- Руки затекли? – Вацлав усмехнулся. Веревки вязали умеючи, то ли еще будет часа через полтора. – Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Болит, да? Запомни ощущения, Серая. Я в свое время не запомнил, теперь жалею.
Надежды оправдываться не хотели. С каждым словом архонтки Вацлав мрачнел. В день их последней встречи Серая подарила кинжал – отличное, редкостной пользы оружие – серебро и сталь. С подарком не разлучался лет пять, гордился, хвастался где ни попадя, потом стрела в бок, госпиталь и спасибо, что штаны с задницы не сняли – на тот момент, как в день дарения кинжальчика – самые родные, самые близкие, одни единственные. От сырости ломило кости. Ноющей пульсацией напоминала о себе культя. Мерзкая, противная, с ослепительно красным рубцом.
Надежды оправдываться не хотели. Надеждам веры нет. На связного она не выведет, на вербовщика тоже. Рисковать шкурами своих, отправляя вместе с архонткой на поиски таинственного Коршуна «на закате у берега реки» никакого права капитан гвардии не имел. Кто она ему? Чужак. Воспоминание из прошлого. Человек, который был и которого вроде как не было. В памяти предательски скрипнула давно забытая кровать, в очередной раз треснула гнилая деревянная ножка. Будь у него чуть больше времени, вспомнил бы нестройные ряды клопов. Нестройное позорное бегство. И безусловно рожи… Нет, название деревни напрочь стерлось из памяти.
- Врешь – узнаем.
В шаговой доступности объявился Юрек. Мудро и точно ответила на вопрос Серой Хильда. Вдали показалась светловолосая макушка ария. Реймар. Маг огня. Немногословный, преданный, до крайности исполнительный. Сопровождали ария двое – первый куммхелец, второй – гвардеец из свиты герцогини Аурелии.
Лицо ария не выражало ничего. Этот, в отличие от отставленного в Расколотой Горе мэтра ван Дер-Рэ, не мог шикануть выдающейся свирепостью. Либо намерения свои тщательно скрывал.
- Архонт?
Лец кивнул.
В глазах куммхелевца читалось теперь уже привычное «вздернуть суку на суку».
Рядом с палаткой императора прорастали другие палатки – помельче, не такие громоздкие, не такие прочные.
- Глаз с нее не спускать, - велел капитан Имперской гвардии. – Но мучить не советую. Нужна живой. В здравом уме, трезвой памяти.
Зато самого тянуло напиться. Что-то зачастил он с ней, пьянкой этой.
До ночи, а то до самого утра, лагерь они не свернут. Пора выставлять стражу. Человек семь-восемь. Среди первых Лец вызвался сам.
Архонтку не пытали. Связанную бросили под тент, стерегли зорко. Время от времени насквозь промокший Реймар зевал. С остервенением тер промежность куммхелец.
Костры пришлось разводить заново. Ужин был сытным.

Бертиного оруженосца от эльфа прогнали. Правда, ненадолго. Часа два спустя пришлось искать – желающих отскрести последствия допроса среди самих допрошателей не предвиделось. Брезгливо морщились ополченцы из рекрутов Куммхеля.
Схватили оруженосца под локоть – схватил гвардеец, который именно – в темноте не разобрать. Сунул в руки тряпку. Впихнул в палатку. В палатке, на походных стульях, заседали двое – оба солдаты – Торвальд и Эрих. Усталые, потные, злые. Участвовал ли в допросе Его Императорское Величество, поведать чудо-солдату не сподобился никто. Скорее всего участвовал.
От эльфа разило кровью, желчью, к удивлению – не мочой. Левый глаз заплыл. Краснели на лбу, скулах и щеках багровые ссадины, нос посинел и распух, коркой запеклась кровь на верхней и нижней губе. Масккостюм в нескольких местах был распорот, сквозь прорехи виднелись худые ребра, виднелись свежие синяки. Правая кисть, неестественно вывернутая, почернела и распухла.
Эльф был в сознании. Гвардеец по имени Торвальд матюкался.
- Убери это, - буркнул он оруженосцу, кивая на стены палатки – сплошь в кровавых разводах.
- Не обоссался! – изумленно восклицал Эрих. – Надо же!
- Лучше б обоссался. Ссаные штаны развязывают язык.

