Дом в ремесленном квартале

- Вы зачем сейчас так, а? - Джинния обернулась на гостей, насмешливо прищурилась на Рейнеке. - Какое отношение имеет ваша родина к моему завтраку? Я свои деньги честно заработала, я и решаю, как и на что их тратить. Так что ваша родина мне ничего не должна. Вы - тоже, вы не напрашивались, я сама предложила. И оставьте пустые вопросы... Вы в любом случае не можете дать мне то, что мне нужно.
Неужели война? Настоящая война? Которая по счёту? Кюмсали была бы не прочь ввязаться, но... Она могла прекратить это всё очень быстро. Слишком быстро. Да и давать перевес какой-либо из сторон, хоть Сафру (там же столь трепетно и нежно взлелеянный дом с садиками, подруги, три покойных мужа), хоть Аверне (там то же много чего приятного и памятного), джинния не собиралась. Для неё-то что изменится? Ничего.
Она присела за стол, налила пива уже себе, неторопливо потягивала хмельную горьковатую влагу, не сводя глаз с Рейнеке. Что изменится? Самые ретивые, храбрые и прочее сложат головы первыми. Останутся рассудительные, неагрессивные и наплодят ребятишек. Много-много. Отдохнет нераспаханной земля, и на следующий год будет богатый урожай, и будут возводить новые дома, и расцветет побежденный, а победитель... Возможно, и победитель тоже расцветет, и придумают много интересного, и откроют много интересного, и свято место кумира займут не воины, а творцы - поэты, живописцы, скульпторы. Война это горе для человека и благо для человечества. Дело в масштабе.
- И что же вы хотите услышать от меня? Сведения о харматанской армии? Да, я из Харматана, но это ничего особого не значит. Вряд ли я смогу сказать вам что-то новое. Если вы не собираетесь воевать с харматанцами на их земле, то у вас есть преимущество. Но вы ведь и без меня это знаете...
А потом? А потом все зажрутся... Зажрутся кумиры, жрецы и воины, расплодятся крестьяне и горожане, и сообразно возросшим населению и аппетитам будет новая война, но уже другим оружием и на другом уровне. Всё как всегда... Вечность - это слишком долго для мыслящего существа...
- Так что здесь я вам не помощник. Вот с сопровождением - запросто, материал всегда под рукой.
А вдруг? Самые извилистые пути, полные неожиданностей, приключений и опасностей начинаются с одного шага за порог. А вдруг час абсолютной тишины любезно послал ей начало этого самого пути? И ещё неизвестно, куда и к чему приведет этот путь, и что она найдет по дороге, но уже любопытно, ах, как любопытно.

Отредактировано Кюмсали (2013-03-29 01:08:34)

Ночь с 24 на 25. Бордель

   Глупее ситуации представить было нельзя.
   - Нет, не сын, - запоздало ответил Орион, разглядывая помещение, в котором оказался. – И даже не родственник, - зачем-то добавил, переводя взгляд на бескровное лицо своей ноши. Парень был худ, и, казалось, не весил ровным счетом ничего. И все же архонту не терпелось избавиться от ноши – пусть в этом месте вероятность встретить опасность ничтожна, Орион предпочитал, чтобы его руки были свободны от груза.
   Вопросы со стороны дамского общества все сыпались и сыпались, как и реплики фривольного содержания. Орион зло смотрел на дам и молчал. Кто виноват в творящемся безумии? Конечно же, Рейнеке, кто ж еще?! О собственном немотивированном альтруистическом порыве думать не хотелось. Что ему стоило каких-то двадцать минут назад сделать вид, будто он глухой и пройти мимо вершившегося самосуда? Нет же, встрял.
   Огребай, добрая душа.
   Явилась Сольвейг. Орион был почти рад ее видеть. Почти рад. Однако спутник ее настораживал. Похоже, взаимно. Немотивированно, но оправдано. Услужил старый Лис. Свел в рассаднике мерзости с нечистью. Мысль о том, что зря он ввязался в авантюру, свербеть в сознании стала с особой старательностью.
   Айкен, значит. Архонт мысленно усмехнулся. Бывает же. Кто бы мог подумать. Случайные совпадения несут в себе великое таинство. Орион должен сделать для себя какие-то выводы? А пройди бы он мимо..? Нет, думать об этом не хотелось. Вышло, в общем-то, все как нельзя хорошо. По справедливости. Результат хорош, хоть и парень на его руках продолжать изображать кисейную барышню.
   - Местные потрошители, - равнодушно ответил Орион Сольвейг. Вынужденное сотрудничество с ней, как и принудительное расположение вблизи к ней, угнетало его. – Жив, - рявкнул в ответ на вопрос спутника арийки. – Что с ним станется, - пробормотал, оглядываясь и в который раз пытаясь усмотреть горизонтальную поверхность, помимо пола, на которую можно было бы уложить Айкена.
   - Было бы очень кстати. Показывай, - нетерпеливо приказал Орион темноволосому инкубу.
   Ноша на его руках зашевелилась, чему-то улыбнулась, попыталась приподнять голову, но не справилась со столь непосильной задачей, распахнула глаза.
   - Несомненно, умер, - недовольно буркнул Орион. – Благоразумно ушли своей дорогой.
   Орион подумал было – а не поставить ли страдальца на ноги, раз уж в сознании, но отчего-то передумал. Лишь склонился к Сольвейг и негромко поинтересовался:
   - Прохвост старый где?

