От дворца на ристалище ехали верхами. Утро ясное, трепещущее проснувшейся пичугой. Солнце яркое, по-апрельски холодное. Небо лазоревое, как водится, бездонное. Ветер несильный, порывистый, разумеется игривый. Свежо, да потехе не помеха. Рыцарям - благо, в доспехе не вариться. Простому люду - лишний повод согреться наливкой. Сливовой. Славится Аверна садами сливовыми, да яблоневыми. Дамам... дамы существа привычные, перетерпят, переждут. А некоторых согреет внимание избранников-рыцарей. А пока Агнетта натягивает капюшон сюрко поглубже. Хочется облизнуть сухие от ветра губы - нельзя, плотный бархат спасает лишь до тех пор, пока ветру-забияке не вздумает подуть с другой стороны.
Гнедая Отта нетерпеливо переступает копытами - хозяйка и не заметила, как натянула поводья, оглядывая театр предстоящих действ. София сестру дожидаться не стала, вырвалась из своего "заточения", веселится глядя на менестрелей. Люд веселится. Чему смеется? Неверно взятым нотам, осипшим с ночи голосам? Не будь пьяны, возможно их можно было бы слушать. Шуты глупы и пошлы. Как говаривал старый преподобный Жилль: "Сие есть дрыгоножество и рукомашество постыдное, для очей невинных зрелище греховодческое..." Невинных, правда, мало осталось. Невинные - вид вымирающий, реликтовый. Но словами более изящными ужимки шутов было не описать. Куда больше уважения вызывало представление гимнастов, танцующих на натянутом меж шатрами тонкому тросу.
Сновали мальчишки, торгуя бабкиными пирогами. Орали тетки, предлагая орехи в меду. Визжал сбежавший порось.
Взыскательный взгляд упал на скромный прилавок. Гуляющие обходили его стороной, только это заставило княжну обратить на него внимание. Товар непопулярный, странный товар. Книги.
Слуга придержал стремя, помогая девушке покинуть седло. За прилавком - тщедушный мужчина с вдохновенно-скучным преподавательским лицом. Взглянул на потенциальную покупательницу с интересом. Узкая ладонь легла на кожаный переплет "Жития Святых". Книжка маленькая, но пухленькая. Текст каноничен, известен, а вот гравюры... гравюры были талантливы. С ладонь размером, они были прорисованы с поражающей точностью и вниманием к мелочам. Даже слеза в уголке глаза Святой Эстинии, казалось, вот-вот сорвется, побежит по пергаментовой щеке. Далее "Святой Ксенофонт, инкубом искушаемый". Сразу стало ясно, инкуб очень искушен в искушении, а Святой... по Святому в съехавшем с широких плеч сюрко - видно процесс искушения проходил очень энергично (Агнетту тоже не обошло стороной "Житие" Блуда), так вот по Святому можно было изучать анатомию. В подробностях. Ее Сиятельство кашлянула и положила книгу на место. В глаза бросилась другая - латунный оклад, металлические буквы "Книга Родов". Тот еще талмуд, но оформлен в том же стиле и с той же тщательностью. Нашла и себя. Странное ощущение - видеть свое жизнеописание, свой портрет при живой себе. Своя миниатюра ей понравилась, но от изображения веяло тревогой. Взгляд серьезный, еще немного и станет грозным.
-  Кто художник?
- Я художник. Историк, писатель и оформитель, - на удивление сильным голосом откликнулся тщедушный мужичок-червячок.
- Миниатюра рисовалась не со слов - слишком точная.
- На прошлом праздновании Дня Рождения Ее Величества я имел честь быть званным ко двору, - Агнетта кивнула, они тоже имели честь, как и право.
- Я и правда так... решительно выгляжу? - мягко спросила девушка, улыбнувшись.
- Я так вас увидел, Ваша Светлость, - почтительно и покорно склонил голову ученый, понятливо прищурив улыбчивые глаза.
- Я куплю ее.
Талмуд перешел на попечении слуги, потянувшийся к носимому для таких случаев кошельку - не дело молодым девицам свои пояски лишним грузом отягощать. Пора занять свое место в императорской ложе, дабы не пришлось позже топтать чужие ноги и рисковать подолом платья, пробираясь по междурядью. Делать, кажется, здесь было больше нечего.