На посту Вацлав провел три с половиной часа. Дождь лил, капитана трясло. Стучали зубы. Но холод был в радость, обрубок наконец потерял чувствительность. «Скоро усохнет», - безрадостно подумал Вацлав. Пройдет время и то, что сохранилось от правой руки превратиться в совсем уж бесполезный кусок мяса и сухожилий.
От мыслей отвлек всадник. Всадник на охромевшем коне. Откровенно говоря, всадников было двое. Пока лошадь не поравнялась с Лецом, кто они – друзья или враги – сказать Вацлав не мог.
О том, что к ним спешит подмога, сообщил Реймар, арий. Он-то и поддерживал связь с другим арием – Олафом. Черноволосым, с орлиным профилем. А рядом - девушка.
- Мэтресса? – вскинул брови Вацлав. Тонкие черты лица эльфийки помнил хорошо. Молоденькая такая, любит падать в обморок.
- Его Светлость, - тяжело дыша сообщил Олаф, - Прибыли.
Стемнело. Зуб не попадал на зуб. Хотелось кушать и, может быть, выспаться. Черные фигуры - живые, настоящие - отделялись от зыбких лесных теней. Многие и многие фигуры. Скрипела кожа доспехов, чавкала под конскими копытами грязь.
На небо вылез месяц. Серповидный. Похожий на чей-то забытый шрам.

Отредактировано Вацлав Лец (2013-05-23 23:19:13)

- Эй ты, сопля! А ну брысь от него! - Торвальд рывком поднялся на ноги, бухнул на землю хлипкий походный стул. Костяшки пальцев гвардейца распухли и покраснели, кое-где запеклась кровь — не иначе прорвал кожу о мелкие, очень ровные эльфийские зубы. Оспины на лице казались кратерами — глубокие, кривые, черные.
- Жопу не надорви, Тор, - осклабился Эрих — невысокий, среднего возраста с темными бойкими глазками. - Можь, оттого и не обоссался, что жажда смучила. Пусть напьется. На рассвете так и так вешать будем. Прояви милосердие.
- Милосердие? Он мне чуть башку не снес! - на голове Торвальда действительно красовалась повязка. - Может, мне ему хер подержать, когда ссаться будет?
Эрих усмехнулся.
- Ежель таково евоное последнее желание...
- Курвин ты сын, Эрих. И мразь.
- А я, друг, не отрицаю.
Заржали оба.
Пил эльф жадно, давился, чихал, отплевывался — вода хлынула из разбитого носа, губы тянулись к ковшу — забавное зрелище. Эт'Эр с удовольствием посмеялся бы сам.
Луна взошла. Он чувствовал. Эх, раненько, раненько ушел Его Императорское Величество! Ничего, вернется еще. Никуда не денется.
Невидимые, неощутимые, бесплотные щупальца тянулись к разуму девушки.
- Благодарю тебя, добрая душа, - слабым голосом произнес эльф. Единственный правый глаз — серебристо-серый — встретился с глазами Эльки. - Убьют они меня... А помирать страшно. В одиночестве. Посидишь со мной?
Посиди.
- Красивая ты, и сердце у тебя чуткое.
Чуткое. И твердая рука. Эта Империя тебя сломает. Этой Империи не нужны такие как-ты, тянулись щупальца к разуму девушки, тревожили в душе тайные, неведомые струны. Воспользуйся ножом. Убей его. Убей Императора.
- Ну что ты там колупаешься? - Торвальд морщился, посасывал костяшки пальцев. - Запоить его до смерти хочешь?
- Зато я всегда был свободным, - мечтательно улыбнулся эльф. - Сладкая она, свобода.
Убей Императора. И ты тоже ощутишь вкус свободы.
Молочно-белым светил сквозь тучи в далеком небе острый серп луны.

