Запахи ночного города вынудили вывалившегося из кабака медведя расчихаться, животное тяжело осело на зад и затрясло башкой, мотая нитями тягучей слюны, кляксами шлепавшейся на мостовую. Отфырчавшись, зверь поднял морду, щуря налитые злобой, утопленные в глазницах маленькие глазки, подвигал кожистой нашлепкой носа и глухо, утробно заклокотал рычанием, топорща шерсть на загривке. Чуткое обоняние с трудом распутывало клубки запахов, медведь подслеповато щурился, то почти упираясь носом в землю, то задирая башку к затянутому серыми и редкими, словно истончившаяся от ветхости тряпка, облаками, небосводу.
- Хрр, фрр, пфф, - ворчание раздраженного хищника тонуло в темных углах домов, обвислая шерсть на брюхе подмокла от сырости, что принесла с собой ночная прохлада и медведь то и дело встряхивал шкурой, шумно пыхтя и шлепая брылями. Но вдруг массивная туша замерла, зловеще скрежетнули когти по камню и, неожиданно мягко ступая лапами, оборотень потрусил в ближайший переулок, манимый узнаваемым запахом будущей жертвы. Правда, жертва была не одна...
Если бы толпящиеся в тупичке люди имели глаза на затылках, они бы могли заметить, как из-за угла здания осторожно высунулась медвежья морда. Высунулась – и тут же исчезла, пряданув краюхой мохнатого уха. Добыча была так близко, только лапу протяни, но окружающие ее особи ощутимо воняли железом, а, несмотря на все леденящие душу сказки и легенды, медведи довольно трусливые создания. Жажда мести и злоба тащили за холку вперед, а инстинкт самосохранения прижимал шерстяную задницу к земле, зверь широко, с прискуливанием, зевнул и громко лязгнул челюстями.
- Кто там? – После непродолжительного молчания неуверенно прозвучал голос кого-то из грабителей. – Ты что, не один? – Главарь бандитов нервно дернул кадыком и, стараясь заглушить внезапный страх истеричной злобой, схватил инкуба за грудки, приложив спиной к влажной, холодной стене дома. Подав знак подельникам, чтоб подкрались поближе к источнику подозрительных звуков, главарь, уже смелее, крикнул:
- А ну, покажись! Не то и с тебя шкуру спустим, моргнуть не успеешь!
Второй раз за вечер! Улегшаяся было пена ярости вновь вспузырилась, вылетая из глотки зверя брызгами слюны и грозным рыком: ну все, сейчас пойдут гулять клочки по закоулочкам! Огромная туша взвилась на дыбы и из-за угла прямо на бандитов вывалился медведь, размахивая передними лапами, что твоя мельница.
Шмяк!
Кажись, кому-то не повезло.
Парной кровяной дух крепко приложил хищника по носу, отзываясь бурчанием в брюхе, на время забыв о мести, он поворотил башку в сторону, жадно вперивая взгляд в сползающего по стенке человека с развороченным месивом вместо лица.

Отредактировано Жох (2013-02-15 23:54:40)

Людям не повезло, все ж в ближней схватке медведь всяко сильнее. Хрустнули ребра следующей жертвы, раскололся под прессом мощных челюстей череп, и второе бездыханное тело шмякнулось на землю.
- Ррррррххааааа! – Трубный рев зверя явно намекал, что из этого тупичка живым выползет только один, а кто им будет – сие в руках Создателя. Измазанная в чужой крови шерсть на морде слиплась сосульками, придавая животному еще более устрашающий вид. Главарь бандитов нервно заозирался, но позади была глухая каменная стена, а впереди взбесившаяся от вида и запаха крови здоровенная мохнатая туша. И неизвестно, как бы повернула фортуна свое колесо, если бы вдруг с улицы не послышались громкие, возбужденные голоса привлеченных необычным появлением дикого хищника в городе, людей. Оборотень встрепенулся, заметался по узкому переулку, подскальзываясь на мозгах и кишках разодранных грабителей. Свист и крики, яркий огонь факелов и ощерившаяся вилами да рогатинами толпа не предвещали для медведя ничего хорошего. Единственным доступным путем спасения был балкон второго этажа – для почти трехметровой особи, уже чуявшей жар от пламени на своей шкуре, два прыжка, и хищник повис на кованных перилах, отчаянно дергая задними лапами. Еще мгновение, и туша перевалившись, вломилась сквозь дверь в комнату, откуда послышался короткий женский взвизг и наступила оглушительная тишина...