Отредактировано Агнетта фон Эдель (2012-12-18 22:17:40)

Пользоваться всеми чувствами…
Весенняя зеленая трава уже не первой свежести, примятая сотнями пар ног. Конский навоз и жужжание успевших уже подрасти мух, слетевшихся со всех окрестностей на пахучее пиршество. Овес для лошадей. Свежесваренное пиво, сладости. Человеческий пот. Запахи, запахи. Тысячи запахов. Приятные и неприятные. Тонкие и неприятно дурманящие. Апрельский ветер, уже лишенный зимней прохлады, но еще не обретший летней ласки, смешивает все в неровной пропорции, заставляя одних воротить нос, других же – вдыхать полной грудью.
Пользоваться всеми чувствами…
Разноцветные флажки на верхушках палаток, ленивыми волнами развевающиеся на ветру. Синева бесконечного небосвода – засмотрись чуть дольше, а утонешь. И люди. Много людей. Надменный взгляд богачей, пришедших потребность в развлечении. Алчное потирание ручек воротил, ожидающих опустошить кошельки богачей на их же азарте. И не менее же жадный огонь в глазах воришек, заявившихся с той же целью, но с менее законными методами. И множество торговцев, которые наживутся на всех и на тех, и на других, и на третьих.
Пользоваться всеми чувствами…
Наставник велел пользоваться всеми чувствами, не полагаясь только на свой дар – квинтэссенцию сил ариев. Зрение, вкус, слух, обоняние и осязание – пять чувств, пять старых отростков человеческого тела и души, от которой арии отказываются.
Уже не так непривычно, как несколько лет назад. Но все же… Не привыкнуть к этому до конца. Сколько бы зим не миновало. Но Наставник ведь смирился? А может это из-за того, что он не был таким изначально? Или жил он слишком долго, чтобы привыкнуть? Два столетия ведь прощают все?
Но это – отговорки, простые отговорки. Мечу не нужны отговорки, чтобы рассекать воздух и вгрызаться в плоть. Мечу не нужны отговорки, чтобы быть мечом. А он – превосходный меч, редчайший меч. Так говорил Наставник. Но даже лучшим мечам необходимо полировать сталь, чтобы налет ржавчины не осквернил безупречное лезвие.

Стоя в праздной толпе, Люк Виго – действующий агент ведомства, управляемого личностью, известной не иначе как «Имперский Лис», беззастенчиво разглядывал ту же самую толпу, во чреве которой и находился. Ладони же его, тем временем, растерянно перекатывали налитое ярко-красным цветом яблоко, каждой из подушечек пальцев ощупывая его фрактуру, твердую, упругую кожуру, центральную впадину, из которой торчал влажный еще черенок.
Серебряный перстень на правой руке, плотно обхватывающий палец, был холоден. Последний сеанс связи с Наставником был пару дней назад – именно тогда до юного ария дошли известия о происшествиях в столице, о ранении государя, о ранении самого Рейнеке.
Сентиментальность разрушает мечи. Виго был лишен и намека на нее – не оставлял он свою миссию вне стен столицы до тех пор, пока приоритеты не стали абсолютно прозрачными, как тонкая ледяная корочка под лучами раннего летнего солнца.
Император и принц будут присутствовать на турнире. Принц – как участник, символ благородной и непобедимой силы августейшей крови. Император, вопреки ранению появившийся на публике – как вызов заговорщикам – несокрушимый Клемент III.
Несложно наблюдать за толпой, когда ты никому не интересен, когда ты даже не существуешь в чужих мыслях. Так – смазанное серое пятно, случайно оброненное кистью, когда она промачивала краски на палитре.
Ярко-красное ароматное яблоко неспешно перекатывалось в небольших ладонях.