Решение было принято быстро. Герцог заметил, конечно, что арий не в восторге от приказа забрать целительницу в своё седло, но отменять его не собирался, а Олаф не спорил. Конечно, лишний вес для лошади в случае марш-броска был губителен, но тут уж, как говорится, приходилось выбирать - либо лошадь, либо девушка. Хотелось верить, что лошадь новую добыть получится, а вот терять по пути обессилевшую от непропорциональной для неё нагрузки эльфийку не следовало - на новую не заменишь.
На этом и оставил вопрос с транспортировкой Улльрике. На этом занялся остальными указаниями - несколько человек, едущих во главе вместе с герцогом, были вызваны, были отправлены. Отправлены с поручением уведомить, что планы изменились, что торопятся они на соединение с отрядом Клемента. Тёмные тени сновали между всадниками, передавая приказ, перешёптываясь и готовясь.
Дождь подслушивал, рассказывал земле. Земля под копытами лошадей чавкала, что-то отвечала.

Несколько часов безмолвной гонки среди тёмной безмолвной природы. Люди спешили, дождь преследовал. Было жарко, несмотря на промозглость. Разгорячённые быстрой скачкой кони и люди мчались сквозь тьму, мчались, видимо, навстречу ещё большей тьме. Выполняли задачу ближайшую, о будущем не задумывались. Да и задумываться особо некогда было - следить надо было в оба глаза. Скачка в такое время да при такой погоде - не увеселительная прогулка. Не туда направишь лошадь, собьётся с темпа, споткнётся, упадёт или, что ещё хуже, сам упадёшь - не догонишь, не наверстаешь. Смотреть надо, смотреть в оба.
Впереди арии, более лёгкие, не менее опасные. Пробирались сквозь лес, а впереди уже виднелись призрачные, сотканные из всё того же дождя палатки. Лагерь Императора был близко. Хрипели кони, взмыленные, в пене, из последних сил несущие своих всадников. Надёжные и преданные скакуны - каждый был бойцом, как и их хозяева. Замедлялись, давая разгорячённым лошадям время, чтобы придти в себя, переходя с галопа на рысь, а с рыси уже в шаг.
Поравнялся с Олафом, отмечая, что для его лошади не прошла поездка незамеченным. Хромала. Нахмурился, но внимание перевёл на всадников. Оба в порядке. Выходил из леса отряд тёмными тенями, словно бы сама тьма отправила своё войско. Но покидали лес и превращались в людей. Грязных, вымотанных, но первоклассных воинов. Коротко скользнул взглядом Истин по тем воякам, что оказались в поле зрения из клементовского лагеря. Губы поджал. А если бы не успели? Хотя им же нельзя не успеть было. Сброд да и только. В сравнении с ними его измученные люди выглядели армией освобождения.
- Истин Дариер, - Под плащом на груди драгоценное письмо для Императора от Рейнеке. Обращался к дежурящему гвардейцу, однорукому гвардейцу. - Со мной войска из Аверны, присланные в подмогу для Императора.
Голос Его Светлость не слушался. Герцог закашлялся, глотая холодный воздух.

