Поляна

     Хорошо быть лучником – хоть кровь фонтаном в морду не бьёт. Плохо быть оборотнем – бьёт или не бьёт, жрать всё равно хочется. Зато запас стрел пополнится. На лук безголового Эбельт покосился без энтузиазма, но всё равно подобрал. Этот был явно лучше того, который он умудрился раздобыть в Вишемире, но оба уступали привычному, а может, как раз из-за привычки так казалось. Жаль, что так сразу обоих прикончили, неплохо было бы узнать, кто они… Но в этом, может, бумажка поможет. Её Эбельт за неимением другого места и свободных рук, засунул в сапог, чтобы не потерялась. В лагере разберутся, что это такое.
     Потом настал черёд лося, точнее, его ног. Не то чтобы Эбельт раньше не брал в руки топор, но рубить им лосиные ляжки – не то же, что рубить дрова, так что пришлось повозиться. Пока возился, к разговору Хильды с Вацлавом особо не прислушивался, но ощущение было, что и в том случае причины разборок не понял бы, если только смутно. Когда раздался визг, только дёрнулся спасать рыцарку от неведомых тварей, как услышал, в чём дело, и решил, что сами разберутся. Когда наконец обернулся, увидел краснющую Хильду и удивительно довольного Вацлава с котелком на голове. Может, у всех рыжих что-то есть эдакое… притом заразительное. Эбельт невольно фыркнул. Если бы не она, гвардеец, небось, так бы и ходил со своей культёй хмурый, а теперь вон улыбается. Точно рыжая магия.
     - Как дети малые,- заключил он, подбирая с земли флягу.- Нет уж,- ответил он Вацлаву, ею же ему и погрозив, хотя тот ничего не спрашивал,- вам хватит. Вдруг, как браги хлебнёте, совсем спятите, что я тогда делать с вами буду? Воспитатель-то из меня никудышный. А ты,- это уже к Хильде,- не вопи… Обидно за серых братьев, они, небось, решили, что в лесу монстр какой-то завёлся, спасаться надо, а у них тут ужин пропадёт,- он покосился на «не лесников». А ещё визги могли привлечь тот самый «хвост», но об этом не хотелось думать, хотя бы ненадолго.- И нам бы помогли, если бы их сожрали… Ладно, пошли уже обратно, а то наши, небось, друг друга с голодухи скоро есть будут,- нагрузившись двумя луками, двумя колчанами и двумя же лосиными ногами хотелось только одного – добраться до лагеря, и желательно без приключений. Спрятать улыбку не получалось, впрочем, Эбельт не особенно пытался. И сам не заметил, как назвал оставшихся в лагере, по крайней мере, не задумался.

Съесть кусочек осьминога? Да, запросто! Что тут такого сложного? Элька старалась готовила – не обижать же девушку! В памяти всплыло, что вроде съедобна эта дрянь – рассказывал кто-то. Всяко ведь не врал? Не ядовитая и даже на вкус должна быть вполне себе ничего.
Юрек подкинул веток в костер – языки огня тут же принялись облизывать свежую добычу – и присел рядом с Элькой и Ари. Запах от жареного осьминога и впрямь был совсем не плохим: мясом тянуло самым настоящим – свежим, не протухлым.
- А я не помру? – поинтересовался Равиц, принимая из рук девушки ветку с нанизанными на нее кусочками жареной тварюшки. – Надо бы, вон, на Ари испытывать – он осьминога разозлил.
- Ари не рискнул, - Элька лучезарно улыбалась. - Но я пообещала, что в случае чего он будет пущен на противоядие, - она сняла с ветки кусок щупальца, ставший еще более унылым и пупырчатым на вид, и протянула Юреку. - Да я его уже пробовала, - успокоила она. - Вроде жива...
- Честно?
Не верилось. Слишком Элька улыбается, а мальчишка наоборот морду отвернул – ржет, наверное, потихонечку паршивец.
- Ладно, будем надеяться, что Сел меня спасет, - Юрек взял протянутое угощение, повертел на ладони туда-сюда, придирчиво рассматривая, словно на вид можно было определить, съедобная эта хрень или нет.  Охтыжёж! Вроде и пахнет вкусно, и жрать хочется… и в желудок отправлять боязно. – Если не спасет… Хорошо, что идем лесом – кустов и лопухов много.
- Жуй, давай, - велела Элька и, подавая пример, мужественно отправила в рот второй кусок щупальца. На второй раз оно было определенно... терпимее на вкус. Хотя жевалось не легче.
Юрек подозрительно покосился. Неужели съела? Улыбнулся - кусты точно теперь общие – и тоже отправил в рот кусок осьминога. Жевался с трудом, – старый, зараза, был определенно, - но вкус оказался не таким уж и паршивым – отдавал лесом и травой, даже отдаленно чем-то смахивал на лосятину. Да что ломаться? На безрыбье и рак – рыба, и осьминог – мясо.
- Сел, Ари, рискнете здоровьем? – спросил Юрек, стягивая с веточки второй кусок жареной тварюшки.
Бравые травники-охотники задерживались. Как бы не пришлось еще и их идти в лес искать.

