Cидели  Элька с Селесте на соломе, а мужики уже все на ноги подскочили. Чувствуется напряжение, а главное было бы из-за чего. Знахарка вообще не понимала насилия и что люди вечно что-то делят. Жили бы в свое удовольствие никого не трогали, так нет же даже союзники могут друг другу носы ломать. Бабка Эйна говорила, что зверье в людях живет. Только одни умеют это зверье контролировать, а у других оно их контролирует, вот и вся разница. Потом улыбалась, глядя на внучку, и говорила, что иногда правда зверек внутри безобидный живет, особенно если злом его не подкармливать.
Голос подала Элька, которая в отличие от знахарки не промолчала и не стерпела, что о них так говорят, словно совсем они глупые. Хотя Селесте и не отрицала, что в делах подобных глупа. Но коли скажут, что ей делать те, кто больше знает, то так и сделает.
Грабить решили средь бело дня, а вот это пугало. Что если поймают? Народу то хоть и много, а значить и случайных глаз много. Оставалось верить, что мужики знали что делают, а еще Богу помолиться за то чтоб помог. Пусть и греховное дело, но все ж во благо и от безысходности, проститься должно.
Именно на мыслях о Боге по иронии судьбы вояка врезал Юреку. Селесте вскрикнула.
- Прекратите,  что как дети малые, - подала голос и нахмурилась знахарка, тоже поднимаясь на ноги. Мирная она да, но грубостей беспричинных не любила. Словно занятия у них нет, как друг друга вултузить. А она их лечит не для того, чтобы они потом себя калечили и так покалеченные, да мало, видимо, все им. А ей-то как ножом по сердцу. Только кто ж ее слушать будет?
- Разними же их, -  уставилась на Эбельта, который вообще решил в сторонку отойти.

- Мир? К херам мир, - просипел гвардеец, могуче поднапрягшись, дыхалку выбило. А руку меж тем приметил, протянул свою – сжал сильно, но не слишком - так жмут руку тому, в кого верят и на кого надеются. – Товарищество.
Подтянулся, сел.
- Не верь ему, зеленоглазая, врет – завирается. Не брагу мы делили. Репетировали мы с ним, стало быть, наши будущие деяния. Кто кого как поднимет в случае падения. Мы ж тут все за одно, собравшиеся. Дело говорю? Дело. Никакого противоречия.
Противоречие быть могло, противоречия несомненно покажутся. После. Когда покинут ворота славного града Вишемира, когда Вацлав смекнет, напомнит себе – близко отсюдова крепость, где схоронилась Императрица. С принцессой Констанцией. А пока – пока все так, пока все правильно.
Зла на Юрека не держал. Молодой, да умный. Хорошая у них с Элькой будет семья, крепкая.
- Вы только с Элькой не тяните. Разведали – и мигом назад. А деньги, что у вас остались, отдай Эльке. Пусть будут у нее: нападет кто – кинет в нападателя, пока деньги собирает – о девках, даст Бог, забудет. Такая у меня мысль. Смешная, знаю. Посмеемся, когда выберемся. Вот. Пойти на кухню что ли? – задумался Вацлав, - грабеж грабежом красен, а жрать по пути всяко захочется. Что, знахарка, пойдешь со мной? Тебя всяко едой не обделят, еще сверх надобности обжалуют пряником.
Вацлав не злился. Злиться Вацлав не умел. Отряхнулся, поднялся на ноги.
- С нами пойдешь, Юрек, с нами. Но будешь во мне сомневаться – ударю не оголовьем. Не испытуй меня, не испытывай.
Вацлав не злился. Вацлав отвечал за себя и требовал уважения. Не заслужил обратного.
- Что, Селесте? Пошли на кухоньку? Кваску выпьем, покушаем.

- Дурак! - охнула от неожиданности Элька, когда гвардеец, вроде бы уже отказавшийся лезть в драку, внезапно все же врезал Юреку мечом. Кто именно дурак - Лец или Равиц - Элька и сама вряд ли бы уточнила: определение вполне успешно подходило обоим.
Еще несколько мгновений мужчины упоенно мутузили друг друга на грязной соломе, отвешивая пинки и тычки, куда придется. Селесте пыталась было их утихомирить - не послушали. Элька и сама уже хотела вмешаться - не знала, правда, как именно, - когда "гордые и храбрые" расцепились-таки, подсчитывая приумножившиеся "боевые ранения".
- ...мы шутим.
Вот честно, даже слов не было!
У Юрека зато были. Много:
- Сходим сейчас с Элькой, найдем место поближе к воротам, где ждать нас будут – чтобы уж точно, ничего не спутали. А сам я с вами пойду, не отвяжетесь.
- Дурак, - окончательно подтвердила Элька, наблюдая, как Вацлав поднимается с пола вслед за Юреком.