Поле для турнира цвело, блестело и благоухало. Цвело цветами поэзии, живописного ремесла мастерами, благородными особами, так и нет-нет, да и мелькавшими в толпе рубищами попрошаек. Блестело от утренней росы, обилием лент и венков, улыбками горожан и гримасами цирковых уродцев, которые увеселяли простой люд перед турниром. Благоухало… Так же, всенепременно всем и сразу. Лошадиный помёт и тонкий аромат харматанской воды? Да прямо у помоста, где располагалась знать, а чуть далее – конюшни для рыцарских скакунов. И куда только смотрят арии воздуха, или они не отвечают за сохранность нюха господ?
Этого матушка не рассказывала. Как и в общем, за каким лешим нужно было отзывать дочь из Велеграда, срочно приехать в столицу. Та хворь, о коей говорилось в письме, и в нём-то не вызывала доверия, а взаправду оказалась, ожидаемо, симуляцией, ложью. Как и всё из уст графини Ло-Антиль. Великолепной селекционерки ветвистых рогов даже у любовников на день.
Тоненькая эльфка, с шёлковой гривой тёмных волос тихонько чихнула, прикрыв маленький ротик узкой ладошкой. И продолжила движение к местам для знатных. Матушка компанию ей не составила. Но надавала советов. Мол: Пора бы дочери явить свет своей красы пред очи старшего сына Императора. Пора бы завести знакомства. Да побольше, да поприближённее.
Честно – уехала бы в тот же миг, кабы не вполне реальная угроза лишить наследства и до того, всякого блага для существования. Менторские кровные кормили скудно. Стипендия… Её не было. После одной кляузы. Матушкиной рукой писанной, и не ясно – сохранит ли теперь Лу место студиоза после того.
Как бы то ни было – держать зло на родителя недостойно.
Хлопнуть дверью и перед тем посоветовав водить к лекарю каждого из своих новых пассий, на всякий случай, совет специалиста, тоже не слишком достойно, но… Бывают моменты, когда не думаешь о словах.
Турнир, быть может, развеет дурное настроение. Хотя, едва ли. На балу давеча, данном давней подругой матери. Там Амлуруил взгляды чуяла спиной. Не то чтобы злые, но явно насмешливые. А как оно -  побьёт ли младшая Рудничная рекорды матушки своей? А ведь ведомо, что девица столь же ветреная и легко доступна… Ах друг, а не проверить ли? Хороша ж чертовка!
Не обязательно читать мысли, чтобы понять, о чём думают люди, сравнивая тебя с яблоней, от коей ты лежишь якобы неподалёку.
Да и вообще – эльф среди знати – скорее исключение. Даже за градоправителем Гадары закрепилась обязательная слава любовника герцогини. Иначе нет. Иначе не бывает. Эльфов с гербами.
- Простите. – Улыбнулась невольно парнишке в которому едва не наступила на ногу – толпа у арены была плотной, а идея оставить лошадь у въезда, и отослать слугу у самых ворот замка – неудачной.
У парня в руках было яблочко. Красное и верно сочное.
Почему-то сегодня о яблоках было думать тошно.

Обычное случайное столкновение. Пребанальнийший конфуз. Интересно, что же паренёк так скоро отвернулся, неужто высматривал кошельки у зевак? Не похожесть вора на воре ещё не делает не вором. Впрочем, Амлуруил было глубоко всё равно на чужое добро, могущее стать ещё более чужим. Ей просто хотелось пройти к своему месту. Без конфузов и банальностей. И это увенчалось бы успехом, если бы не…
- Вор! – Взвыла рядом, не слишком громко, но возмущённо благообразная горожанка, дёргая за рукав спутника, верно мужа. – Мой кошель… Тут вор! – Амлуруил отступила на шаг, не преминув сообщить парню с яблоком.
- Смею наедятся это не вам. А если вам, то советую найти другое место для ремесла, тут все нещадно блюдут свои богатства… - И надо же было случиться тому, чтобы на поясную суму собеседника юной графини, легла маленькая чумазая ручка.
Упреждение повисло в воздухе.

