Лесистая дорога к Вешемиру.

Дочка будто приросла к ней, тонкие пальчики цепляли платье не хуже репея. Девочка причитала и тянула мать за собой, явно убитая ее словами и не имеющая времени понять, зачем Летиция осматривала дорогу, как лисица зайцев на полянке. Рванувшиеся вперед женщины вызвали у Констанции опрометчивый вскрик, она отвлеклась и случайно задела ноющие пальцы императрицы. Летиция задержала дыхание, в глазах темнело, когда она думала о перебитых суставах - терять сознание теперь было хуже некуда. Ей показалось, что она отвлеклась всего на мгновение, а с дороги уже кричали зычные мужские голоса. Что?! Люди?! Люди из леса? Ноздри щекотал приятный запах тлеющего дерева и хвои. Очень уютно, он напоминал о доме и плотном ужине. Летиция дернула головой, поражаясь неуместности посещающих ее в такой момент мыслей. Как бы там ни было, по тракту стучали тяжелые сапоги и не было никакой разницы солдаты ли то были или чьи-то еще люди. Они искали выживших, но запуганные женщины сидели в овраге тише воды ниже травы. Вдруг воздух прорезал зычный голос толстой тетки, наверное, кухарки:
- Здеесь! Эй, мы тут! Родненькие! - толстуха кряхтела, карабкаясь на осыпь и щедро поливая землю своими слезами, - Хосподи! Ухайдохали тварюг, драхоценные!
Вслед за ней загомонили и другие. Летиция выдохнула и сползла по стенке. Минутку отдышаться.
- Мэлис, - слабо протянула она, - Велите привести нам лошадей. Надо убираться отсюда поскорее. Констанция, не смей выходить пока, - императрица боялась, что дочь побежит к Эренду. Мало ли, что ее там ждало. Если он жив, то подойдет сам.

     Лес

     Зря он сюда залез. Если лук поможет – хорошо, но что он станет делать, если не поможет? Ещё и дым… его вроде внизу меньше. Стало быть, больше наверху. Где он сидит. Эбельт закашлялся. Представить, как он, наглотавшись дыма, падает прямо в пасть одной из тварей, было просто.
     Он торопливо спустился на землю, пока ещё мог различать, куда лезет. «Спокойно…»- он всегда ненавидел пожары, в сочетании с запахом горящего дерева особенно. Может, и у подсознания память бывает, это пусть учёные разбираются.
     Рядом что-то двигалось. Не лошадь и не чудовище. Человек, значит. Только странный какой-то, не как все, не бежит, не орёт…
     - Вацлав?- второй вопрос застрял в горле. Этот запах он ненавидел больше всех прочих. Лучше бы он блевал и падал в обморок при виде крови. Пусть его называли бы слабаком – плевать. Лучше, чем быть чудовищем, у которого от этого запаха аппетит просыпается даже в такой ситуации. Эбельт отшатнулся, наткнулся спиной на тушу лошади, всё ещё торчащую между стволов, и задержал дыхание. Дым, должно быть, скрывал то, что его глаза были уже скорее жёлтыми, чем зелёными, да и делать Вацлаву больше нечего, кроме как рассматривать всё вокруг.
     «Рейнеке, мать твою!»- он увёл мысли от окружающей действительности первым пришедшим в голову способом, сам толком не зная, чего хочет от ария, как не зная и того, помешает ли это его звериной сущности всё же вырваться наружу и сожрать Вацлава. А сожрать его самого какому-нибудь чудищу не помешает точно. Хотя… тварь против твари? Вернее, тварей, которых куда как больше.
     Впрочем, Эбельт ничего не просчитывал и не прикидывал. Мысли от реальности увелись совсем ненадолго. «Нельзя,- повторял он себе, как в детстве, по старой привычке, до боли вцепившись в лошадиную ногу.- Нельзя. Нельзя. Нельзя».

     Лес

     Ему нужна помощь, и срочно. Помощь человека. Ещё одно чудище как минимум не поможет. Даже если не сожрёт, пока станет человеком, пройдёт время, а счёт сейчас, возможно, идёт даже не на минуты. «Соберись!»- Эбельт зажмурился. К запаху крови со стороны Вацлава примешалось что-то ещё. Впрочем, зверь он зверь и есть, какое ему дело, да и как человек Эбельт брезгливостью не отличался.
     - Что?..- открыв глаза, он уставился на фигуры в балахонах.- Кто?..
     «Тот? Оборотень…- мысли с трудом начали собираться в подобие… мыслей, а не каши.- Сдохнет?»
     - Стоять,- он поднял лук. Правда, пока это выглядело скорее как угроза кастрировать пришельцев, а не убить. И где же вся звериная сила, которая недавно так жаждала вырваться на свободу? Эбельт крепче сжал оружие, стараясь успокоить дрожащие пальцы, и сделал шаг в сторону, остановившись между Вацлавом и «балахонами», кажется, прямо в луже блевотины. Не до того.- Чего надо?- придать твёрдость голосу всё же удалось, а наконечник стрелы нацелился в грудь чёрного, который недавно так же указывал на них.