Хильда перестала ругаться, Вацлав перестал шутить.
Весь обратный путь проделал молча, исподволь косился на рыцаршу, непотребно скалился, подмигивал и отводил взгляд. Драгоценную регалию нес бережно – едва к груди не прижимаючи, что тоже в общем-то знаком было хорошим – про брагу гвардеец забыл.
Радовала душу студеная ручьевая водица, радовали душу и плоть неусмиренную лосиные ноги, радовала трофейная курточка. Курточку трофейную отмыл; отмыв, совсем обрадовался – годна, пришлась в пору, и если бы на ходу не поскрипывала – не сыскать ей цены. Ни на этом свете, ни на том, где тепереча отбывал вечность бывший ее владетель, личность бесспорно паскудная.
Все радовало. Все и вся радовали. А правый рукав – болтающийся – подошьет. Не без селестиной, стало быть, помощи. Она в этом деле мастерица.
А у Хильды смешной румянец. И волосы. Рыжие.
Лагерь встретил прежним составом, к прежнему составу примешались запахи – эти оказались новыми. Вацлав поморщился. Не брезгливо, не презрительно. Любопытства ради, из желания разделить участь и харч брата своего по оружию.
- Портянки жарите? – без иронии полюбопытствовал капитан имперской гвардии. Не издевался, понимал – случалось, что жарили.
На портянки нечто походило мало, Вацлав сглотнул, что не говори: уточнение – мать учения.
А лагерь? А лагерь тоже радовал.
Захрустели сучья. Захрустели веточки…
Со всей очевидностью, кто-то незваный решил присоединиться к пиршеству. От тракта лагерь отделяли кусты и деревья, разглядеть новоприбывших не было возможности, но судя по хрусту и гомону – соседи оказались немалы количеством и, не в пример беглецам, таиться не спешили. Расположились, видимо, на обочине. Кто-то громко сморкался, другие – переругивались.
Еще немного и гостей почувствует Ари. Потому что среди соседей несомненно имелись арии.
- У кого карта, я спрашиваю! – прогремел голос – сильный, привыкший командовать. Голос, очень знакомый каждому, кому приходилось служить на благо Империи.
Голос, очень знакомый всякому, кому доводилось бывать в замке Императора.
Вацлав напрягся. Скрипнул воротник трофейной курточки – приказывал себе гвардеец не смотреть в ту сторону, откуда звуки, – откуда приказы знакомого голоса, повернулся – не выдержал.
Деревья. Ничего не видно. Легче от этого не было.