Ночь с 24 на 25. Свежеприобретенный бордель.

Второй гость с третьим на руках оказался достаточно невежлив, чтобы вести себя неподобающе по отношению к хозяину дома. Да, дом был плох, но он был его! Нариила! И как самый гостеприимный из самых гостеприимных, он требовал к себе уважения. К слову, неуважение действовало на него несильно. Но поворчать он был не особо против.
- Впускаешь к себе в дом, предлагаешь постель, а тебе такое невежество в ответ! Что за наглость! Где уважение к хозяину этой мерзопакостной дыры! - бурчал он себе под нос, словно старый дед. Поворчать он любил.
- Следуйте за мной, - сказал он громче, чтобы теперь его было слышно. Не успел, правда, он сделать и шагу, как парнишка очнулся. Правда, судя по всему, он был слишком слаб сейчас. Так что нужда в кровати не отпала.
Повторять дважды он не собирался, лишь дал знак рукой, чтобы вернуть к себе внимания и поплелся наверх, показывая дорогу. Его гость ему не нравился, ох как не нравился! Он бы его и вовсе в дом не пускал, если бы мог. Но, пока что, веских оснований на это у Нариила не было, так что приходилось мириться с обществом грубияна, которого, как показалось инкубу, знала и его гостья. Тогда уж он точно ничего поделать со всем этим не мог.

Отредактировано Нариил фон Берринел (2013-03-28 21:16:08)

Замок Императора (темницы), ночь с 24 на 25 апреля

Октавий не верил в истории о садистах-правителях, обожающих собственноручно пытать жертв политического режима, упиваясь кровью, брызжущей на лицо и пальцы, а затем, не смыв ее, садящихся обедать в тех же тюремных казематах. Душевнобольные люди редко управляют государством, перекладывая это утомительное для своего альтернативно развитого рассудка бремя на доверенных людей, принимая на себя лишь отдельные функции, вроде  "карающего меча Господнего" или спасителя заблудших душ. Казалось бы, парадоксально, но религиозные фанатики внушали принцу даже больше опасений, чем заправские костоломы... Но без них никуда, ни без первых, ни без вторых. Вот такие абстрактные и достаточно отдаленные от реальности размышления занимали принца, пока тот шел по коридору, освещенному мечущимся светом факелов в руках двух гвардейцев, сопровождавших наследника.
В темницах наследник престола бывать не любил: темно, тесно и атмосфера не соответствует состоянию духа этого молодого человека. Но события последних дней заставляли задуматься, кто мог быть настолько озлоблен и глуп, чтобы желать смерти Императору и его приближенным. А, главное, почему именно теперь, когда на пороге война. Прямолинейный и честный, Октавий видел только один способ узнать ответы на все свои вопросы, верный и безотказный, как полуторный меч: спросить у виновных. Если не праву повелителя, то хотя бы по праву сильнейшего.
Глумиться над побежденным - отвратительно. Опасаться кровожадного зверя - разумно. Октавий был в достаточной мере здравомыслящим человеком, чтобы не рисковать понапрасну, предлагая пленникам разговор "на равных". Они не ровня, сын Императора и изменники, предавшие свою страну. И не может им быть пощады. Не по милости Октавий, по крайней мере.
Гвардейцы остались за дверью, передав принца на тюремщиков и смотрителя, следовавшего за старшим сыном Клемента второй тенью. Отец уехал. Куда? Зачем? Надолго ли? Неизвестно, это тайна не для Октавия. Тому лишь положено сторожить престол, временно заменив венценосного родителя. Первое испытание для будущего Императора, проба сил. Еще одно напоминание о неизбежном будущем. Кронпринц и не собирался от него бегать. Свет падал на лица заключенных, равнодушные, озлобленные, скорбные, Октавий шел дальше, молчал. Услужливый тюремщик рассказывал о том, кто томится за решеткой, упомянул, что есть даже две женщины.
- Женщины? Ведите к ним, - без особой заинтересованности приказал принц. Все-таки казематы были слишком неприятным для него местом, хотелось поскорее закончить с задуманным.
Что может сказать женщина, предавшая не только свой долг перед Императором, но и перед Создателем? Почему мирная жизнь заставляет их отложить кудель и взять в руки клинок, клинок, направленный в сердце родной страны? Неужто здесь так плохо растить детей?
Смотритель привел принца к большой, добротной камере, для знатных, в такой же сидела Сольвейг Рейн. Забрав факел, принц один вошел в камеру, придерживая свободной рукой рукоять кинжала, готовый как к зрелищу сломленной горем и неволей дамы, так и к пылающей праведном гневом мегере, готовой выцарапать глаза первому вошедшему.