- Ну это же бред! - ей удалось задержать Юрека после того, как все вышли из сараюшки. Она и прежде хотела с ним переговорить, попытаться мозги вправить, но не вопить же, словно полоумной, на глазах у всех. Такого пресловутая гордость мужская не вынесет, а разбираться потом еще и с обиженным мужиком - себе дороже. Да и при Вацлаве не хотела свои опасения высказывать. И опасения и противоречия у Эльки были. Гвардейцу она верила - все в одной связке, - но то сам гвардеец, а то безумный план грабежа. - Сам посуди: как вы думаете забрать деньги? Вломиться посреди бела дня в людную таверну? Вооруженным налетом? Из трех человек?! Да там одних посетителей будет в десять раз больше! - Элька злилась. Злилась, и теперь уже не скрывала. Пнула в сердцах пучок сена, наблюдая, как взлетели в воздух сухие травинки. Кинула взгляд на стоявшее у выхода ведро с ледяной колодезной водицей - натаскала с утра. Воды осталось на донышке - все уже успели умыться и попить, - но и того хватит. Достала из кармана скомканный платок, окунула, свирепо отжала - пальцы ломило от холодной воды. - Стой на месте и держи! - холодный платок прижался к переливающемуся всеми оттенками фиолетового и зеленого синяку на юрековой челюсти. - Сейчас пойдем к твоим воротам... Нет, отдай сюда! Не так держишь!
Элька замолчала, прикладывая мокрый платок к юрекову синяку. Переводила дыхание. Перегорела. Спустила пар. Когда снова заговорила, голос звучал уже глухо, сдавленно.
- Я не хочу, чтобы ты в это вмешивался, - смотрела она на тряпку, не на лицо. Смотрела на раненую ногу Равица, на царапину на руке. - Не хочу, чтобы вас снова пришлось лечить, - вдох-выдох. Успеют они еще к этим воротам. А вот сказать - успеет она еще потом или нет, кто знает? - Я хочу уехать с тобой в Гадару. И познакомиться с твоими родными. И море увидеть. Хочу просыпаться - и чтобы солнце в окно светило. И печь пирог с рыбой по вечерам... Хочу носить твою фамилию и детей твоих растить, - с каждым словом Элька говорила все тише. В горле снова стоял комок, но плакать сейчас она не собиралась. Еще не хватало. Выдохнула, перекладывая платок другой стороной. Пальцы были холодные. - Но больше всего хочу, чтобы ты, дурак, был живой и здоровый... А не синяки и переломы считал. Ведь не отговорю тебя? - Элька вздохнула, глядя в глаза Юреку. Не отговорит. Скотина. - Тогда обещай, что не будете почем зря внимание привлекать и на рожон лезть. Не получится - и хрен с ним. Дойдем и так, не развалимся. Хоть это мне обещаешь?