     Лес

     Эбельт моргнул, стараясь удержать лук в прежнем положении. На друзей, явившихся на выручку, «балахоны» всяко не походили. Как знать, не по их ли милости в мир прорвались эти безглазые твари. А то, что среди них есть арий, а может, он ещё и не единственный, делает такую версию вполне имеющей право на существование. Это всё при условии, что чернокожий не врёт, конечно. Доверия он не вызывал.
     - Чего надо тебе, арий?- повторил он тем же тоном, что и раньше. Пусть он служит арию, считать себя обязанным подчиняться всем ариям Эбельт совсем не спешил. Но лук всё-таки слегка опустил, готовый, однако, вернуть его в прежнее положение. По крайней мере, он надеялся, что сможет, да и вообще что выглядит ещё вполне… кусачим.
     Что им за дело до того, что он оборотень? Вдруг вздумалось заняться составляющей «официального» долга ария, то есть уничтожением чудищ? Неправдоподобно как-то. Да и нездешние как минимум частично, кто знает, как там у них обстоят дела с долгом и его исполнением.

     Лес

     «Я нужен им живьём…»- новость немало удивила и насторожила. И совсем не обрадовала. Эбельт жил недолго, но знал, что арии так просто ничего не делают. А те, кому служат арии… люди как минимум непростые, а то и не люди.
     Нужен кому-то живьём. Для чего те, кто как минимум не друзья, могут брать живьём?.. И что в нём особенного? Оборотней не то чтобы пруд пруди, но если им нужен просто какой-то оборотень, зачем ловить именно того, за которым надо забираться в горящий лес? Сложить эти кусочки мозаики было просто. Неизвестно, правда, правильно ли он их сложил.
   Эбельт, не сводя глаз с чёрного, шагнул назад к дереву. А потом он развернулся и побежал. Просто побежал, не пытаясь стрелять, стараясь только оказаться как можно дальше от «балахонов». Может быть, отвлечь от Вацлава. Но если нет – просто скрыться из виду, всего лишь на короткое время, большего не надо. Если выводы верны, он должен кое-что сделать до того, как надышится дыма и тем самым позволит тащить себя куда угодно.

     Лес

     Не сбавляя бега, Эбельт оторвал от изнанки рукава кольцо-коммуникатор. Следом полетел в огонь и второй. Рейнеке не отвечал, но ощущение, что он сам себя загнал в охотничью яму, сам выбил у себя из-под ног опору, было очень отчётливым. Ну, хотя бы не утащил за собой кого-то ещё…
     Ноги оторвались от земли, одновременно его догнал и голос чёрного. Эбельт инстинктивно попытался ослабить петлю, но не смог: пальцы только сжали куртку на груди. И пустоту, которая тащила его обратно к «балахонам». Которым он нужен был живым. Запоздало пришла паника, будто с коммуникаторами он лишился и части самообладания. Самообладания, но не способности быстро соображать. Соображения, правда, были запутанные и не очень-то понятные даже ему самому.
     - Достоин смерти?- зло переспросил Эбельт, безуспешно пытаясь освободиться.- А я при чём?

     Лес

     Эбельт с усилием поднялся на ноги, игнорируя протянутую руку и избегая взгляда чернокожего. Довольно противно было осознавать, что тот, возможно, сейчас копается в его мыслях. Впрочем, в них секрета и не было, только очевидная неприязнь к «балахонам» и мрачные представления своего будущего. Если дальше сиюминутного не докопается – всё хорошо. Говорят, что прошлое не вычеркнешь, но Эбельт не только выбросил коммуникаторы, но и запретил себе думать обо всём и всех, что с ними связано, позволив мыслям наполниться обычным человеческим страхом и остатками не до конца утихшей звериной злобы. Пока что запрет не нарушал.
     - Было бы что узнавать,- процедил он сквозь зубы. На Вацлава не смотрел, стараясь не думать и о том, выживет ли тот и в какую сторону сдвинутся его шансы на это, если «балахоны» всё же утащат его с собой, а не добьют.
     Он всё ещё сжимал в опущенной руке лук, но не спешил проверять слова чернокожего насчёт того, что так он может навредить кому угодно, но не «балахонам». Голова кружилась от дыма и отказывалась выдать хоть какой-нибудь самый захудалый план спасения.