Окрик гвардейца едва не заставил Эльку выронить ковш - холодная вода пролилась на изодранный эльфов костюм, потекла, смешиваясь с кровью, по подбородку. Но выставлять ее отсюда сейчас, кажется, все-таки не собирались - не то и впрямь проявили жалость к пленному, не то (что более вероятно) просто решили, что так он хотя бы точно дотянет до утра.
Элька отвернулась, не вслушиваясь в их спор, кинула взгляд на эльфа.
Тот, напившись, смотрел на нее, уже не отрываясь. Уцелевший глаз - круглый, огромный - казалось, светится. Как луна.
От этого взгляда перехватывало дыхание, и горло отчего-то сжало состраданием. И горем - оттого, что ничем, кроме этой самой воды, она помочь ему не может.
Он же враг... он заслужил!
Не заслужил. Никто не заслужил.
Это и впрямь ужасно: точно знать, что на рассвете ты умрешь - умрешь мучительно, умрешь позорно - и ждать своей участи, потому что сил бороться и что-то делать уже не осталось. И никто не придет тебе помочь. Пожалуй, она не может отказать ему в такой малости - просто посидеть рядом немножко... ничего больше. Просто посидеть...
На гвардейцев Элька больше не смотрела. Присела рядом, опустив ковш, не отводя взгляда от изуродованного лица эльфа, почти не слушая то, что он говорил. Голос его звучал не только наяву, но и словно бы где-то внутри... внутри нее самой.
Или она сходит с ума?
Неважно. Слушать бы его. Слушать подольше - он так ослаб, и ему недолго осталось. Завтра они будут стоять и глядеть, как он задыхается в петле, как дергаются мучительно ноги в последней, отчаянной попытке дотянуться до опоры, как медленно синеет лицо.
Они? Они. Все они.
Нет, не они. Император.
Он будет стоять и смотреть. По Его приказу людей и нелюдей подвергают пыткам и казням. Он увел людей бессмысленно умирать к Храму, из-за Него еще не один человек будет валяться, воя от боли, на земле, в луже собственной крови, или, как этот несчастный, дергаться в петле, когда на горле сжимается кольцо грубой веревки. Из-за Него потерял руку Вацлав, из-за Него погнали в этот поход Юрека. Люди служат Ему, и умирают за Него, а Он - нет, просто он, ничем он не лучше их! - ничего не дает им взамен.
Он - это Империя. Империя не спасла их дом от пожара. Империя не пришла, когда их тащили в подвалы, не вмешалась, когда на пытки уволокли Алисию. Даже сейчас так называемая "помощь" Империи - всего лишь прихоть императора. Никого он не спасет и ничего не сделает. А если бы не его собственные политические игры, ничего этого не было бы. Не было бы войны. Не случилось бы с ними со всеми того, что случилось.
Во всем виноват он.
Элька снова задохнулась - на сей раз от накатившей злости. Даже к де Эскаде она не испытывала такой ненависти - ведь, по сути, он был всего лишь исполнителем. А начал все Император. Клемент.
Эльф смотрел внимательно и серьезно, словно читал ее мысли. Он понимал ее. Когда он пытался пробраться в лагерь, то хотел доказать именно это. Безумная, тщетная попытка! Он не справился. Но кто тогда?
Она... она могла бы. И, что самое важное, она хотела бы.
Со спины раздался нетерпеливый окрик - кажется, она задумалась слишком сильно. Слов Элька не расслышала - не вслушивалась.
Если Клемент умрет - все закончится. Они с Юреком смогут бежать от всего этого ужаса. Они смогут начать все заново. Но пока Клемент жив, пока жива Империя - такой свободы им не видать.
Свободы...
- Держись, - шепнула она эльфу одними губами, вставая. Подхватила ведро, поставила неподалеку, куда он мог бы дотянуться.
- Уже ухожу, - пробормотала она гвардейцу, поднимая тряпку и направляясь к выходу. Странно, что они не заметили, как дрожат от ярости ее руки...
У самого выхода Элька на миг обернулась - поймала серебристый взгляд эльфа. И опустила за собой полог палатки.
Нож за поясом вопросительно ткнулся в локоть.
Нужно найти Клемента и покончить с этим.

Отредактировано Элька (2013-05-25 22:42:37)