Такого беспечного рыцаря как Истин ещё надо было найти. Ну да, когда полагается проверять снаряжение, в сотый раз рассматривать, не заржавели ли верный меч (забавное занятие для воина, не правда ли, если он каждый день часа так три проводит на плацу?), не хромает ли конь, придумывать сложнейшую и хитрейшую стратегию, по который ты просто будешь обязан победить, герцог сидел перед своей палаткой и мечтательно рассматривал небо.
- Ваша Светлость, не пора ли... - Оруженосец явно переживал куда больше, чем его хозяин.
- Неее... - Юноша отмахнулся от мальчишки, словно от надоедливой мухи.
Вообще-то он здесь случайно, ему сюда не хотелось, да и добровольно бы он не поехал. Только вот сами попробуйте пропустить подобное увеселительное мероприятие, если находитесь на службе, служа, что самое печальное, как раз воином? Ну вот и был Дариер выписан из своего имения, куда он забился в надежде, что его таки забудут, что гонец заблудится, потеряется, найдёт более интересное занятие... ну и далее по списку. Не вышло. Всадник в характерной расцветки одежде появился в воротах замка.
Вот поэтому Истин сейчас даже не пытался начать готовиться к чему-либо.
"Что за детский вздор? Ну кому нужна эта похвальба? Ну ведь и так всем известно, что большая часть вот этих разряженных товарищей, меч держала в последний раз... ну вот тогда держала. Зато есть чёткий список, кто в каком звании и на каком счету у монарха, а отсюда и порядок, кто кого из седла вышибает. Тьфу!"
Для весомости своих мыслей "рыцарь" даже сплюнул таки от досады, нехотя поднимаясь и разглядывая празднично-яркий палаточный лагерь. Общее возбуждение таки и его должно было охватить в какой-то момент, заставляя облачаться в доспехи, на которых выгравирован герб Дома, гнать коня и кого-то там побеждать под рёв толпы, ну либо падать, если самому выбить не получится.
- Сколько сегодня людей то? Небось всю страну согнали порадоваться? - То ли допрашивая оруженосца, то ли просто размышляя в слух, проворчал Истин. - Ээээх, ладно, понеслась!
Воин тряхнул гривой рыжих волос, избавляясь от сумрачного настроения, продолжая разглядывать забавно мельтешащую пёструю толпу из прекрасных дам и рыцарей.

Сан не позволял участвовать в турнире, да и позволяй он, слуге Господа, пожалуй, хватило бы смелости отказаться. Все без исключения турниры, каковые за годы жизни отцу-инквизитору Паулю Райо выпала честь наблюдать, мало походили на те торжества отваги и доблести, о каковых в нежнейшем возрасте лет трех-пяти тогда еще просто Паулю, сыну виконта фон Райо, изредка выпадала честь слушать или читать. Природа наградила Райо острым слухом и наблюдательным глазом. Он знал: свита каждого рыцаря насчитывала двух, трех или четырех всадников, от пяти до десятка оруженосцев, с дюжину ремесленников, без счету шлюх, горлопанов менестрелей и откровенных бл*дей, вовсе не поддававшихся ни счету, ни переписи. И все это людское многообразие шумело, пело, плясало, путалось под ногами. И всю эту людскую прорву чьим-то несомненным долгом было кормить, одевать, подчас ценой собственной жизни разнимать и охранять. И всю эта людская прорва требовала денег. Что ж, видит Господь, казна не оскудеет. Сегодняшние подвиги, с тоской понимал Райо, если и свершались, то в местах драматически далеких от ристалища – под подолами девок да любых сословий бл… Впрочем, не все так скверно. Помимо хлеба, народ нуждался в зрелищах. В зрелищах нуждалась сама знать и –  Господь судья – Император поступил мудро, решив организовать турнир сейчас, когда слишком много алчных, широко распахнутых, суженых прищуром глаз обращено на корону. На корону, но только не на самого Императора.
Убедившись на месте ли кошелек, Райо продолжил бороздить толпу. Ристалище подготовили для первых боев – по недавно заведенной традиции – шуточных. Вот и сейчас пять или шесть устремленных к небу рогов разразились мелодией, мало торжественной, исключительно близкой музыке больного кишечника. Райо поморщился. Первыми на потеху дуракам и ребятишкам будут биться шуты. В ослиных или кабаньих шкурах, колотя друг друга палками, а то и закидывая лошадиным дерьмом. Кому-то подобное зрелище казалось смешным и уместным, достойным взоров благородной публики. Кому-то не казалось. Правы по-своему были и первые, и вторые. Райо изучал толпу. Знать и оборванцы. Люди и нелюди. Голодные и сытые. Довольные и раздраженные. Бодрые и усталые. Лица, без счету лиц. Не хватало только бл… ошибся, хватало.
Очередной кишечной мелодией разродились герольды. На миг внимание Райо привлекло сосредоточенное лицо молодой эльфийки. На миг. Эльфиек здесь было много, все они выглядели сосредоточенными.
Господь видит, Господь в свидетели – славный выйдет турнир.