Ну почему все случается и так быстро?  Стоило белобрысому юнцу переступить порог «бараньей»  таверны, как на него накинулась странная личность. Агрессивная, как неделю не евший волк, громила, глаза горят, таких хлебом не корми, дай только кого-то грохнуть .Сомнений в том, что именно с этим индивидом предстоит работать бродяжке не возникало.  Вот  чего-чего, а встретить  этого мужлана при других, менее благосклонных обстоятельствах Ари не хотел.
  Закинув парня в комнатушку – миниатюрное подобие ада, по крайней мере, так показалось парню, непритворный ужас прекрасно все приукрашивал.
- Ты что тут гуляешь, как на площади в базарный день? – угрожающе заклокотал незнакомец, что заставило трусливо вжать голову в плечи, жаль только от страха глаз зажмурить не вышло, поэтому оставалось только глупо пялится, как мучающийся несварением голубь. В ответ белобрысый ничего сказать не мог, даже если и очень хотел. Внимал каждое слово громилы и только быстро кивал головой. В голове лишь крутилась одна мысль : «И почему я такой слабый, почему такой трусливый».
    Злобный мужик, после не менее злостного монолога, слегка потыкал бедолагу Ари в лицо своими пудовыми кулачищамии отпустил по добру, по здорову.. точнее вышвырнул, для полноты картины не хватало сочного пинка, который парень все же получил на вылете  из таверны.
   Перспектива подбивать к кому-то клинья конечно прельщала, но не стояло забывать, что к дамам представлены церберы, которые, возможно, похлеще этого Жоха будут. По крайней мере на везение нечего было и надеяться, так как в этом плане ему уж совсем не везло – как показала многолетняя практика.
    Добротно вышвырнул Жох мальца, бедняга даже на ногах не удержался, пролетел спотыкаясь к средине дороги и плюхнулся лицом  в пыль-грязь дорожную, как раз в тот момент, как за спиной закрылась дверь. В груди бушевал взрывной коктейль с обиды, гнева, страха, негодования и проснувшихся комплексов. Скула противно саднила – было заметно на деле, что наемник явно не старался навалять бестолковому «конспиратору», но по видимому силушки не рассчитал. Борясь с накатившей меланхолией и подкатившим к глазам слезам, белобрысый, то и дело пытался подняться, барахтаясь в обвившем как змея  плаще.  Испачкавшись прилично в дорожной пыли  Ари все же на миг смог развернуться и почти стал на ноги, но презренный плащ, не особо желал отпускать своего хозяина на свободу и заставил последнего шлепнутся на мягкое место, обмотав ноги.
    Вот так и сидел несчастный юнец  почти посреди дороги , между двух таверн– измазанный, печальный и унылый, думаю свою невеселую думу.
  Это, что получается? Если я подкачу  к какой-то из девушек и попаду под горячую руку их хахолей – мне же крышка! – сминая в руках несчастный край плаща рассуждал бродяга – Умно конечно купи пряничек, сорви цветочек! Я ,что похож на самоубийцу? А я ведь жить хочу, семью завести, работу нормальную… – и тут парня явно накрыло. Теперь ему было все равно, где он находиться, что делается вокруг, даже скрип двери его не шелохнул.  Он рыдал как маленький ребенок, растирая грязь по щекам и слегка припухшей скуле. Ари устал и хотел провалится сквозь землю. В данный момент его жизнью руководил принцип : «Истерика – и пусть весь мир подождет.» Оставалось только тихо плакать крокодильими слезами, кусать губы и сжимать руки в кулаки до белых костяшек – следовало ведь взять себя в руки, пусть это и выглядело со стороны по бабски.

     Улица возле «Трёх овец»