Лес

Слов не разобрать. Мир перед глазами пульсировал — пульсировал мелкими бесцветными кружками, мутноватыми в сердцевине; ненастоящими, совсем ненастоящими, иллюзорными. Никаких кружков не было. Были люди. Злодеи, захватчики, интервенты. Эбельт пытался бежать. Вацлав понимал; понимал и не осуждал — пусть бежит. Не получилось, не вышло. Тогда слабеющими пальцами гвардеец потянулся к мечу, сжал — вцепился. Хватило бы сил — кинулся убивать. Так убивают раз в жизни, потому что умирают сами. Сил не хватило. Скрипнули зубы. Совсем нечем становилось дышать.
Хотелось пить.
Хотелось спать.
Ничего, ничегошеньки ему не хотелось.
- Не гляди на меня, оборотень, - говорил маг. - Я не чтец душ. Чтение душ противно Богу. Ты идешь с нами, - в сотый, наверное, раз повторил он. - Или понесем.
- Хорош трепаться! - резко оборвал магика Первый Плащ, вынул откуда-то из складок одеяния длинный узкий кинжал, двинулся к Вацлаву. - Знал бы, насколько ты, маг, болтливая жопа, сам пошел бы. Один. В гордом, не обременительном для духа и тела одиночестве.
Человек приближался. Морщил нос, неожиданно закашлялся — арийский щит-купол, его он покинул.
Вацлав дернулся, хотел было ударить противника оголовьем меча — не сумел. Слишком тяжело, слишком много крови, слишком мало сил.
- Ах ты сука! - выругался Плащ, мощным пинком выбивая меч из руки Леца. - Бить меня вздумал!
Черный смотрел.
- Всегда найдется, что сказать. Если спрашивать. Умело, - подытожил тот, и Эбельт почувствовал, как легкие покидает воздух. Насчет своей силы арий не шутил.

Отредактировано Вацлав Лец (2013-01-24 14:13:39)

- Он сам выбрал смерть, - патетически заметил Антрацитовый, и для нескольких человек мир перестал существовать.
Перестал он существовать и для Вацлава Леца.
Наконец стало тихо. Наконец стало спокойно. Больше не хотелось блевать. В лицо брызнула кровь. Солоноватая. Горячая.
Трещал на сотни ладов горящий лес.

Глаза разлепил с трудом. Было темно. Темно и тепло. Темно, тепло и мягко. Дурно кружилась голова. Так бывает, если перепить; перепить или обдолбаться какой кабачной дрянью. Разлепить губы оказалось еще сложней – засохли, запеклись, корка из слюны, кожи, блевотины и гноя вязла в зубах. Сплюнул. Не понимал ничего, мало что помнил.
Боли не было.
Боли не было совсем, и Лец решил было – приснилось. Надрался с парнями злодеручей браги – вот и привидилось.
Вацлав улыбнулся.
Мутными очертаниями темнела перед глазами пустоватая комнтата.
Вацлав улыбался. Чесалась щетина, нос и почему-то – за ухом. Полез чесаться. Полез чесаться, понял – нечем. Осознал. Белесая полусфера на месте локтя – странная, он ее не чувствовал.
Боли не было совсем.
Сна тоже. Он не спал. Не спал вовсе. Одурманили. Выкрали из леса, как крадут из родного дома сисястую бабу, спрятали неизвестно где… А дальше что? А ничего дальше. Меча при нем не было. Не было на нем куртки, лишили кольчужной безрукавки, рубахи – и той лишили. Лишили всего. Сапоги со штанами оставили – на том спасибо.
Вацлав моргал. Стараясь изо всех сил не думать, Вацлав моргал. Окна нет. Нет кровати. Потолок низковат. Комната крошечная, такой должно быть сортир у Его Величества Клемента III – мысками сапог он почти доставал противоположной стены; плечом – почти касался плеча… Эбельта? Оборотень тоже был здесь. Похоже, без сознания.
А почему мягко? Потому что подушки – весь пол закидан подушками. Подушками и покрывалами – теплыми, толстыми, наверно чертовски дорогими. Одно такое Вацлав накинул себе на плечи. Просто чтобы было. Просто, чтобы лишний раз не видеть. Чтобы лишний раз не смотреть.
Заерзал. Задел сапогом что-то твердое, по ощущениям – хрупкое. Кувшин. Потянулся. Достал. Понюхал. Брага. Отравлена? Хер с ней! Отпил. Отпил еще. Еще и еще. Еще и еще.
Смутился, вернул на место. Эбельту тоже захочется.
В голове сделалось беспросветно. А больно все равно не было. Было никак.
Меча лишили.
Всего лишили.
Подушечники херовы.
- Жив? – толкнул Эбельта в бок. – Очнись, твою мать! Родина зовет!
Родина не звала, но больше у Вацлава ничего не осталось.
- Блядина поганая.
Не Эбельт. И, хотелось думать, не родина.