Селесте наивно или нет, все же рассчитывала, что их бравым охотникам удастся поймать что-нибудь более традиционное из еды и менее подозрительное.  На осьминога она смотрела по-прежнему настороженно, наблюдая, как Элька шустро орудовала ножом по щупальце. Определенно это приготовление еды не вызывало аппетита. Для себя знахарка решила, что дождется остальных. Ежели охота окажется безрезультатной, то придется морить червячка  осьминогом. Все же она не так уж за сутки оголодала, чтоб кидаться на все, что движется.  Больше волновало наличие воды у них.
- Лучше закопать, а то кто знает, кем или чем окажется то непривередливое, что может из лесу выйти доедать осьминога, - тем временем кусочки осьминога уже поджаривались, принимая еще менее аппетитный вид и наполняя свежий лесной воздух ароматами жареной тушки  обитателя леса. Назидание всем гадам лесным держаться подальше, коли не хотят той же участи.
Снова стало спокойно и тихо, только треск догорающих веток в костре, что затухал, шелест листьев и неспешный разговор.  Селесте куталась в плащ, что дал ей Вацлав, смотрела на огонь, а точнее на кусочек осьминога, наблюдая процесс его обгорания, т.е. обжаривания. В это время к ней и обратился Ари, который, видимо, совету решил последовать, чем немного удивил. Хотя простому люду, да служки, если вдруг Ари им придется когда быть, не плохо знать, хотя бы как вначале помочь, чтоб до знахарей дотянуть можно было.
- Да нет, отчего же коли интересно, то могу и поучить. Только эта наука такая, больше в ней практика нужна, за которой наблюдаешь, учишься да закрепляешь. Вот  о травках рассказать могу, но их показывать лучше. Так что если захочешь, можешь со мной пойти в лес за травками, когда я соберусь, - да уж если вояка не принесет травок, то на следующем привале знахарка решила, что никого слушать не будет, а пойдет в лес, тем более с Ари. В то, что парень родился под несчастливой звездой, она все же не верила, даже если улыбалась подобным фразам и мыслям, просто стечение обстоятельств, с каждым же такое случиться может. И вообще блондин блондину друг и товарищ, ближнему своему блондину особо помогать нужно.
-  Если в чудище обернешься, то все спасем, подпалим и спасем, - ответила уже Юреку. Ага, как же спасет. Чем? Святым воздухом видимо, не иначе. Но, как-то она не слышала, что от употребления этих осьминогов кто-то помирал, впрочем, об их потреблении она тоже не слышала.  Наблюдала, как Юрек осьминога жует, внимательно так наблюдала, словно эксперимент ставила. Хотела было уже ответить на вопрос, про рискнете, как послышался другой знакомый голос. Знахарка обернулась и улыбнулась. "Вернулись таки, целые вроде и невредимые. А мы тут портянками, тьфу, т.е. осьминогом балуемся. Каждый, впрочем, балуется по-своему", - мысленно думала Селесте, разглядывая вернувшихся и, о радость, с добычей. Причем, кажется, не только с добычей лесной, взгляд сразу приметил курточку на вояке. Да неужели опять кто-то напал? В то, что троица сама могла напасть на мирных путников, точно не верила. Она уже хотела спросить, что случилось, когда послышались голоса, и сердце буквально в пятки ушло. Замерла, насторожилась, прислушивалась. Голоса. Совсем близко. Неужели преследователи? Но коли так говорят и не прячутся, значить не знают о притаившихся в кустах беглецах. Юрек жестом показал отходить к лошадям, Селесте бесшумно поднялась и стала так же потихоньку двигаться. Потом замерла, словно дожидаясь команды бежать. Сверлила своими глазищами вояку и Юрека, ждала. А жаль, ляжки то, что были у Эбельта, так соблазняли своим видом и фантазиями о том, как их можно сготовить и съесть.