Даже ночной лагерь был полон звуков. Но звуки звукам рознь. Те, от которых проснулась Кейлин на этот раз нельзя было спутать ни с чем. В лагере начиналась битва. То здесь, то там раздавались крики, призывы скорее взяться за оружие. Серая усмехнулась, не они одни, видимо, следили за недовойском императора, но у тех, кто атаковал сейчас, было куда больше сил…и были арии. Это ощущение ни с чем не спутаешь – покалывание в ладонях, едва заметное, но всегда появляющееся, когда кто-то рядом использовал магию. Для архонта нет «своих» и «чужих» ариев, есть просто арии, и они заслуживают смерти. Оставалось надеяться, что они порубят и пожгут друг друга без ее участия. Девушка подобралась, это был ее шанс, возможно, единственный, но упускать его было нельзя ни в коем случае. Сейчас начнется самое интересное. Началось. В одного из охраняющих ее солдат попала стрела. Попала в грудь, засела плотно. Гвардеец упал, истекая кровью, но его товарищ не слишком торопился ему помочь, видимо, понял, что тот не жилец. Второй солдат, осознав, что стал слишком привлекательной мишенью, покинул свой пост, воспользовавшись так вовремя поступившим приказом «В строй!». Позаботиться о пленнице он, естественно, и не подумал. Но это ничего, Кейлин вполне была в состоянии сделать это сама. Подползла к умирающему, забрала из ослабевшей руки нож, распорола веревки. Глянула на гвардейца, оценивая повреждения. Действительно не жилец. Перерезала горло – никто не заслуживает долгой и болезненной смерти, быстро обыскала труп,  забирая кинжал, который аккурат влезал в ножны, скрытые в ее сапогах.
Меч был так себе, но куда лучше, чем ничего. Несколько секунд, чтобы размять затекшие запястья. Не время рассиживаться – именно это подтвердила стрела, попавшая в тент, как раз рядом с местом, где минутой раньше была архонт. Лес скроет следы, два войска могут убивать друг друга сколько захотят – Серой до этого особого дела нет и в чужие разборки лезть без надобности. И в отличие от остальных, ей не надо было побеждать, ей нужно было всего лишь прорваться в лес там, где народу меньше всего.

Звенели мечи, кричали люди, кто-то бросился на нее с обнаженным мечом, и был убит с одного удара. Лагерь озарила новая вспышка… Оказалось, несмотря на паршивый день, ночь могла быть очень даже ничего – Кейлин увидела свою сумку у дерева, стоявшего рядом с тентом, значит, где-то там же мог быть и меч. Еще один нападавший упал на землю, архонт вытерла кровь, брызнувшую в лицо. Еще пара шагов… Родное оружие легло в руку как влитое, ножа не обнаружилось, видимо, кто-то успел прибрать к рукам. Лук и сумку придется оставить – слишком мешать будут при бегстве по лесу. Впрочем, все это были мелочи. Она слишком задержалась на этот празднике смерти, пора было и честь знать. Маги нападающих становились все активнее. Правая рука Кейлин засветилась зеленым – щит был вызван в самый подходящий момент – как раз вовремя, чтобы отбить огненный шар, пущенный кем-то из ариев.
До леса всего ничего, в свете луны и пожаров импровизированное поле боя было видно не так уж плохо, но оценить на чьей стороне Фортуна пока было сложно. Впрочем, ее это и не каса…
- Блядство! – комментарий сорвался сам собой, когда она увидела смутно знакомую фигуру в нескольких метрах от себя. Фигура была однорукой и готова была встретить сразу двоих противников.
«Я еще об этом пожалею»,  - пообещала себе Кейлин. Кинжал, недавно столь удачно прихваченный у гвардейца серебристой рыбкой выскочил из ладони архонта, чтобы спустя мгновение остаться в шее одного из нападавших. В памяти мелькнула и пропала картина из далекого прошлого. Оставшийся в живых чернобородый сделал шаг назад, не опуская меча и оглядываясь в поисках врага. Ему повезло не больше – сразу две стрелы вонзились ему в спину, и наемник рухнул в весеннюю грязь.
- Говорят, все повторяется, Вацлав, - с усмешкой сказала Серая, выдернув кинжал из шеи рыжего, и спустя несколько секунд вставая рядом с солдатом.