Оказавшись в комнате, медведь, путаясь лапами в каких-то тряпках, запнулся и большим мохнатым клубком врезался в еще одну дверь. В полной темноте на ошалевшего зверя сверху обрушились шляпки, шуршащие юбки и прочие, довольно странные предметы женского гардероба. Да! Дверь оказалась входом в громадный шкаф, куда не то, что медведь – целая рать бы поместилась. С конями и повозками.
Пока барахтался, из моря одежного выкарабкиваясь, обратно в человеческий облик возвратился, отдуваясь и хладный пот, с кровяными мазками смешанный, с лица утирая. А ситуация-то вырисовывалась опасная, хотя то, что на визг бабский муж да родня толпой не ворвалась, вселяло надежду на исход лучший, нежели быть сожженным заживо или поднятым на рогатину. Долго раздумывать Жох не стал, выскочил, стул в руки подхватил и заорал:
- Медведь! Ату его! Лови!! – И стулом в стену запустил, борьбу со зверем изображая. Поверили аль нет там, за окном, но притихли, и только наемник дух перевести собрался, как народу в спальне прибавилось.
- Ты-то зачем сюда полез?! – Бросил в сердцах чернявому, да недосуг было разговоры разводить, своя шкура еще в опасности, выбираться надобно. А баба на перине разметалась, как назло, взгляд лешачий приманивая: пышная, округлая, белыми телесами в ночи мерцающая, и ляжка тугая, ладная, из-под задранного исподнего оголилась... Сглотнул Жох, с трудом глаза отведя от картины соблазнительной,  да принялся платье на себя натягивать. А что? Не голыми же телесами по улицам городским трясти, народ-то непривычный, побьют еще.

- Вот же прицепился, репей, - ворчал Жох, поддевая многослойные юбки и путаясь в завязках. Он начисто забыл, что сам поперся за брюнетом, ну не себя же обвинять во всех напастях! – А с неприкрытым срамом лучше? – Вопросом на вопрос ответил, сверля наглеца мрачным взглядом и прикидывая, а не налезет ли костюмчик парня на его волосатую тушу? К счастью последнего, комплекции явно разнились, а вот платье пышнотелой хозяйки спальни сидело если не как влитое – то хотя бы не стесняло движений. Правда, подол оказался коротковат, являя взорам волосатые кривые конечности с шишковатыми коленями, ну да он же не век в сем облачении щеголять собирается! Почесав пятерней заросшую грудь, Жох еще раз окинул взглядом девицу, скрипнул зубами с досады и, придерживая руками так и норовящий сползти, криво зашнурованный корсет, косолапо двинулся прочь.
- Идешь аль нет? – Обернулся в дверях, - Гляди, пошлют вскоре гонца сюда, посмотреть, тебя еще и в надругательстве над девой обвинят. Гыыы, - хохотнув, заскрипел ступенями деревянной лестницы, что вела на выход. Сваливать пора, покуда не догадались отряд в обход отправить.

Дальнейший путь прошел под непрерывное ворчание Жоха, посвященное нелегкой женской судьбе и выражающееся в многочисленных вариациях одной фразы: «и как только бабы эти тряпки носят?!».  Наемник пыхтел и плевался, то и дело поправляя съезжающий вниз наряд и приостанавливаясь, дабы высвободить ткань юбок из самых неожиданных мест своего организма. Корсет натирал бока, а тело грозило лишиться части шерстяного покрова, ибо бессчисленные завязки, пуговицы и прочие лишние, по мнению мужчины, детальки этого орудия пыток так и норовили выдрать с корнем побольше путающихся в них волосков. Кривясь и шипя сквозь зубы, Жох мелкими перебежками передвигался по улицам, стараясь держаться наиболее темных и безлюдных мест, по звукам легких шагов позади он догадывался, что чернявый попутчик не отставал.
- Жабу тебе в глотку! – бурчал разбойник, косясь на инкуба, - Прилип, репей, и чего надобно? Эй! – Приостановившись и подождав, пока парень поравняется с ним, упер руки в боки и набычился, сверля взглядом сквозь упавшую на лицо сальную прядь волос. – Чего тебе надо от меня? Вон сколько дорог вокруг, выбирай любую. Почто за мной тащишься?