памяти выражение из лексикона ее простодушной круглолицей кормилицы. Добрая женщина одарила ее в младенчестве не только здоровым цветом лица, которое становилось день ото дня все щекастее, но и в нагрузку подкинула питомице с десяток метких фраз, стойко переживших годы учения и муштры Авернскими мастерами изящной словесности.
- Как правило, лучший еж выкатывается из-под порога отцовских покоев, - императрица высвободила руку из пальцев Клемента и подперла ею щеку, - Есть, конечно, исключения вроде вас, Ваше величество. Вы, наверное, родились с этими сдвинутыми бровями. Да, ты даже уже не замечаешь! Так вот, с бровями и выкрикивая разумнейшие распоряжения вашим нянькам. Но мой сын точно кричал как резаный и благоразумия проявлять не желал с пеленок.
Было довольно странно, что о жизни Клемента до того, как наследник Всея Ревалона въехал в ворота родового поместья де Авели, она не знала ровным счетом ничего. Хотя ей это было ненужно. Откровенно говоря, о его занятиях и после судьбоносного визита Летиция не имела представления – их жизни наконец сошлись в одной точке только, когда ей было шестнадцать. Сладкий возраст! Время неведения и одновременно самой большой осведомленности о законах жизни, которых тогда всего-то два – люби и веселись. Хотя, кто бы сказал, что Летиция не была в то время взрослее двадцатипятилетнего Октавия? Благодаря родителю, своего ежа она брала в кровать каждую ночь с одиннадцати лет. Авернские иголки, оказывается, самые действенные.
- По-моему, Маркус уже лезет на стенку от своего безделья. Разве что не дергает сестру за косы. Ты жесток. Когда это император стал скуп на игрушки для своих мальчиков?

- Наверное, Констанции стоит проводить со мной больше времени. Я весьма преуспела в искусстве создания мест, где только я и сохраняю холодный разум, - Летиция поднялась из кресла и подошла к императору. Подол ее платья дернулся и послушно пополз за хозяйкой, как тень, - Здесь моя половина дома. Они зовут его гаремом? Я держу в услужении прекрасных гурий и владею самыми удивительными сокровищами. Моему повелителю не пристало сидеть как на посольском приеме, застегнутым на все пуговицы. Давай закажем тебе харматанское платье? О, так лучше?  - императрица приложила ко лбу Клемента ледяную ладонь, - Хочешь, позовем слуг. Они откроют окно, но тогда ты рискуешь стать обладателем моей снежной статуи. Придется бросать все дела и везти ее в Аквилею. Несколько накладно для казны. Предлагаю другой выход – велим принести вина, тебе ледяного, из погреба, мне горячего. И я обещаю не говорить о детях.
Раньше было проще. Во всяком случае, не приходилось сперва продираться через тернистую тропку Клементовой обеспокоенности всем и вся. В глубине души Летиция мечтала вновь быть молодой. И в Ревалоне, по счастью, было место, где она себя таковой ощущала.
- Хотя…я хочу к сестре. Значит тебе придется меня отпустить, как только сойдет снег, или до того я замучаю тебя в этом душном аду! Я не шучу, - женщина сдвинула брови, демонстрируя серьезность своей угрозы, - Может быть, даже воспользуюсь твоим присутствием на «вражеской» территории без эскорта и нагло буду шантажировать тебя отправиться со мной. А еще устроить турнир в честь Аурелии, в котором, разумеется, вновь победит Октавий… О-о-о, я же обещала! Молчу. Так отпустишь? – императрица поменяла ладонь на лбу Клемента. Пальцы правой руки слегка порозовели от жара.