Дом в ремесленном квартале

...а чтобы надуманное не складывалось, не наслаивалось друг на друга шаткой геометрией, чтобы надуманное ладилось, гнул свое мэтр Рейнеке, милсударю Его Светлости Ингвару фон Эренду, мы отправим весточку. Писанную языком доходчивым, не чуждым, однако, красноречию – мол, так и так, ваше вашество, не пристало Раймунду, мэтру и герцогу, прозябать на задворках Империи, таланты свои консервировать – бесподобные и много пригодные; не пристало мэтру и герцогу скукой томиться бездейственной – нетихое творится в Империи; нетихое творится под вашеством, время поднимать войска - primo, сей же миг -  et cetera… И пусть возразит, сукин сын. Пусть попробует. Полетят письмеца Аурелии, летописной княгине и женщине. Добрые письмеца, препонятные. Понимает княгиня и женщина, не созови она ополчение – primo лишится трона, secundo - лишится титула – найдутся в закромах Малой Башни неоспоримые доказательства неоспоримой причастности летописной княгини и женщины к скоропостижной кончине Горана фон Эккеля, лица в Империи некогда не последнего. Греховодница на троне, греховодница! Убийца мужа и как знать – не убийца ли деточек, душ невинных, законных аквилейских наследников, коих из себя вытравила бессердечная княгиня и женщина. Найдутся доказательства, найдутся свидетельства. Крайние методы, радикальные. Даст Бог – забудутся, посмеется потом мэтр Рейнеке – вот те на! напридумалось.
- Если не к чему стремиться, то и жить незачем. Верно подметили, Кюмсали. Мудрая вы… женщина. Мы отправляемся в бордель. И в замок Императора. Видите? У меня нет от вас секретов. Такой я прямой человек, такая личность – парадоксальная. Уместно дорожное платье. Прочное.
Как поступить с джинном – покажет время. Решит сама джинн, посоветуют обстоятельства. А пока? А пока ценен любой союзник, хоть трижды, хоть стократно – временный.
- Найдись у милой хозяюшки бинты, - широко улыбнулся Истину мэтр Асвальд Рейнеке, - я с удовольствием обреку себя на судьбу прокаженного. Вы умеете перевязывать, моя милая? Смею полагать – умеете. Да только лишнее оно, лишнее. Я, Истин, арий. Необычный арий. Я, Истин, телепат. Вынудят меня наши с тобой вороги – останутся наши с тобой вороги с чистой, как совесть девицы, памятью – ни о встрече нашей не вспомнят, ни о собственном имени. Если вынудят. Не хотелось бы. А ежели у кого из вас, друзья мои, найдется мужской костюм – скромный, непримечательный – примерю, не побрезгую.
Рейнеке улыбался. Хитро и почему-то весело.
Найдется управа на Эделя.
И очень смущенными почувствуют себя вскоре герцоги. Очень разные герцоги. За вычетом бастарда Истина.
«Осторожнее, мэтр Рейнеке!»
«Иначе что? Не доживу до старости?».
Поднялся из-за стола. Кружили голову ароматы, солидарность с головой выражал желудок - резкими, слишком громкими очень протестами.
«Тише ты».