Вацлав напряженно всматривался в кусты, кусты напряженно всматривались в Вацлава. Первый молчал, вторые – смолкли.
Голос услышали и другие. Оперативно среагировал Юрек, мудро среагировала на команду целительница.
Поднял руку ладонью вверх. Мол, тихо! Слушаем. Слушать было нечего. Обернулся к лучшей половине спонтанной армии – девкам и архонту-недорослю, последний при встрече с ариями получал статус персоны самой непредсказуемой, а потому опасной и первым нуждался в скорейшей депортации. Жестом и взглядом велел медленно удаляться в лес. Медленно-то медленно, что важнее - незамедлительно.
Обернулся к Юреку – качнул головой. А мы останемся.
- Знаю, Хильда, - очень тихо произнес капитан Имперской гвардии.
Пока девки удалялись к лесу, успел схватиться за оружие. Меч так и так без ножен – не лязгнуло, не скрипнуло.
Что бы там ни было, Лец давно разучился верить в «счастливые обстоятельства». Императоры по кустам не шарятся, а если шарятся – наверняка по своим таинственным миссиям. И едва ли обрадуются встрече со спонтанной армией. С дезертиром-гвардейцем в ранге самовольного предводителя.
Император Императором, за спиной – Элька, Селесте-целительница, белобрысый недоросль – никто никому ничего не должен, но кое-кому многим обязан капитан имперской гвардии.
Надо думать, гостей привлекли запахи – запах дыма, запах жареного чудовища.
Ветки не хрустели под ногами разведчиков. Вывод напрашивался неутешительный – среди пришельцев арии. Маг земли – повелитель стихии, мать его.
Их было двое - тех, что вышли к лагерю, – высокий темноволосый человек среднего возраста в шнурованной кожаной курточке, очень похожей на ту, которая была на Вацлаве, и второй – в кольчужном дублете, светловолосый, с короткой бородой – знакомый, очень знакомый Вацлава. Только оружие было незнакомое – тяжелый арбалет.
- Лец? – лицо знакомца вытянулось. Замерев шагах в двенадцати от Вацлава, арбалета не опустил – стало быть, целился. – Глазам своим не верю!
- И не верь, Йофф. Ишачья ты задница, - говорил Лец без выражения. Подевалось оно куда-то, спряталось.
О том, что взгляд старого знакомого скользнет по пустому рукаву; о том, что брови удивленно выгнутся, Вацлав знал заранее. Не удивлялся и ничего не испытывал. Находились дела первостепеннее.
- Да… а мне сказали, что ты помер.
- Не помер.
- Вижу. А это кто? Кто вы и что тут делаете?
Йофф по-прежнему целился. Беспристрастным и смурным было лицо ария. Друзья они с Йоффом или недруги, у гвардейца приказ – охранять жизнь Императора. Вацлав Лец, судя по лицу бывшего товарища, только что из «товарища» перекочевал в «предателя».

     Лагерь

     «Свои» в лагере уже кого-то жарили и даже ели. Видимо, то, от чего они умудрились отпилить съедобный кусок, и валялось неподалёку под деревом. Выяснить это не удалось, да и вообще успелось только свалить свою ношу в кучу, и то наполовину. Так, с лосиной ногой в одной руке и с луком в другой – как есть браконьер, и улики с собой – Эбельт и услышал голос. На лица у него память была отличная, раз увидел – запомнил, но вот голоса… Он не мог точно сказать, действительно ли этот смутно знаком или так только кажется. Так или иначе, он отпустил кусок лося и медленно поднял руку в сдерживающем жесте, глядя на Юрека, уже схватившегося за меч, хотя сам при этом оружие из рук не выпускал. Нападать первыми точно не стоит, неизвестно, сколько там народу, за кустами. Обладатель голоса требовал карту, значит, имел на это право, то есть был главным. Заблудились, что ли? И как они их раньше не заметили? Как с неба свалились. Или из портала вылезли…
     Эбельт успел поднять лук как раз вовремя. Те, кто - совсем бесшумно - выбрел из кустов, друзьями явно не были. Вацлава знали, но что-то не очень радовались тому, что он выжил, будто даже наоборот.
     Он слушал, не ослабляя натянутую тетиву и стараясь как можно меньше моргать, чтобы не пропустить ничего важного. Пусть только дёрнутся что-нибудь сделать… Стоило разобраться. Но он, как водится, пока обдумывал это, сделал глупость:
     - Сначала убери арбалет. Я могу отсюда попасть в вашего главного, который спрашивал про карту, и даже убив кого-то из нас, ты это не остановишь,- теоретически мог, но это если повезёт, а тот самый главный будет стоять на том же месте, что раньше. А если что-то случится конкретно с ним, стрелу отпустить успеет, а большего и не надо… Проверено.
     Возможно, даже Большую Глупость. Интуиция, кажется, пыталась указать именно на это, усиленно, даже тревожно пинаясь. Простые люди ни с неба, ни из порталов не падают. Но поздно, сказанное не вернёшь.

