Гнедая пятилетка горделиво задрав морду несла его вперед по тракту.
Мелькали дома и люди, облака водили хороводы, а солнце изредка подмигивало странному путнику, спешащему сломя голову в неизвестный для себя город, сам не зная зачем.
Казалось бы, молодо-зелено: все пройдет, любовь - лишь миф, достаточно лишь сходить пару раз в бордель, выпить с друзьями и все забудется.
Теперь Айкен фон Неван мог с этим поспорить.
Нет, что вы, в бордель бард так и не пошел, а вот пить - пил. Точнее, усугублял с друзьями-студентами, дабы понять "почему?!".
Ответа на этот, казалось бы, простой вопрос, найти так и не получилось.
Но факт оставался фактом: девушка действительно была в его комнате, оставила прядь волос, а значит - это не миф!
"Как герой из старинных преданий и легенд. Рыцарь Трэжлос и его прекрасная леди Эллионор. Ох, мать же моя!"
Гнедая повела из стороны в стороны, вовремя затормозив, чтобы не снести всем своим телом сгорбленного от времени старика.
Кинув барду пару проклятий в спину он исчез за новым холмом.
Дрозд никогда бы не несся сломя голову в другой город, отсиживаясь в столице и ища заработок, если бы Лювин не передал ему весточку о том, что видел похожую девушку в Дагнаре.
Учитывая, что у сына барона из Вышезева была хорошая память на лица, сомневаться не приходилось: это могла быть Рыска.
А значит, следовало проверить.

Спустя еще несколько томительных десятков минут, Айкен фон Неван (едва не загнав кобылу и не сверзившись наземь) въехал в светлый и пахнущий весной Дагнар.
Проехав по закоулкам и улочкам, пару раз спросив дорогу он остановился у постоялого двора "Серебряная грива".
У кобылы, колыхавшейся на вывеске, вопреки ожиданиям грива была рыжая.
Айкен улыбнулся, оставил лошадь служивому мальчику и вошел внутрь.
Песни, пляски, дым...
Место было походим на все другие трактиры: ничуть не лучше, ничуть не хуже. Пожалуй, только почище было, чем обычно.
Оказавшись у стойки и едва не смахнув два раза с чужих столов большие кружки, Айкен поприветствовал трактирщика, на что получил такое же, вполне добродушное приветствие и логичный вопрос, чего молодой господин изволит.
Как только бард назвал причину, маленькая девочка, сидевшая чуть позади корчмаря, вскочила и побежала по лестнице наверх, сверкая босыми пятками.
- Видал ли я рыжеволосую девушку-танцовщицу по имени Рыска, господин? Да что вы, не видывал, воля ваша.
Тем временем, девочка достигла второго этажа, одной из потемневших дверей, тихонечко поскребла и зашептала:
- Миленькая госпожа! Это я, Яська! Вас лыцарь молодой просит! Глазки зелененькие, бровки точеные! Папка ему сейчас овес в уши сыпет, Вы не бойтесь, миленькая госпожа!

И тут её нет.
Призраком она упорхнула меж пальцев, вытекла осенним золотом сквозь пальцы и растворилась в лазури небес.
Айкену показалось, что небо рухнуло и прибило его своей тяжестью.
Почему?
Лютня, покоившаяся за плечом, та самая лютня с алой лентой и рыжей прядью волос, неодобрительно уколола бок. Нашел повод печалится, дурень. Сколько их еще будет у тебя? Сколько таких как ты было у неё?
"Заткнись!"
Трактирщик, сжалившись, плеснул в кружку.
Выпив, Дрозд понял - ржаная, настоенная. Продрало глотку до слез.
А за спиной пели.
Фальшивя, мерзко и, словно шутя, про любовь Эллионор и Трэжлоса.
- Издеваетесь вы что ли? - Просипел Айкен сквозь зубы. - Хозяин, может и я сыграю?
Люд, наполнявший постоялый двор чуть больше чем полностью зашикал, хотя кто-то стал с интересом поглядывать на юношу.
- А можешь?
- Могу.
Бородатый корчмарь почесал бороду, решительно глянул куда-то за плечо Айкену и решился.
- После танца. Потом посмотрим.
Прибежала девчушка: веселая и курносая, с запахом весны и будущего жаркого лета.
Гул голосов поглотил ответ Дрозда - певичка закончила свое выступление, едва не сверзившись с дощатого настила.
"Танцы... с недавних пор я не смогу их смотреть просто так"