Дом в ремесленном квартале

Услышав, куда направляется её первый гость первым делом, джинния едва не расхохоталась, только приличия удержали её - гость всё ещё говорил. В бордель её ещё не приглашали... И тут же прикинула: бордель место доходное, можно урвать кусочек. Так что пойти стоит.
- Костюм не костюм, но кое-что найдётся. Переоденусь и принесу, - медленно сказала Кюмсали, так же поднимаясь из-за стола. - Полагаю, что и выпивка с закуской так же пойдут с нами. Во-первых, не идти же с пустыми руками, во-вторых, мне как хозяйке стыдно, что вы, мэтр, кроме пива так ничего и не отведали. Я скоро вернусь...
Она вышла из кухни, чуть помедлила, выбирая между дверью во двор и лестницей наверх. Големы - дело пяти минут, выбор платья - процесс долгий и тщательный, тут думать надо. Чтобы там не говорил Рейнеке, заявиться в замок в дорожном наряде Кюмсали не могла, в замке-то её как раз знали. И как потом объяснять, что она торгует камнями чистой воды, а выглядит как степной пастух?
И джинния выбрала дверь во двор. Небо заметно посветлело на востоке, но солнце ещё не поднялось над крышами города, и ночные тени были ещё густы, не желала уходить ночь, огрызалась, цеплялась за стены, углы, ниши. Ветер всё ещё полон был тонкого свежего аромата гиацинтов и волчьего лыка, в изобилии цветущих за городскими стенами. Душа прямо таки требовала чего-то необыкновенного и трогательного... И големы, послушно собравшиеся из желтоватых камней дворика, получились маленькими и трогательными. По представлению джиннии, конечно. Она с умилением разглядывала подобие чиликунов своей далекой родины. Получилось очень похоже. Коренастые, круглоглазые, остроухие, големы таращились на хозяйку угодливо, ожидая приказа, даже поводили широкими плечами, демонстрируя готовность к любой работе - хоть вьюки носить, хоть людей рвать.
- Хвосты забыла! - всплеснула руками джинния. - Ладно, без хвостов обойдётесь.
Големы согласно и синхронно кивнули. Без хвостов так без хвостов, им было безразлично. Приказ был получен, троица направилась на кухню, гулко постукивая каменными лапами, а джинния направилась наверх одеваться. Первым делом вытащила из сундука видавший виды плащ, прокаленный жарким степным солнцем, выдубленный ледяными степными ветрами, верный спутник долгих кочевок за нужными камнями. Он был достаточно широким и длинными, чтобы скрыть всё. что надо было скрыть. Потом женщина основательно покопалась в закромах, разыскивая то самое платье. Нашла. Надела. Обрадовалась, что смогла влезть. Платье было не совсем харматанское, шила его Кюмсали как раз для Ревалона. Однако, украшена джалабия была с западной щедростью и великолепием. Убедившись, что она выглядит подобающе своему статусу и заработку, джинния обула мягкие, шитые бисером бабуши, заплела в косу непослушные волосы и спустилась вниз.
А тем временем големы молча и шустро протопали мимо гостей, волоча в когтистых лапах плетеные бутыли с домашней наливкой. Один нырнул в подпол, подняв тяжеленную крышку с нечеловеческой легкостью, вернулся с двумя глянцево-золотыми окороками и объемистой корзиной. Два других сняли казан с пловом и потащили вон, не дожидаясь, пока третий сложит бутылки и окорока. А третий замер, переводя взгляд с открытой крышки на бутылки и обратно, поднимал и опускал острые уши, соображая, что сперва сделать. За этим занятием его и застала джинния.
- Бутылки в корзину, - голем пристроил бутыли между окороками, закрыл люк и, водрузив корзину себе на загривок, ушёл. Кюмсали протянула плащ Рейнеке. - Обещанное "кое-что". Выглядит он как мой ровесник, но только выглядит. Отличный добротный харматанский плащ.