Значит, знакомые Вацлава. И военная выправка в наличии.
Только, видимо, не такие «хорошие», как рыжая мартиника, судя по направленному на Леца арбалету, но, зато, точно уж не погоня от Эскады. Лучше это или хуже? Или опять в новое дерьмо вляпались? Не разобрать. Юрек бы уже и не удивился, если и в новое.
Этих, пришлых,  здесь двое, но сколько еще за кустами осталось? Судя по голосам, много. А если противников много, то лезть на рожон – последнее дело. И лук Эбельта не спасет – в кого он сквозь кусты стрелять собрался? Оборотни сквозь преграды не видят, насколько знал Юрек, и «главный» мог раз сто уже с места на место перейти – на голос стрелять, смысла нет. Да и кто сказал, что арии стрелы не останавливают? В большом отряде хоть один арий да затесался в сопровождение, это точно, а против ариев ни Вацлав, ни Эбельт, ни Хильда с Юреком не выстоят.
Девушки послушались, ушли подальше, не спорили. И Ари с ними – даже не пикнул. Хоть в этом молодец парень – под ногами не путается! Понимает, когда за просто так по хребту получить можно или совсем шкуры лишиться. Интересно, почувствовал недоархонт ариев? Должен был, но уже не спросишь.
- Что мы здесь делаем? Мимо ехали – тракт один на всех, общий. Остановились на привал, также, наверное, как и вы, - ответил Юрек. Надо ж кому-то отвечать. Руку с меча убрал. Может, и зря, но понадеялся на сноровку, если что. Пусть их лучше недооценят, чем считают чем-то для себя опасными. От недалеких обывателей беды не ждут, хоть слабый элемент внезапности, да останется. - Нервные немного, - он посмотрел на Эбельта и перевел взгляд обратно на арбалетчика. – Но после падающих с деревьев осьминогов разве спокойными останешься? – тушка того самого «падающего»,  как доказательство правдивости слов, покоилась неподалеку. Рассмотрели уж, наверное. – Жареный вполне ничего.
Юрек вполне доброжелательно улыбнулся, глянул на Леца:
- Вацлав, твои знакомые? – тяжело ж иногда играть дебила, но приходится. – Решим все мирно, не зря же лекарка тебя с того света вытаскивала, – он снова обернулся к пришедшим. - Зачем хвататься за оружие, если врагов нет?
На душе было хреново. Но в душу со стороны не заглянешь, значит, все путем.
Куда бить черноволосого, Юрек уже прикинул.

Про попасть в главного Эбельт сказал зря. Вацлав видел, как напряглись желваки на скулах Йоффа, как легкая тень удивления скользнула по лицу ария.
Единственное, что мог сделать Вацлав, что мог и умел делать качественно – глупости. Ударить Эбельта он успеет – в морду, в висок – куда дотянется. Кулаком или яблоком. Уже дернулся. Заговорил Юрек. Спокойно, даже развязно. В меру умно, без меры – правильно.
- Мои, - кивнул Вацлав. Повезло Эбельту. – Не знакомые. Хуже. Сержант, твою мать! Опустил оружие! Приказ! Не обсуждаетс…
Возглас оказался малоубедительным, усталый и угрожающий голос Хильды от усталости звучал необыкновенно угрожающе. И вроде как не сказала ничего такого, а, вестимо, опять потянуло девку на подвиги.
- Рыцарка? – Йофф колебался. Колебание передалось и Вацлаву. – А что? Похожа. Путники, значит. И тракт у вас с нами общий. И друг другу не враги, так что ли?
- На лету схватываешь, Йофф. И я по-прежнему твой капитан, лейтенант. Опустил пулялку. Медленно, потолкуем за варевом…
Удивительный запах портяночного животного все еще источал ароматы безудержно адские. Пахло так, как могло пахнуть в сапогах самого дьявола.
- Лец, пойми меня сам. Я бы рад опустить оружие. У меня приказ. Его приказ. А Его приказы не обсуждаются.
Верно, понимал Вацлав, Его приказы не обсуждаются. Не ослышался капитан имперской гвардии, пожаловал в кусты сам Императорское Величество.
Когда мысль додумалась, земля под ногами сделалась мягкой, рыхлой и податливой. Вот-вот начнет засасывать. Мерзкой и масляной была улыбочка на лице ария.
- Что за хрень! – Вацлав выругался. Земля уходила из-под ног Хильды, Эбельта, Юрека.
Йофф выглядел изумленным. Такого он не планировал.
- Роб, какого хрена, едрить тебя за ногу? – то ли от неожиданности, то ли наконец опомнившись, Йофф опустил оружие. – Они ни черта нам не сделали!
- Не Роб, - голос у ария оказался скрипучим, с придыханием, - а мэтр ван Дер-Рэ…
Если Эбельт выстрелит, подумал Вацлав, они все покойники.
Все. Покойники.

