- Отстань от меня! - Ломающийся, но взбешённый до крайности юношеский голос ворвался в таверну вместе с ветром. - Идите ко всем чертям! На-до-е-ли!
На пороге той самой таверны, что обзывалась не то хлебобулочными изделиями (не самого высокого класса, явно), не то оплывшими женскими прелестями, показался юнец. Он находился как раз в том возрасте и состоянии, когда язык уже не поворачивался его назвать ребёнком, но и до мужчины ему было далеко. Некое такое пограничное состояние, когда бушуют гормоны, ветер в голове, а на языке колкость, призванная показать независимость новоявленной личности от всех остальных.
Истин, а это был именно он, переживал сей период куда тяжелее, чем многие его сверстники. Тогда, когда нужна была бы любовь родителей, а ещё и дельный совет к ней в придачу, парень был точно так же брошен на произвол своих бушующих эмоций и наставников, которые лишь разводили руками, не особо усердствуя, не понимая, зачем герцогу вообще вздумалось тратить время на бастарда. А бастард страдал, страдал... И доставлял окружающим максимум беспокойств, с мрачным удовлетворением наблюдая за переживаниями Клариссы Дариер, которая так и не смогла найти в себе силы воспринимать его хотя бы спокойно, не говоря уж о том, чтобы любить.
Когда молодой человек лишён всяческой заботы со стороны старших, то по неопытности может полезть в самое пекло, пытаясь ощутить жизнь во всех её проявлениях, стараясь показать, что он уже взрослый, что с ним надо считаться.
Именно в результате всех этих тайных душевных переживаний на пороге стоял рыжеволосый парень, изрядно промокший и продрогший, замотанный в тёмный плащ без всякого обозначения о том, кем является его владелец. Обычный мальчишка, ничем непримечательный, кроме выбивающихся из-под капюшона рыжих волос, да яркого явления, начавшегося с того, что поссорился с сотоварищами. Беглым взглядом обведя помещение, буквально отпрыгнув от возникшей перед ним дамы с впечатляющими формами, таки уселся за свободный столик, скидывая с головы капюшон, нахохливаясь, как обиженный птенец. А вот на столе перед ним появился предмет, который быстро рассказал знающим и понимающим, что парнишка был не так прост, как хотел бы казаться - уж больно дорогой клинок в ножнах он положил перед собой.

Истин как раз размышлял, каким бы пойлом потравить свой молодой и крепкий организм, когда его относительному покою помешали. Юноша и так был на грани срыва, а потому любой, кто вздумал бы сейчас к нему полезть, гарантировал феерическое зрелище в виде бушующего юнца.
Парень угрюмо взирал на всё и всех. Сегодня он никак не мог совладать со своими эмоциями, рвущимися через край. Возможно, тому причиной стала насмешка кого-то из его ночных товарищей, как-то неудачно пошутившего над его ролью в доме Дариеров, возможно, разгадка данного настроения крылась в слишком благостном и елейном щебете дур-сестёр за ужином, поощряемых их матушкой. А ведь она не хуже Истина знала, что красавицы-дочери не годятся ни на что, кроме как на удачный брак, куда их нужно аккуратно пристроить, не акцентируя внимание на прочих их "достоинствах".
И его всегда жгло это мерзкое слово "бастард"... Ничто его так не бесило, но сделать он ничего не мог - это была правда, горькая и дикая правда, от которой скрывайся не скрывайся, она тебя настигнет, даже когда ты сбежишь от всех прочих доброжелателей.
Вот приблизительно в таком настроении прибывал рыжий, когда к нему подошёл мужчина с совершенно безобидным вопросом и достаточно безобидной улыбкой.
- Прррроваливай! - Право, такому рыку бы и тигр позавидовал. - Иди туда, откуда пришёл. Я не нуждаюсь ни в чьей жалости и сочувствии!
Для пущей уверенности он положил ладонь на рукоять меча, чувствуя успокоительный холод оружия.