Дом в ремесленном квартале
Арии. Телепаты... Оставьте ваши высокие материи для себя. Герцог уже давно радовался, что природа была к нему милостива и не наделила магическим талантом. Не случилось бастарду, что стал герцогом, родиться ни арием, ни архонтом. И все эти сложности и противоборства оказались далеки от него. Далеки? Ан нет, вот, сидит рядом арий, около - джинния, вот Истин и попал. Увы, талантом оказываться в самый нужный момент в подходящем для нахождения приключений на свою и без того не самую толковую голову, природа наградила его щедро.
Бордель - что может быть более подходящим для ночной прогулки в такой компании? Истин усмехнулся, непроизвольно кладя руку на рукоять отцовского меча.
- Знаешь, Истин, мы все бастарды своей Родины, - Кривая улыбка пробежала по губам мужчины. - Мы вроде бегаем ей ненужные, вроде бы кричим и ругаемся. И каждый свято верит, что судьба его не любит, страна его не ценит, только чёрствым хлебом и водой кормит. Или закармливает яствами, но точно так же забывает про улыбку как твоя мачеха. Думаешь ты один такой, обиженный и оскорблённый? Один, чьи надежды и мечты далеки от реальности? Не прыгай выше головы, если боишься свернуть шею. Больше тебе терять нечего, в отличии от твоих законных сестёр. Вот им и честь, и имя доброе семьи потерять страшно. А ты как козырь - прогорит дело, так не спросит никто, бастард же. А коли выйдет, коли взлетишь и не упадёшь - так и дела не будет до того, из какого ты рода-племени, лишь бы обласкал.
Не успел Истин ответить арию - внимание уже было занято големами, молчаливо и сурово занимающиеся сборами в дорогу. Казалось, что Кюмсали решила облагодетельствовать и накормить всех голодающих Аверны сразу, столько еды волокли каменные слуги.
- Интересно, удастся ли жительницам бордель растопить их каменные сердца? - По-мальчишески хихикнул герцог. - Кюмсали, они сегодня и в правду миниатюрные. - Поднимаясь навстречу джиннии. - Не одолжите мне их потом недельки на две? От слуг отдохну.

Бордель, ранее бывший кожевенной мануфактурой.

Всю дорогу джинния оскорбленно молчала. Обозвать големов нелюдями, тем более - тварями! Голем есть голем, нелюди и твари - существа живые. Разве что пообещала герцогу подарить ему големов в личное пользование, пока ему не надоест общество безответных истуканов. И Кюмсали злорадно искоса наблюдала, как Рейнеке тащит тяжеленный казан вместо того, чтобы поручить это дело существу более сильному и неустающему. Потом поостыла, пришла к выводу, что у мэтра, возможно, были какие-то свои соображения на счёт "нелюдей", и забыла.  В конце концов, её дело предложить, его - отказаться.
Бордель произвёл на женщину впечатление удручающее. Мрачное, откровенно нежилое здание тёмной громадой возвышалось над ней, и старые камни буквально стонали от усталости. Стены были пропитаны усталостью, тяжелым, монотонным трудом и обреченностью. Кюмсали нахмурилась - кому пришло в голову устроить бордель в таком доме? Он снаружи неуютен, а уж внутри-то... "В любом случае я скоро это узнаю. Кто-то же впустит нас внутрь?" Джинния мягко коснулась неровной поверхности стены, и камни ответили, завибрировали едва заметно, изливая накопившуюся усталость в уходящие сумерки, в никуда. И - пели. Странная, тягучая мелодия скользила по стене, от камня к камню, и каждый крохотный кристалл передавал её бережно своим соседям, а те - своим, и мелодия кружила, свиваясь замысловатыми спиралями. Что-то неуловимо знакомое...
Ну да, конечно, небольшой осколок прозрачно-чёрного обсидиана, найденный в Пустошах. Он так же пел. Видимо, в здание попал его собрат, заразивший мелодией местные камни. Или в здании были камни, побывавшие в ларце самой джиннии. Крупные кристаллы вполне могли завести эту песню. Грустная мелодия, даже скорбная, и эхо голосов на самой границе понимания, когда улавливаешь интонации и паузы, но не можешь разобрать слова. Кюмсали усмехнулась - надо же, как причудлива судьба обычного камня. Сам "певец" сейчас лежит себе в отдельной шкатулке в Сафре и знать не знает, что в далекой Аверне целый хор булыжников подпевает ему сотней призрачных голосов. Она убрала руку от стены - мелодия становилась навязчивой, вызывала неприятные ассоциации и воспоминания. И ей казалось, что как только она уловит смысл слов, случится нечто страшное и непоправимое. Страшное даже для неё, бессмертной и почти неуязвимой.

Лес.