Отредактировано Кейлин Эртон (2013-05-26 18:32:25)

ранее. Много ранее.
Вацлав с пленницей казались Хильде чем-то чужеродным. Не подходящим... Обидным? К человеку, вставшему против них, капитан был снисходительнее и мягче, чем к своему боевому товарищу. Хотя... Какой ему Аудхильд товарищ? Так, подшутить, в кусты затащить.
Допрос уже, считай, закончен, а приглядеть и Юрека хватит. А у неё сил смотреть на это не осталось. Так что, стоило Лецу отвернуться, мартиника пошла к лошадям. Приказ, считайте, и  так выполнен, в запугивательном средстве "Аудхильд Эгенус" смысла больше нет. Она может спокойно отбыть по своим делам. А то достало ходить беззащитной уже.
С посещения этого эльфа Хильда чувствовала себя более чем беззащитной. С "визита" Серой ещё и голой. И с плавно поворачивающейся гадостью в сердце. Препоганое, надо сказать, ощущение.
На подходе к лошадям и, соответственно, её поклаже, группка солдат пыталась приготовить... Нет, назвать творимое едой было бы преступлением. Пожрать разве что. Или сразу готовили котелок к чистке. И, судя по остервенению на лицах, понимали это. Куммхелевские крестьяне, привыкшие, что бабы еду готовят? Или у них раньше кашевар был, да делся куда? Или...
А, какая разница!
-Эй, молодцы, кто ж так делает!..
Нелюбовь к кому-то странному и непонятно откуда пришедшему отчаянно боролась в головах горе-поваров с перспективами есть тот ужас, что они приготовят сами. Немного подтолкнуть, подшутить да не дать им безнаказанно о твоей бабской сути говорить и вот уже можно работать.
И не думать. Особенно о её разнице со стройной предательницей.
Хотя там и думать нечего - одна стройная, хрупкая, а вторая... Собственно, Аудхильд. Увы, чахоточно-болезные всегда нежности требуют.
Разобрались с уже какой-никакой, но похлёбкой, чисткой котелка. Наконец-то можно было идти к Коню.
Собственно, так имени своей животине Хильда и не давала. Не потому, что привязываться - не привязываться. А потому что... Нельзя ей, чтоб о её бабской сути вспоминали не ко времени. Девица будет и к коню и к зайцу и к белке ласковой.
Она - не девица. Пусть люди считают, что всё её добро - только для них. А, когда те не видят...
На этот раз, забирая доспех, Хильда не забыла любимое лакомство Коня - простую капустную кочерыжку...
Облачаться в броню, да поверх смоченной (точнее, насквозь вымокшей) одежды - то ещё удовольствие. Незабываемое. Даже произносимое сквозь зубы "Хорошо. Да просто отлично!" не спасало. Разве что возилась мартиника с особым остервенением.
Но это и правильно. Глупые мысли отгоняет. Нет в бою времени для мыслей.
Лакомство Конь принял. Дыхание приятно согрело руки.
-Скоро всё закончится. И будет как раньше.
И в этом "как раньше" не будет никаких Императоров, Императриц, капитанов со  своими выкрутасами и прочей жути. В глушь, в деревни и подальше от всей этой благородной суеты. А то с этим налётом благообразности она скоро и вовсе как девица станет. Благородная. Этакий бесполезный ворох ткани, приличий и нежно-наивных глупостей.
А потом - то же самое, только украшением меча. Неудачным таким украшением.
Нельзя думать о всякой этой чувственной мути. Надо - о других.
"Не о других ты думала, о себе" - всплыло лицо выговаривавшего ей Вацлава. Мартиника оступилась. Тогда слова не так резанули, как теперь.
Это она - не думает? Да что же тогда?..
И ведь сказал один из тех, кому... За кем... Да как так! Она никогда не думала о себе, ведь в том смысла нет, а тут...
Несправедливо!
А вдруг правда?
Вдруг все её старания зазря?
И именно в этот момент выстрелили лучники. "Зазряшность" судьба представила решить уж прям тут и сразу.
С гарантией.
Хильда с возможностью быть быстренько затоптанной своей же скотиной была в корне не согласна.
-Конь, тише! Это я, - увещевание, похоже, было важно больше мартинике, чем животному. По крайней мере усмирять верного скакуна пришлось иначе. Только почувствовав на своей спине привычную тяжесть, конь начал приходить в себя. По крайней мере, двигался, куда требуется.
А в лагере тем временем становилось веселее. Даже куда себя деть не знаешь.
Никого знакомого Хильда не увидела. Зато увидела пеших вражеских гадов, схватившихся с императорским воинством (форма своих особенно радовала, не давая путаться, кто именно тут враг).
Во вражеских рожах перед ударом меча мартинике рисовалась то странная черноволосая, то слышались так и не забытые "не для других"
Ой, правда-а-а. Так - особенно весело!