Приманили голоса и запахи. Клемент ван Фриз, Его Императорское Величество. Никто не посмеет преградить путь Императору!
На сей раз кусты хрустнули.
Первый человек Империи как раз замер за спиной ария, когда земля под ногами обладателей голосов пошла волнами – зыбучие пески. Никогда прежде Клементу не доводилось видеть нечто хоть отдаленное похожее.
- А ну прекратить! – рявкнул Его Императорское Величество, отходя в сторону, разглядывая других и самого позволяя разглядывать. Он помнил и знал Вацлава. Того, кто обязан был защищать Ее Императорское Величество и, согласно отчетам, погиб. Весьма героически, зато окончательно. Мертвые с того света не возвращаются. Иногда, впрочем, живые дезертируют. – Роб, тебя тоже касается. Лец?
- Ва…
Сейчас капитан произнесет сакраментальное «Ваше Величество» и все будет кончено. Прощай, конспирация. Прощай, «инкогнито». Клемент III ван Фриз сильнее предательства ненавидел только, курва мать! – как сказал бы Рейнеке, - неуместную субординацию. Исполнительность et cetera, et cetera.
- Клемент, очень распространенное в народе имя. Теперь все опустили оружие. Поговорим по-человечески. Смотрю, ты живой, Лец. Чудеса все чудесатее. Опускайте-опускайте, мужики. Делить вам нечего. И вы, милсударыня, руки опустите. Затекут еще.
Земля прекратила размазываться. Отпустила пленников. Мэтр Роб ван Дер-Рэ всем видом демонстрировал пренебрежительную пренебрежительность.
- Обойдемся без кровопролития. Все свои. Свои? Уточняю, не спрашиваю..
В простой кожаной куртке – скромной и бесхитростной, в широких кожаных штанах, сапогах на шнуровке, коротком сером плаще без унификационных признаков, с гладко зачесанными волосами Клемент III одновременно походил и не походил на Императора. Но он привык командовать. Это чувствовалось.

     Эбельт сжал зубы. И как они у него только ещё трещинами не пошли… с такой нервной профессией – собой быть? Его замешательство, вызванное собственной дуростью, видимо, от товарищей по несчастью не укрылось. Которых он тоже – шкурой чувствовал – неслабо подставил этой своей угрозой кому-то со смутно знакомым голосом. «Нервный» – вот уж верное слово. «Дурной» было бы ещё вернее. А сейчас, слушая, всё больше убеждался, что наворотил делов. Он уже начал опускать лук, когда осознал, что куда-то уползает. Точнее, земля уползает, а вместе с ней и они. Ну конечно, магия… А он туда же, стрельбой в кусты их пугать придумал.
     Самое время предположить, куда они в итоге провалятся. А может, и никуда. Когда враги в земле застряли, бить морды с целью получить-таки ответы куда удобнее.
     На появившегося из кустов человека, благодаря которому не дошло ни до того, ни до другого – пока – Эбельт уставился глупейшим образом, хорошо хоть лук не уронил. Это лицо его память не просто зацепила наравне с другими, а надёжно сохранила как лицо особой важности. «Ого, Император»,- вот и все мысли, которые пришли ему в голову, не говоря о том, чтобы вспомнить о всяких там поклонах-извинениях-клятвах в верности и «Величествах». Хотя Величество, кажется, в этом не особенно нуждался. Таращась на Императора, Эбельт пытался вернуть себе способность соображать, но получалось плохо. Вот уж от кого не ждал обращения «мужики», так это от… Клемента. Лук он давно опустил, осознал, против кого его чуть не использовал – тоже давно, но вот сказать что-нибудь никак не получалось. Не считая:
     - Свои.
     Но не потому, что нечего, а потому, что не ему тут вопросы задавать. Не то чтобы страшно, но если вздумает спрашивать, Вацлав с Юреком и Хильдой его точно за придурка недоразвитого примут. И выгораживать не станут, а если станут, будет ещё хуже…