     Когда Селесте воззвала к нему, Эбельт только отрицательно качнул головой. Не с любовью к своей морде, которой тоже могло перепасть на орехи, а с всё тем же пониманием. Мужская драка – случай особый. Дерутся не всегда враги и не всегда врагами остаются после того, как пыли из друг друга понавытрясут, часто как раз наоборот. Если сам не мужик, не поймёшь, так что испугу в глазах и словах Селесте и Эльки – она так вообще большую часть дара речи на время потеряла, один «дурак» остался – он не удивлялся. У них, похоже, не было уверенности, что эти двое не навредят друг другу, может, ещё и потому, что мечи так и остались в руках. Эбельт, конечно, тоже предсказателем великим не был, но отчего-то ему казалось, что если и пустит кто-то кому-то кровь, то не мечом, а если мечом, то не нарочно, хотя в этом последнем случае всё равно хорошего было бы мало. Но Вацлав казался очень даже трезвым, по крайней мере, Юреку под челюсть врезал твёрдой рукой, притом ведь левой. Выучку гвардейца, как видно, не пропьёшь. И Юрек не сплоховал, в ответ двинул как раз чтобы и не совсем дух вышибить, и чтобы Вацлав не решил, что его жалеют и  калекой считают. Словом, оправдались надежды: случай был именно такой, когда от драки больше пользы, чем вреда.
    - Помню такого,- Эбельт нахмурился. Мысль о том, что этот Жох, может, и есть погоня, была неутешительная – попробуй с таким медведищем справиться, хорошо, если втроём смогут – но приходила всё чаще, потому как мужик был крупный и здоровый как бык, давно бы уже нашёл себе работу получше, чем под руководством трактирщиковой дочки таскать мешки и вёдра, но не находил, оставался поблизости от неё и от их неудачливой пятёрки. Может, конечно, ему настолько девка приглянулась, но как-то по роже не скажешь, что романтики в нём хватит на то, чтобы сидеть без гроша, только бы быть с ней рядом. Правда, оставалась ещё надежда, что он просто в глаза бросаться не хочет, как и они сами, по каким-то своим причинам, вот и не перебрался до сих пор в охрану или в подмастерья кому-нибудь, а жрать что-то надо. Но эта надежда была крохотная, считай, и не было её уже, ведь гасла она стремительно, да и Эбельта на оптимизм не тянуло.
     Решив, что вываливаться из сарая всей толпой тоже не стоит, он переждал какое-то время после ухода Селесте с развесёлым гвардейцем – не то лекарка так душу согрела, не то драка, а может, сказалось то, что всё же пьяный был.
     В обычно тихом углу между двумя тавернами было неожиданно многолюдно. Точнее, было нечто щуплое неопределённого пола и явно небольшого возраста, завёрнутое, почти запелёнутое, в плащ с капюшоном и горько рыдающее во всю силу лёгких, а рядом рыжеволосая женщина крупного сложения. Можно было бы подумать, что она это существо и обидела, но поза у неё была слишком для этого сочувствующая, хотя и не настолько, чтобы можно было думать, что они хорошо знакомы. Странная компания. Неужто тоже наблюдатели, или это уже паранойя? Неплохо бы выяснить.
     - Эй?- не слишком заинтересованно окликнул их Эбельт, стараясь придать своей физиономии выражение заспанного удивления простого работника таверны, которым он вроде как и был.- Чего твоя дочка моря тут устраивает, обидел кто?- получить внятный ответ было вероятнее от рыжеволосой женщины, так что к ней он и обратился, подойдя ближе.

- И выпьем чего приятного, - согласно кивнула, пока замешкалась, уже оказалась прижата к вояке его же единственной целой рукой. Неожиданный порыв вызвал легкое чувство неловкости на пару с улыбкой. И теплее сразу стало, даже  жарковато. При мысли о еде поняла, что проголодалась и сейчас с удовольствие перекусит в тепле и приятной компании, а главное для нее безопасной.
Жох. Да что-то она слышала, кажется от дочки хозяйской, да и видела вроде бы, только занятая своими хлопотами не обращала особо внимания. Да и не ее дело кто, зачем и как в таверне ошивается. Когда Вацлав сговорился с Эбельтом о том, как они в таверну попадут, то Селесте вместе с ним вышла из их временного жилища. Хорошо все-таки на улице под открытым небом. Посмотрела на небо и улыбнулась. То ли небу улыбнулась, то ли последним словам Вацлава, которые вызвали странное чувство радости, даже скорее счастья и уюта. Когда о ней кто-то заботился-то? Только бабка Эйна то и заботилась о своей найденной внучке, а больше и никто. Хотя кто там о ком заботился, наверное, каждая по-своему. Селесте уже и подзабыла, каково это, знать, что есть на кого положиться. Тем более впервые испытала эдакое чувство защищенности, которое любая женщина, натура все же слабая, может испытать рядом с мужчиной, будь то муж, отец, брат али просто друг надежный.
- Обязательно возьму, много молока, так что ничего другого и не захочется пить, - рассмеялась знахарка, поправляя волосы на макушке. - И спасибо тебе, Вацлав, за заботу, - привстала на носочки да поцеловала в щеку.  Благодарна была вояке,  что уж тут скажешь.

