Буря застала их врасплох в низине перевала. Только что пронзительно-синее небо радовало ярким весенним солнышком, только что вниз стекала талая вода, разбегаясь ручейками под копытами коней, и мелкие пичуги орали как оглашенные, празднуя весну... И тут же - низкие, чернопузые тучи затянули небо, повалил крупными хлопьями снег, и ледяной отчаянный ветер подхватил их, закрутил, завьюжил, ровняя многоцветие красок монотонно-белым и старательно превращая путниц и их лошадей в причудливые сугробы. Хорошо ещё нашлась достаточно просторная пещера, где можно было укрыться от непогоды вместе с лошадьми.
Первым делом развели костёр, благо некто оставил добрую вязанку хвороста специально для такого случая. Сухое дерево быстро разгорелось, пламя весело потрескивало, стараясь дотянуться багряными язычками до высокого свода пещеры и выхватывая бликами из темноты стены с провалами проходов. А снаружи ярилась буря, завывая отчаянно и бессильно, словно зверь, упустивший добычу.
Кюмсали пристроила ножку барана над огнём и иногда поворачивала её, чтобы мясо не подгорало. Фляга с вином пошла по рукам, согревая тело и веселя душу.
- Неудачно мы на перевал сунулись, - заметила джинния. - Хотя в трактире мне один ухарь говорил, будто здесь то ли застава, то ли крепость где-то была, и там можно, мол, переждать. А тут как не пустили нас вперед...
Она попыталась припомнить, кто из местной нежити мог бы устроить бурю посреди ясного неба, но кроме ариев и опять же джиннов на ум никто не приходил. Попытка представить себе ария или джинна, денно и нощно торчащего на перевале в ожидании случайных проезжих, успехом не увенчалась. Зрелище представлялось скорбное и до слёз жалостливое: одинокая сгорбленная фигурка, сиротливо притулившаяся на уступе и до рези в глазах вглядывающаяся в пустой, давно забытый тракт.

- Разумеется, буду. Коня бы сожрала с костями - так продрогла, - рассмеялась в ответ джинния, отрезая от ножки ломтики подрумянившегося мяса на ломоть хлеба. - Вот, держи. Пока горячее. Сейчас согреемся быстро.
Кони пофыркивали, хрупая зерном в торбах, привешенных к мордам и явно радовались, что не нужно то и дело отгонять назойливых мух и оводов, поводили ушами. Им было тепло и спокойно, хотя они и предпочитали держаться подальше от огня. Мохноногие, обросшие степные лошадки, привыкшие ко всему, вообще подрёмывали, пользуясь моментом неожиданного отдыха.
- Ты права, ничего страшного не случилось. Горы же, тут весной всегда так, то жжёт, то льёт. Переждём... Главное, чтобы перевал не замело, а то и на лошадях не пробьёмся.
Пробиться-то труда не составило бы, но высокий снег мог помешать Кюмсали, и вместо ровной дороги вполне могли бы вырасти ямы да приступки, о которые легко можно переломать ноги. Терять посреди дороги драгоценных лошадей джинния совсем не планировала. И спешить было особенно некуда - караван, который нагоняла Кюмсали шёл другим перевалом, более пологим, и делал приличный крюк. "Хотя странно, почему они не ходят этим трактом? Вполне удобно, если не считать погоду. И если та застава действительно существует по другую сторону ущелья. Каравану проще расчистить путь, чем нам двоим... Тогда почему?" Она срезала мясо, всё больше и больше хмурясь. Хороший, но заброшенный тракт... Уютная пещера со свежими вязанками хвороста, но никаких следов кострища... И всего один попутчик, согласившийся (точнее, согласившаяся) отправиться этим трактом, причём, не местная. Такой же чужак, как и джинния.
- Ну, за привал! - Кюмсали откопала в мешке пару стаканов, разлила по ним терпкое, багряное в свете костра вино.