Пропади оно всё пропадом! Гори в очищающем огне!
Айкен опустошил еще одну порцию горячительного и обжигающего напитка, который при всем этом оставался холодным.
Голова кружилась. На помосте плясала девушка: красиво, искусно, холодно. Дрозд отвернулся, будучи не в силах смотреть.
Что-то в ней напомнило о той сердечной боли, червем терзавшим душу.
Добрый трактирщик налил ещё. Бард не выпил.
"Хватит! Мне еще искать. Она могла назваться другим именем и всё. Я найду её. Я не брошу поиски! Продам и лютню, и кобылу. Если придется - возьму денег у отца. Все же я его сын, а... ай, да ну этого отца к черту!"
Не обращая внимания на переживания фон Невана, время текло и стремилось вперед и вперед.
Время остановило танец, заставив всех разразиться аплодисментами громкими и радостными, более богатыми, чем заслужила певичка.
"Девушка в маске... Загадка. Почему ты не мой ответ?"
Лютня сама легла в руку: прежде чем что-то успел сказать трактирщик, прежде чем успела вскрикнуть маленькая Яська, Айкен фон Неван взял аккорд, уверенно шагая к помосту.
Песня, родившаяся, казалось, целую вечность назад, явилась на свет еще так недавно и помнила лишь февральский снег. Тот самый авернский снег.
- Смилуйся господь над твоей душой
Пусть и не хорошей, и не плохой -
Ты была такой, как сумел придумать;
Напоследок дверь наподдав ногой,
Я ушел как зверь, сам себе изгой,
Я тревожил пыль,
В смятую ковыль
Мысли о тебе все пытаясь вдунуть.

Я ушел от оков равнодушия дней,
От бессмысленной печали пустой,
Мне не хватит подков, мне не хватит коней,
Чтоб угнаться за твоей красотой.
Горечь целовала губы и ласково водила его рукой по струнам.
Рыська...
Это не её настоящее имя. Но оно стало настоящим для него, запав в сердце вместе с образом и обликом. Вместе с запахом волос и огненными бликами вращающийся шаров в танце. Вместе с шорохом вееров и покрасневшими от холода мочками ушей.
- Прожил я неделю и прожил год,
Как дурак, поверил, что все пройдет,
Блеклые картинки во сне целуя;
Как-то разорвал я усталый бред
И пошел искать тебя в белый свет,
Солнце и Луну,
Бога, Сатану
Спрашивал, найти где тебя смогу я.

Хоть за душу мою мне продали совет
Те, кто прячется в гробах на свету,
Но в просторах степей и в осколках планет
Я боялся, что тебя не найду.
Ноги резво вбежали на помост. Кто-то кривился. Кто-то откровенно говоря зевал. Один господин презрительно чихнул и высказался каламбурчиком, даже не вслушиваясь в слова.
Шли бы они к черту!
Айкен пел.
О Ней.
Для Неё.
Боковым зрением он увидел, как к нему устремился выбритый детина, досель восседавший на треногом карликовом табурете у дверей.
Еще пару мгновений. Пусть песня не прервется! Пусть..!
Верхняя струна надрывно и протяжно лопнула, обиженно гудя и проклиная барда.
Рыжие локоны, ставшие талисманом на колке, не спасли и не уберегли от беды и несчастий верных дочерей несчастной лютни.

Не спеть песню. Не выпить новой порции.
Айкен, гордый сын непокорного Людвига Дрозда, вычурно поклонился спешившему к барду верзиле. Попробуй взять, псиный хвост!  У нас есть собственные клыки и когти!
Рыжая прядка на колке укоризненно качнулась. В последнее время именно она была единственной опорой и поддержкой несчастного барда.
"Сейчас меня будут бить так сильно, как, пожалуй, никогда не били..."
Вопреки ожиданиям, кто-то решительно потянул его за руку, под улюлюкание толпы и ненавистный взгляд охранника.
Трактирщик миролюбиво протирал кружки и делал вид, что всё идет, как по плану, понятному лишь ему одному.
- Что? Кто? Куда?
Мелькнули рыжие локоны, запах тепла и чего-то неуловимо знакомого и манящего.
Необычного и естественного.
Второй этаж и пустой полумрак коридора - они оказались тут слишком быстро, чтобы это было правдой и не было похоже на сон.
- Стой.
Он попросил: мягко, уверенно, не выпуская её руки и словно бы вспоминая, проводя большим пальцем по тыльной стороне её ладони.
Это она? Это правда она?
Это миф!
Она!
Или..?
- Зачем?
Мягко потянув за руку он встретился взглядом с той, что была под маской.
Могут ли лгать глаза? Или это пьяный дурман сулит ему то, чего нет на самом деле?
Не помня себя бард потянул за маску свободной рукой.