Истин не спешил отдавать драгоценное письмо. Капитан гвардии выглядел надёжно. Видимо, где-то уже за эту надёжность и руку потерял. Герцог спешился, успокаивая уставшего коня, ведя под уздцы, следуя за Вацлавом да на лагерь поглядывая.
- А где Его Величество, у меня для него письмо... - Фразу не закончил, разглядывать унылый лагерь перестал - небо раскололось, отдохнуть не дали.
Арии? Откуда здесь арии, идущие против Императора? Неужто...
Мелькнула да и пропала мысль. Некогда было его Светлости, занят был. Отряд, уставший, так надеявшийся на отдых, словно повинуясь единой воле вскочил обратно в сёдла. Лошади беспокойно заржали, косясь на огонь, но не шарахаясь, ведомые железным посылом.
- Дьявольщина! - Герцог сплюнул, распрощавшись с надеждой на отдых и попытку высохнуть. Схватил ближайшего опешившего солдатика, явно взявшего оружие не по доброй воле. - Император где? - Солдат мычал, косясь на врагов хуже, чем лошадь. - Да твою ж мать!
Вокруг всё сверкало, слышался лязг оружия, тяжёлый запах крови уже бил в нос. Короткие, рваные команды-жесты, распределяющие войска, закрывающие бреши в куммехлевских войсках. Крик, гам, лошадиное ржание, мечущиеся в свете пожаров лошади, сорвавшиеся с привязи.
Проскакал мимо конь со всадником, застрявшим ногой в стремени, по земле волокся, уже мёртвый. Мёртвому всё равно, а лошадке хотелось подальше, подальше от страшных людей, затеявших бойню.
Остановился, короткими рубящими движениями отбиваясь от пехоты, натягивая повод, давая лошади встать на дыбы и обрушиться копытами на врагов. Чавкала размокшая земля, хрустели чьи-то кости.
Не затоптали бы целительницу...
Мелькнула и пропала мысль про хрупкую девушку, где-то здесь же находящуюся.
Взгляд, наконец, выловил Клемента, горделиво возвышавшегося, рубящего врагов, пример подавая, себя не щадя. Коротко ругнулся Его Светлость, продираясь к Императору, прорубая себе дорогу.
Полыхнула очередная вспышка света. А ведь мало ариев было у Императора, мало... Странная сюрреалистическая картина предстала перед герцогом - правитель-воин, стремящийся к врагам, трупы, в которых было уже не разобрать, кто чей, да и не нужно было.
Пробраться напрямую не выходило. То тут, то там под ноги коню бросались какие-то люди, часто свои, путающиеся в потёмках. Пару раз бросался в глаза Джерард, кого-то рубивший с завидным усердием, мелькал впереди Император. Подобраться бы к нему... Да чья-то лошадь, ошалелая от арийского огня, бросилась прямо на Света. Свет храпел, вздрагивал, но всадника не сбрасывал, мощными копытами добивая тех, кто был скорее мёртв, чем жив, но хрипел ещё на земле.
Маячила венценосная фигура, грозная, в багровые краски пожарища одетая, тьмой укрываемая. Ни проехать, ни пройти к нему. Чавкала земля под ногами жеребца, с хрустом впивался в живую плоть меч Истина.
Шёл дождь. Которые сутки шёл дождь.