какая-то улица
Дитя продолжало плакать. Самозабвенно, не давая себе спуску, не позволяя отвлечься, не обращая внимания на внешний мир. Это что ж за горе такое должно быть, чтоб человек о мире вокруг забыл? Хотя... Это же ребенок, наверное. А дети на любую беду страдают всерьёз. Потом уже приходит знание о приличиях. О допустимости. Что, что бы не случилось, а слабость проявлять нельзя, ведь так только дураки, безумцы и ничтожества поступают. И, собственно, те самые дети.
Создание что-то промычало и продолжило рыдать. Не то сказать что хотело, не то на визги перейти. Ну, посидим еще. Рано или поздно силы кончатся, тогда и поговорить сможет.
Чужие  беды привлекают внимание. Странное, больше похожее на желание не видеть, но привлекают. А уж если кто на них внимание обратит или заботу проявит, то нет-нет да соберутся любопытствующие. Иногда даже сострадательный кто попадется.
Вот как сейчас.
-Чего твоя дочка?..
Многообещающее начало. Хильда даже оторопела. Смотрела на странного "заботушку". Здравствуй, старость. Тебя уже считают матерью взрослых детей. Нда, а и не зря она о своей уже бабской доле думает. Началось.
-Да я и не знаю ее. Моря эти разводит, а сама молчит...
Со своим удивлением о наступлении крайне зрелого возраста мартиника чуть не прослушала детский лепет.
Лучше бы прослушала. Теперь тянуло нервно посмеяться. О, да, кто-то не хочет создавать проблем. Будто без него свинья грязь ну никак не найдет!
-Да ты шо? И, думаешь, такая маленькая ты сможет прям насоздавать проблем для больших нас? Мне прям стало вдвойне интересно... А вам, молодой человек? - не удержалась-таки от укола за собственный возраст. А то ишь чего, на старость ей намекают! Получите комплимент тогда, нам не жалко!

Отредактировано Аудхильд (2013-02-25 20:50:03)

"Три овцы", кухня

Прошли двор, где как обычно расхаживала раскормленная свинья в окружении гусей да уток. Любила иногда Селесте постоять да поглядеть за живностью, особливо утром ранним, когда еще какую-никакую тишину можно услышать. Живность она любила всякую и дикую, и домашнюю. До того как в рабство попала, частенько по лесу гуляла, травки собирала да за зверьем наблюдала, а с мелкими и поигрывала иногда. Вздохнула. Да еще Вацлав о планах спросил. Думала она, конечно, думала, о доме родимом. Как там? На месте ли дом? Жива ли бабка Эйна? Доберется ли когда в те края? Об этом пока старалась не думать. Верила, что все в свое время будет. Хотела ответить вояке на его предложение, что, дескать, всерьез с собою зовет. Оно то так надежнее, может, он ей даже как-нибудь, когда окрепнет, согласится компанию до озера Моран составить, а то опасно одной на дорогах. Но к тому времени, как она открыла рот, Вацлав оборвал разговор, так что и Селесте рот закрыла, только кивнула, дескать, конечно, будет еще время, решить куда и с кем. Пока о делах насущных надо позаботиться.
Кухня встретила их жаром и  смесью разных ароматов: и жаренное мясо, и выпечка, и тушеные и свежие овощи, и все это сдобренное ароматами браги. В животе аж засосало от желания чего-нибудь да съесть. Жарко было - хорошо.  Еще встретила кухня их дочкой трактирщика молодой девицей, которую Шайлой звали, да  полной поварихой  Улой. Ула была, что командир в юбке беспорядков на своей вотчине не любила, подзатыльник могла хороший отвесить даже мужику сильному.  Не многословная, но когда недовольна так зыркнет, что сердце в пятки уходит. Шайла девка была молодая с кровью горячею, да поболтать любила, посмеяться. От того с Улой не сильно ладили.  Но Селесте по натуре была приветливой, так что и с Шайлой, и с Улой познакомилась уже, да мирно жила. Когда с Улой младенцу молоко сготовят, жаль, у матери исчезло сразу почти, то Шайла спросит о травках каких, чтоб не забрюхатеть раньше времени, как она сама говаривала, да палец поранит. Селесте везде поможет отзывчивая, не отказывает. А когда народу уж много вечерами бывало, то и на кухне  поможет. Работы не боялась.
- Доброе утро, - улыбнулась Селесте. Ула не обратила особого внимания, занятая делом, только что-то недовольно буркнула относительно того, где вторую их девицу носит. Шайла махнула рукой в сторону поварихи.
- Утра...утра...а Ула уже хотела розыск объявлять, да маменька спрашивала. Впрочем, обождет не спешно.
- Надо бы ребеночку молока сготовить, пора уже, а то опять проснется и всех на уши поднимет. Да и нам бы перекусить не помешало, что есть там сухарей, молока, али колбасы, -взгляд остановился на пряниках. Потом поглядела на Вацлава
- Да пива немного, коли можно, - робко улыбнулась. Выпрашивать она не умела, только попросить, а там захотят, откажут, захотят, выполнят просьбу. С другой стороны, вряд ли их кто голодными держать-то будет. Голодный работник она все равно, что  вещь бесполезная в доме.  Да и глазищами своими смотрит так, что трудно отказать. Де Эскада ее порою как раз посылал за чем-нибудь, особенно в Харматане, чтоб на базаре цену сбить за съестное, али утварь домашнюю.