Более-менее угнездившись в лапе, инкуб заранее настраивал себя на полёт.
Было интересно, но немного страшно. А чтобы не думать о страшном, было решено думать о чём-то другом.
‘Итак, я всё ещё в игре…Что бы это ни значило. А раз уж так, нужно обеспечить себе максимум безопасности, прежде чем заботиться о безопасности других’
Бессознательно теребя ногтем золотую чешуйку, Хаэль осмотрел каждого спутника.
‘Первое – дракон. Сложно сказать, насколько Винсенту нравится его новый работник, но всё же склоняюсь, что в случае чего он попытается меня спасти. Чтобы потом до конца жизни напоминать об этом и издеваться. Да. Что я вообще знаю о драконах? Сокровища они любят. А значит нужно стать для него этим самым сокровищем. Если уж самого меня он (кощунство!) может и не считает даром свыше, то ценной должна быть информация в моей голове или же навыки. Последнее, пусть и в шутку, Клеф и сам отметил. Драконы ведь подгребают под себя кучи своих сокровищ? Вот и меня того – он ещё немного поелозил в лапе – сгребли..’
- Винсент, а ты кого-нибудь уже переносил таким образом? Опыт есть? Или были только…олени?
Идём далее…Блондинистая голова повернулась в сторону принца.
‘Тут определённо – только полезность. Личной симпатии добиться будет проблематичнее’
Зная собственное, зачастую довольно плоское, чувство юмора, можно было не ожидать братания с королевской особой в ближайшем будущем...хотя попытаться ведь можно? Не обидится ведь? Даже учитывая то, что Хаэль видел его, простите, с голым и волосатым задом. Не поймите неправильно, говорим исключительно об оборотничестве.
- Ваше Высочество, вот я много раз слышал сказки про похищенных драконом принцесс. А принцев не крадут. Вам предстоит стать первопроходцем! Как думаете, чем расплачиваться придётся?
‘И, наконец, сопартиец номер три. Сопартийка, если точнее, в этом после увиденного полчаса назад сомневаться не приходилось. Красивая. Не трусливая. Явно любящая обнажаться и не приходящая в ужас от различного вида тактильного контакта’
Даже вывернув шею почти до болезненного состояния, рассмотреть её из своей позиции он не мог, оставалось лишь воскрешать в памяти образы.
- А обнажённая девушка верхом на драконе смотрелась бы куда эффектнее, да.
Вроде бы вот вам вариант, идеально для инкуба подходящий. Но опыт показывал, что как раз такие варианты как раз и оказываются ‘тёмными лошадками’, от которых смело можно ожидать сюрпризов.
‘В любом случае пока я ей вроде нравлюсь’ – коротко резюмировало подсознание.
Когда поток рациональных мыслей иссяк, Хаэль привычно навесил на лицо мечтательную улыбку экспериментатора, рассчитывающего траекторию полёта плевка с высоты драконьего полёта.

Замок Императора, темницы

     - Сара, Ваше Высочество, - отрапортовал смотритель – человек преклонных лет, светлобородый, на стальном эмалированном нагруднике с трудом читался оттиск башни; смотритель не был гвардейцем, но выправка и манеры легко выдавали бойца. Старого бойца. Для битвы непригодного.
«Сарами», должен был помнить Его Высочество, в Имперских застенках именовали всех дам, чье реальное имя оставалось невыясненным, либо звучало слишком благородно и громко, чтобы быть произнесенным вслух. Традицию эту ввел прапрадед нынешнего Императора без малого два века назад, с тех пор ничего не изменилось.
    - Доставили семь дней назад. Гвардейский отряд под командованием лейтенанта фон Гельдона. Одна из воспитанниц маркизы фон Вальдорф – кузины предателя барона фон Хеммерсмефа. Отчего в таком виде – знать не могу, - пожал плечами смотритель. – Такой привели, Ваше Высочество.
Несмотря на жалкий вид – грязное, порванное платьице, синюшные круги под глазами – избитой и поруганной девушка не выглядела. Не было синяков, не было кровоподтеков. Истинные мастера своего дела бьют, не оставляя следов.
Продолжая вжиматься в стену, широко распахнутыми глазами Офелия смотрела на кронприца Октавия, и было слышно, как громко стучит ее сердце.
    - Ее кормят и поят, - меж тем говорил смотритель. – Только это, Ваше Высочество, больная оная… припадочная.
Офелия закусила губы. В глазах цвета льда блеснули слезы.
    - Офелия, - сказала она. – Меня зовут Офелия, и я не сделала вам ничего дурного.
Вот бы ее услышали. Господи! пусть бы поверили...