Небо рухнет обломками вниз, погребая проклятую вечность.
Что там зимы и весны? Просто дым, опрокинутый в синь-бесконечность.
Вниз с карниза, по талому льду, через рвы и преграды: не больно.
Знает небо, тобою живу. Знает небо... впрочем, довольно.

Странная маска упала на пол, зазвенела и запела на тысячи сотен голосов. Айкен фон Неван пожалуй бы вскрикнул, если бы не видел нечто более странное и непредсказуемое в своей жизни. Событие на "Прекрасной Сирене", в корне изменившее его жизнь и познакомившее его с мэтром Рейнеке, научило скрывать удивление.
Лютня, его любимая дешевая лютня, грохнулась на пол, обиженно взвыв и забубнев расстроенным звуком.
Это она? Это правда она? Господи, Боже! ОНА!
К горлу подкатился комок. Нет, не горестный и отнюдь не горький. Комок радости, комок счастья, комок того чуда, которое случается в детстве лишь пару раз в году, а во взрослой жизни и вовсе исчезает.
Тепло её тела, запах и вкус губ. Голова закружилась, в груди зажгло жарче самого горячего пламени.
- Моя... никому, слышишь? Никому тебя не отдам!
Горячий шепот обжигал губы, плавил воск и сплетал тела всё ближе. Губы, мягкие и настойчивые, решительно нашли её губы, не оставляя ни шанса для побега. Руки, крепкие натруженные временем руки не музыканта-белоручки, а мужчины, держали твердо, но осторожно, поглаживая спину лишь кончиками пальцев.
Никому! Никогда!
Отвести любую беду, защитить от любой невзгоды!
Любой ценой!
Любимая...
Осознание это пришло само собой, сорвав все запоры с дверей и прихватив заодно и петли.
Пришло и закрепилось там. Надолго.

Пожалуйста, не кончайся! Не кончайся прямо сейчас, пожалуйста!
Это сон. Это действительно прекрасный сладкий сон, каких нет и не было на белом свете. Он спит. Спит в своей комнате под борделем мадам Люпины в славном городе Аверна, столице княжества Ревалон, серой твердыни и оплоте его Императорского Величества.
"Я не хочу просыпаться. Не хочу. Пусть это длится вечность"
Осеннее золото струилось меж пальцами, обжигая и принося с собой запах весны и ромашки. Могут ли пахнуть сны? Можно ли запомнить сладость губ в видении?
- Ты, это правда ты, милая.
Рыска звала - он и пошел. На край света. К рагнату в брюхо. На борт "Прекрасной сирены"? С радостью! Веди!
Позабытая лютня осталась лежать в коридоре возле маски. Яська, не понимая ровным счетом ничего, подошла и погладила инструмент. Чудесатые эти взрослые, правду папка говорит!
Сообразив, что к чему и расплывшись от счастья в широкой улыбке, девочка подхватила инструмент и маску, уносясь вниз.
Дверь заплакала и заскрипела. Дверь просила сливочного масла и краски. Не давали ни того, ни другого.
Айкен вновь прильнул устами к губам рыжевласой танцовщицы, не отпуская её не на миг - а вдруг пропадет?
- А я в Аверне искал. В Велеграде. Если бы не Лювин... Лювин, это мой друг. Хороший товарищ. А лютня... я оставил на ней ту прядь, что ты оставила мне в подарок. Ты же не исчезнешь, правда?
Шепот его становился бессвязным. Голос рассыпался и становился все более и более мягким и сонным.
Пьяная голова кружилась счастьем.