     Улица возле «Трёх овец»

     Сидящее на земле существо с «дочкой» спорить не стало, как видно, было слишком занято своими переживаниями, или, по крайней мере, хотело таковым казаться, подозрения никуда не делись, с другой стороны, реветь мигом перестало. А рыжеволосая уставилась на него так, будто он её не иначе как Господом Создателем назвал. Эбельт безмятежно улыбнулся – получилось кривовато, отвык он от такого выражения – таким образом напоминая, что на дураков не обижаются. Всё это время он старательно – аж голова немного закружилась – изображал попытки сфокусировать взгляд на женщине и неизвестно чьём чаде.
     - Сестрёнка?- полуутвердительно предложил он следующий вариант, пользуясь случаем внимательнее рассмотреть существо в плаще и его утешительницу.- А-а… Вот оно как… Мы большие, это да! То, что ты тут сидишь, нам проблем не делает. А вот себе на задницу проблем можешь и набрать,- внушительно добавил он, после чего немного помолчал, наблюдая за существом.- Слышал, что нельзя девкам на холодном сидеть. Верно ж говорю?- он покосился на рыжеволосую в поисках поддержки.
     Тем не менее поднимать юную страдалицу – или страдальца? – с земли для спасения таинственных девичьих качеств Эбельт не спешил. А вдруг возьмёт и пырнёт куда-нибудь ножом? От таких «бродяжек-потеряшек» всего можно ждать, особенно когда ты чей-то недавно сбежавший пленник, пусть даже и «нужный», если, конечно, он ещё таким назывался.

Выслушивая монологи своих случайных "спасителей", настроение парня плавно переходило от тоски с грустью, к недоумению и возмущению. Ладно уже, он мог понять, что отдаленно похож на девчонку из-за щуплости и невысокого роста, но голос то у него нормальный! Или может быть нет? Все представления о собственной мужественности летели тартары образуя новую группу комплексов. А утешители все продолжали раздавать советы и заваливать вопросами от чего котелок у бродяжки явно начал закипать от перегрузки. 
- Слышал, что нельзя девкам на холодном сидеть. Верно ж говорю? - выдал очередную фразочку мужчина, обращаясь к рыжей. От этих слов возмущение белобрысого достигло своего пика.
- И никакая я не девка! - пырхнул возмущенно Ари, от бывшей истерики и след простыл - Парень я, ясно! Молод, красив и в меру образован! - с этими словами юнец резко вскочил и тут же плюхнулся обратно на задницу. Зло сдув упавшую на глаза челку он в этот раз, аккуратно освободил ноги от плаща, струсил худо-бедно с себя пыль и все же встал на ноги попутно слегка приподняв капюшон чтобы доказать свою половую принадлежность. Он конечно был до глубины души тронут всеобщим вниманием и желанием помочь, но все же, хоть и крошечную, гордость имел.
   Бродяжка внимательно изучал собравшихся людей. Как бы там ни было на бандюков заядлых они не походили, а к рыжеволосой молодой женщине он испытал легкий укол зависти. Даже по сравнению с женщинами я выгляжу мелкой сошкой.
- Простите мое невежество, - паренек вытянулся по струнке и машинально поклонился - Местное ворье меня немного потрепало, вот я и раскис.- не мигнув соврал он, не говорить же в самом деле что "дяденька" Жох навалял, а он даже пискнуть не смог.
-Не знаю, что и делать дальше , хозяин из дому вышвырнул, служить некому, - вздохнул белобрысый , потирая щеку - Наверное из города живым не выберусь. Прибьют по дороге и не заметят. Уф, что то я разнылся, пойду наверно.. - пролепетал паренек взглянув щенячьими глазами на женщину и было дернулся чтобы пойти.