Рике расплатилась за книгу и привычно влилась в поток, уткнувшись в новоприобретенный талмуд. Улле многому успела научиться за время своей жизни в столице. Еще одним поводом для радости, кроме того, что несмотря на увлекательное чтение, девушке удавалось ни с кем не столкнуться, было то, что в кошельке осталось несколько больше денег, чем она сама рассчитывала.
Впереди мелькнула знакомая высокая фигура, а так же близость ристалища. Отец-инквизитор всегда двигался стремительно. Рике сначала было думала просто пропустить истинного сына церкви, не мешая ему, но затем бросила взгляд на ристалище и увидела ЕГО. Сердце сделало калибр, а ноги сами приблизились к тому месту. Но ария усилием воли остановила себя. Для нее такой разговор будет ничем для ее репутации, а вот златокудрому ангелу мог повредить. Эльфийка обреченно обозвала себя дурой и повернулась к тому месту, где видела пресвятого отца. Разговоры о Всеедином, ядах и целительстве – это то, что могло удержать ее от дурных шагов.
– Святой отец, день добрый! Прошу вас, подождите! – крикнула девушка в спину Паулю, прибавляя себе скорости.

Время для шуток и болтовни неудержимо исчезало. Чтобы там герцог себе не придумал, но он уже приехал на турнир, а это означало, что сбегать смысла не было. Он уже здесь, проще было выехать на ристалище, чем спешно и, что главное, незаметно, покинуть эту кишащую людьми самого разного сорта местность.
Герольды уже трубили в третий раз, призывая всех занимать свои места. Истину ещё было рано облачаться полностью в турнирные доспехи. Но Свет нервничал, а воин любил своего скакуна. Вороной жеребец был выведен из конюшни, потому молодой лорд не удержался от бессмысленной, но радостной поездки. Скакун прядил ушами, нервно отфыркиваясь, косясь на пёструю толпу. Истин успокаивающе похлопал жеребца по шее. Мало кто вызывал в нём столько нежности, сколько лошади. Лошади и оружие - вот были его единственные друзья, в которых он был уверен. Уверен, что они не предадут.
Толпа бесновалась. Нет ничего страшнее толпы, лиши её сейчас зрелища, которого она так жаждала, она бы уничтожила всё, смела город, оставляя после себя лишь пепелища. Толпа такая всегда. Здесь каждый по отдельности ничего не значит, но вместе они ощущают себя силой. Силой, способной вершить судьбы.
Упавшая почти под копыта Света девица, заставила Дариера натянуть поводья. Девица же мазнула пошло-чувственным движением по боку жеребца и по его ноге.
По лицу Истина пробежала тень. В глазах явственно отразилась ненависть. Он ненавидел шлюх. Нет, он не был святым, что вы, просто он ненавидел шлюх. Он не знал, кто его мать. Это оставило ещё давным давно в его душе неприятный отпечаток, что скажи кто, что он сын распутной девки, возразить ему было бы нечего. Это его бесило, бесило до невозможного.
Истин легко спрыгнул из седла, наклоняясь к девушке, помогая ей подняться, чуть суше, чем следовало бы.
- Я не смогу выиграть у женщины, при всём желании, милейшая, - Голос отдавал металлом. - Прошу простить.
Он вернулся к жеребцу, не оборачиваясь к красотке.

Отредактировано Истин Дариер (2013-01-05 00:23:50)

Улльрике обрадовалась – ее услышали. Святой отец обернулся, как будто бы в первый миг ожидая увидеть не целительницу, а Врага Всеединого, но затем подал руку ей, как благородной леди. Целительница чуть слышно охнула, испуганно посмотрела на святого отца, но затем протянула дрожащую руку и чуть коснулась пальцами протянутой руки, не решаясь на большее.
– Благодарю, святой Отец, – голос дрожал от напряжения: принять решение окликнуть отца-инквизитора было легче, чем решиться говорить. – Что вы, никто меня не обижал, просто в последнее время я редко бываю в городе. А сегодня меня попросили пойти погулять, – фраза повисла в голосе, так как Рике не решилась дополнить ее словами «так как негоже молодой девице на пытки смотреть». – Сегодня здесь так… – эльфийка помолчала, подбирая слова, – людно… А я книгу купила! По ранам… – задумчиво закончила она.
При этом взгляд девушки гулял по толпе. Рыцари садились на лошадей, готовясь скрестить кленки. Сердце эльфийки замерло при взгляде на рыжекудрого рыцаря, но только затрепетавшая душа ушла в пятки, когда сначала леди, ярка и красивая, споткнулась, задев коня Истина, а затем сам рыцарь спрыгнул к даме. Эльфийка потупилась и негромко продолжила, стараясь не обращать внимания на бушевавшие внутри чувства.
– Святой отец, а у вас были ли когда-нибудь неразумные пациенты?