Настырный человек. Обычный толстокожий обыватель, который ничего кроме себя и своей кружки с выпивкой не видит. Истин досадливо поморщился, с неудовольствием отмечая, что его вполне конкретное требование уйти с глаз долой было проигнорировано чуть больше, чем совсем. Наглость, как говорится, второе счастье, поэтому юнец, хотевший было прямо здесь и сейчас пару раз полоснуть незнакомца мечом, чтобы тот осознал всю степень его печали и грусти, таки остался неподвижным, лишь хмуро изподлобья рассматривая внезапного собеседника. Рука, впрочем, так и осталась покоиться на рукояти меча.
Мужчина нёс какую-то охинею про то, что волновало его, скорее всего. Бастард с презрением осматривал подвыпившего человека, который, кажется, говоря о том, что выговориться надо ему, собрался выговариваться сам. Истин молча уставился на незнакомца.
Собственные проблемы всегда кажутся куда более значимыми, чем чужие. Человек такое существо, что склонно думать, будто его переживания самые серьёзные, а понять его сложную и бессмертную душу никто и никогда не сможет. Всё так, если не считать, что процентов эдак девяносто этих бессмертных душ переживали об одном и том же, просто называя это разными словами.
Есть ещё один вид особого удовольствия - смаковать собственное горе. Этим, собственно, и собирался заняться мальчишка. Мужчина ему мешал. Впрочем, от выпивки он отказываться не стал, лишь пожав плечами - он так и так собирался что-то выпить. Так что теперь он решил и далее следовать своему решению, просто игнорируя болтливого человека, насколько это возможно.

Пойло принесли быстро. Даже удивительно быстро для подобного места в подобный час. Истин отпил крупный глоток, неодобрительно проследив за тем, как незнакомец расплатился. Из небольшого, но увесистого мешочка, спрятанного на груди, была извлечена некая сумма, небрежно брошенная на стол. Он не привык считать деньги. У него не было родительского внимания, но и отказа ни в чём тоже не наблюдалось.
Пойло, а для бастарда это было именно так, оказалось крепким и отвратительным, под стать его настроению. Разумеется, он привык же к дорогому вину, подаваемого в доме Дариеров, ведь герцог не мог позволить, чтобы за столом его гости, а уж тем более он, пили абы что. Пить следовало, как есть, лучшее. Истин это усвоил. Он знал толк в лучшем, особенно в оружии. Но сейчас настроение было активным, активным в противоречиях, в желании сделать всё на зло тем, кто не обращал на него внимания. Поэтому он пил эту дрянь. Морщился, чуть ли не отплёвывался, но пил. Спиртное же оказалось крепким, быстро уводящим в полусонное состояние неокрепший юношеский организм. И вот уже забияке хотелось свернуться клубочком у камина подобно тому, как сворачивалась борзая собака в замке. Это была первая и самая милая стадия его опьянения, когда все душевные силы тратились на то, чтобы глаза собрать в кучку и хоть как-то фокусироваться ближайших объектах.
- Эй, девка! Ещё неси! - От алкоголя голос его стал хриплым и грубоватым.

Истин с презрением взглянул на сидящего с ним человека. Да что тому вообще было понять в тяжёлой и непонятной жизни молодого человека? Пусть он, правда, занимается своей непонятной мелочной работёнкой, вечером напивается в таверне, а потом рассказывает другим, точно таким же мелким человечкам свои радости и беды. Истину то чего с того?
Бастард залпом осушил кубок с пойлом, принесённый служанкой с пышными формами, точно так же одарив презрительным взглядом и её. Вообще, у молодого человека вышла гремучая смесь из дворянской спеси, выпестованная выполнением всех его прихотей, одновременно с ощущением себя псом бездомным, которому никто не рад, напротив, все только и ждут, когда ж он сдохнет и перестанет разносить блох. Хотя нет, тому, вероятно, блохи должны радоваться - всё же в шкуре им теплее, чем в вольном плавании.
Алкоголь сильно бил по мозгам, заставляя зал вокруг пускаться в какой-то дикий и безумный пляс, а без того омерзительных людей множиться, двоиться и троиться буквально на глазах. Парень мотнул головой, на секунду опуская её на стол, но тут же снова поднимая, кажущуюся такой тяжёлой, ещё сильнее вцепляясь в эфес меча.
Следующая стадия опьянения, увы, незнакомцем была просчитана неверно. Вместо всеобъемлющей и вселенской любви, на лицо были все признаки дикого и безудержного бешенства, из-за которого он казался трезвее, чем был на самом деле.
Мутные злые глаза упёрлись в мужчину, буравя его непонимающим взглядом.
- Ты кто такой? - Голос  сел ещё больше. - Тебе чего надо? Я милостыню не подаю, к отцу моему вон зайди, он любит таких. - Губы растянулись в злой и болезненной усмешке.