Весеннее солнце капелью пробежалось по крышам, целуя маковки деревьев и шелестя молодой листвой.
Говорят, что ранняя весна - поздняя осень. Разумеется, врут. Весна и осень редко зависят друг от друга, а сочетать их в одном теле было невозможно. По крайней мере, так Айкен всегда думал.
Это всегда было так давно.
Осеннее золото огненно-рыжих волос, запах ромашек, тепла и хлеба - весенне-осенний натюрморт из не сочетаемых фрагментов собрался в единую мозаику, кружа голову и заставляя языкастого барда терять дар речи.
- Мне подсказало сердце.
Разве Дрозд мог соврать? Приукрасить? Обмануть?
Мог.
Кому угодно.
Но не ей.
Случайная встреча, перевернувшая все с ног на голову, заставила пересмотреть взгляды на жизнь в течении очень короткого времени. Пожалуй, никогда ранее бард не думал о том, что это может произойти с ним.
- Мне не за что прощать тебя. Ты... ты просто так больше не делай, хорошо? Иначе я поседею.
Как Рейнеке.
За дверью послышался шум и весьма нелицеприятные крики, которые приближались.
Дрозд не обращал внимания.

Нужна ли вечность по одиночке? Нужно ли жить, если не знаешь любви?
Айкен уже не верил, что нужно жить вообще, коль не знаешь той, кому доверяешь свою половину сердца и душу.
Он ехал и не верил, что сможет найти её в этом большом городе.
Ехал и не мог даже представить, что Лювин не ошибся.
Чудеса все же бывают.
И не только у ариев.
В дверь решительно постучали. А затем распахнули (в который раз Дрозд подумал о том, что двери лучше закрывать).
- Слышь, чо! Я те дам насильничать!
Трактирщик, засучив рукава поигрывал внушительного вида скалкой.
За его спиной маячил конюх, держа в руках предмет, отдаленно напоминающий то ли кочергу, то ли поломанную ось от телеги.
- Я те сейчас!
Трактирщик осекся. Картина, открывшаяся глазам, на насилие походила мало. Казалось, все совсем-совсем наоборот.
- Иль ты не насильник? Отвечай!
Бард растерянно коснулся руки Рыски.
Почему? Почему в самый ответственный момент им кто-то мешает.
- А похож?
Хозяин "Гривы" смутился. Удивленно посмотрел на скалку, затем на налившееся румянцем лицо танцовщицы.
- Я... мы... того, это самое. В общем, дверь прикроем. А то дети гуляют, все видют. И слышут. Так что вы потише давайте.
Дверь скрипнула, скрывая за собой благородных жителей Дагнара.
В повисшей тишине было слышно, как за окном кто-то изрядно бранится.
И в этой ситуации едва не признанный насильник в лице Айкена фон Невана разлился звучным мелодичным смехом, прервавшись лишь для того, чтобы поцелуем в  щеку ободрить девушку.
Не удержавшись, бард в шутку повалил её на кровать и падая рядом сам.
- Скажи, почему меня всегда пытаются покалечить рядом с тобой? Они все завидуют! Ведь, правда, завидуют!

Белый снег перестал целовать грешную землю еще так недавно, а воспоминания барда красочно принесли морозный воздух, запах ели и снежинки, таявшие в огненно-рыжих волосах. Казалось, это было всего пару мгновений назад - обернись и вот-вот увидишь зиму.
На месте талого снега пробилась сочная зелень весны.
А может, это любовь?
Может, это она вступила в свои права, безжалостно и беспощадно подавив сопротивление со стороны здравого разума и общественности. Пожалуй, любовь - самая непостижимая в мире магия, не подвластная ни одному арию и архонту.
Можно ли её, искреннюю, купить за деньги? Выиграть в кости? В карты? Получить в подарок?
Можно ли выпросить у рагната в качестве награды?
Вряд ли.
- Что? Одна кровать?
Дрозд слишком увлекся собственными мыслями, запутался в сбруе коней счастья и плыл по течению. Слишком долго.
"Не отпустит. Простить? За что?"
Он всё понял. Или сделал вид, что понял.
Губы мягко коснулись её губ. Пожалуй, это было лучшим ответом.
"Дверь... заперта. Спасибо тебе, добрый трактирщик".
Правая рука ласково прошлась по плечу, скользнула вниз, натыкаясь на шнуровку корсета.
Сломав последний рубеж, Айкен потянул, вместе с исчезновением узла начиная нечто новое для себя самого и Рыси.