Пьяный глупый гнев. Гнев вообще глуп, ещё хуже, когда он спровоцирован отключения, в буквальном смысле этого слова, всех признаков умственной деятельности и выпячиванием наружу страхов. Просто потерявшийся ребёнок - именно таким сейчас выглядел Истин. И никакие его попытки казаться независимым, жестоким и высокомерным не могли это изменить. Его бы выпороть... Или напоить горячим молоком и уложить спать, чтобы проплакался и успокоился, на утро забыв обо всех своих переживаниях, словно и не было их, а если и были, то просто то был дурной нехороший сон. Да вот только беда была в том, что никому и дела не было до парня. Он совсем не кривил душой, когда считал, что умри он, так разве что с облегчением вздохнула бы графиня Дариер. А более ничего. Вот совсем ничего не случилось, никто не расстроился.
- Из благородных? - Мутные пьяные глаза с сомнением уставились на собеседника. Какие-то струны его детской души были задеты, задеты основательно. Теперь ему мучительно хотелось узнать что-то о сидящем рядом человека. Какая то неизменная человеческая тяга к смакованию боли... - Как твоё имя?
Клинок переместился на колени, исчезнув с поля зрения мужчины, вместе с тем и переставая представлять какую-то надвигающуюся опасность. Парень устало мотнул головой, рассыпая рыжие волосы по плечам, как-то в раз сжимаясь, становясь меньше и беспомощнее.

Странный неадекватный возраст - уже не ребёнок, ещё не мужчина. Амбиции и чаяния взрослого, выглядит... почти взрослым, а на практике ещё всё так молодо и зелено, что всерьёз воспринимать и не следует. Семь пятниц на неделе, ветер в голове, слёзы на глазах и руки, всё время хватающиеся за меч.
Вот именно с этим тяжёлым периодом воевал Истин, воевал неистово и, похоже, без права на победу. Тут только время могло расставить всё на свои места и угомонить разбушевавшегося подростка. Кровь, уже изрядно перемешенная с дешёвым вином, никак не могла определиться: то ли ей вскипеть и пойти крушить всю таверну сразу, чтобы не мелочиться, чтобы наверняка, то ли ей успокоиться и мирно уснуть. Всё сложно.
Бастард уставился на собеседника, выдавшего такую мудрённую и длинную фразу, что изрядно осоловевший парень его не понял. Моргнул пару раз, зажмурился, ещё раз моргнул - всё равно ничего не понял. Нахмурился, тряхнул головой и решил не продолжать выяснения. Уж больно сложно было в таком состоянии хоть что-то понять. Главное, он не мог точно сказать, действительно ли ему надо это понимать.
Ещё раз нахмурился, силясь разобраться в собственной голове - без толку. Оставил попытки, опрокинул остатки пойла в рот, окончательно хмелея.
- Истин меня зовут, - Язык неповоротливый, непослушный.
Глаза медленно начали закрываться, бедолага уже клевал носом, изредка вздрагивая, вскидываясь, но через несколько секунд голова вновь неуклонно продолжала свой путь к груди, пока окончательно там не обустроилась.

Пьяные дурманные сны ничем хорошим, обычно, не оборачиваются. Истин безвольно брякнул голову на грудь, уже никак не противодействуя копне рыжих волос, выползших из-под своего укрытия-плаща. В общем-то, как его звали, впрочем, достаточно ненавязчиво, он не слышал. Исчезновение меча тоже прошло явно без его участия. Сейчас он представлял из себя просто тушку. Ни воли, ни эмоций, ничего - просто тело, которое уже клонилось к столу. Клонилось то оно к полу, но по пути к полу возникла преграда из заляпанного стола, вот пришлось смириться с этим. Физика - госпожа суровая, на пол, внешность, размер кошелька и прочие важные атрибуты не смотрит, всех одинаково прикладывает при падении.
И исчезновение собеседника, появление новой порции выпивки и возвращение первого - всё мимо. Истин спал, забывшись тяжёлым мутным сном, когда сны не снятся. Оно и к лучшему - мало ли что может присниться человеку в таком состоянии?
Пробуждение оказалась тяжёлым. Парень даже не с первого раза среагировал, что чья-то рука недвусмысленно перемещает его расслабленное тело в пространстве, то бишь будит. Голова бессильно моталась на шее, грозя вот-вот отвалиться. Не отвалилась. Истин застонал, с трудом разлепляя глаза, помутневшие от похмелья и не вовремя прерванного сна. Капилляры на глазах лопнули, окрашивая белки в зловещий красноватый оттенок. Лицо помятое, словно бы кинутая куда-то в угол и забытая там рубаха, волосы спутались, сбились, губы перекошены.
- Ааа... - Промямлил он, поднимаемый чьими-то руками в попытке придать ему вертикальное положение. Попытка не удалась, ноги разъезжались, стремясь обратно к горизонтальному положению. Его ещё раз тряхнули, упорно заставляя встать. - Где я, ой? - Успех, что не спросил "кто я".
Голова раскалывалась, перед глазами всё плыло, двоилось, троилось и далее размножалось с невероятной скоростью. Собутыльника своего он не узнал, он даже про то, что недавно тут пил, уже не особо чётко помнил.