Отредактировано Истин Дариер (2013-05-27 11:52:04)

Элька заметила. Точно заметила – Юрек видел, как девчонка обернулась, испуганно уставилась на него, и тут же рванула в кусты. Но какого хрена? Элька бы никогда не стала сбегать от предложенной помощи! Что творится, от понимания ускользало.
Ярким росчерком прочертил пространство огненный сгусток, посланный кем-то из ариев, - врезавшись в землю прямо за Элькиной спиной, подпалил кусты. Задел ли девушку, было не видно.
Юрек выматерился, разворачивая кобылу в очередной раз, а заодно снеся кого-то не вовремя сунувшегося под копыта лошади,  – из-за выкрутасов милейшей де Борже он здесь посреди поляны, как уж на сковородке, вертится! А толку?
И тут удача изменила совсем.
Гнедая, дико заржав, взвилась на дыбы. Резко, внезапно – Юрек не ожидал, выпустил повод и вылетел из седла. Хорошо хоть ноги из стремян вынуть успел и откатился в сторону от лошадиных копыт. Нет, наверное, ему все же везло, и на судьбы сетовал зря  - мог бы шею свернуть, а так только в грязи выкупался, локоть зашиб и затылком приложился. Пережить можно.
Ах, да, меч… Еще бы сообразить куда отлетел.
Юрек поднялся. Вода с грязью стекала ручьями. Кобыла удрала, народу вокруг прибавилось. В голове шумело о недавнего удара.
Краем глаза заметил направленную в свою сторону сталь. От удара ушел, перехватил руку с оружием и, дернув наемника на себя, врезал лбом со всего маху в щербатую физиономию. Лоб у Юрека крепкий, не зря Элька «бараном» зовет. Добивать не стал, забрал меч, и рванул за девчонкой.
Вот знал, что так будет! Все люди как люди – за родину и императора! А он за глупую бабу! Скажи ему это кто-нибудь еще полгода назад, сам бы не поверил. Еще бы поржал, и по зубам шутнику съездил.
Сейчас было не смешно.
Впереди мелькнул следящий за Элькой гвардеец. Задержался у тлеющего кустарника: то ли решал, сунуться сразу или немного подождать, то ли что-то свое думал. Хрен с ним. Пусть думает, что хочет. Юрек на бегу перехватил меч половчее, перепрыгнул через куммхелевца с перерезанным горлом и…
Гад, гвардеец, все же сунулся в кусты.
Равиц, ринулся следом, ломая опаленные, но уже потушенные дождем ветки, и остановился. Странного типа нигде не было видно. Провалился, сволочь, как сквозь землю!
Да, бес с ним!
Зато в паре метров впереди уткнулся носом в землю чудо-солдат. Мгновенно преодолев разделяющее их расстояние, Юрек подхватил девушку, помогая подняться.
- Жива? – чисто риторически.
Жива. Даже рыпается. Ран он не заметил.
Камень с души упал. Но надолго ли?

Отредактировано Юрек (2013-05-27 21:05:34)

Все повторяется, сказала Серая. Вацлав согласен не был: в прошлый раз они били чудовищ, в прошлый раз у Вацлава было две руки и эти двое, нашедшие смерть на безымянной поляне в – очень может быть – безымянном лесу, едва разменяли первый десяток лет. Ничего не повторяется, ничегошеньки. Не бывает одинаковых войн, ни одна война не похожа на предыдущую, только люди всегда помирают одинаково – через силу, через страх, через боль; с мокрыми, обгаженными штанами, очень и очень нехотя. Ничего не повторяется. 
А люди народятся новые. Обязательно народятся. И тоже будут помирать.
Зря она его спасла. От обиды, от стыда за собственную бесполезность, несвоевременную, непозволительную слабость хотелось грызть землю. Алчно и жадно глодать.
Небо озарила очередная вспышка. Наши, понял Вацлав. Арий, прибывший с герцогом – Олаф, строил своих. Харматанские магики дрались в квартах, ревалонские – строились в тупой клин по восемь человек: трое на острие, четверо с флангов, восьмой прикрывал тылы. Всего нынче в отряде Императора Вацлав насчитал шестерых. Реймар, Эрик и сам Олаф построили морду – готовились к атаке, фланговые колдовали щиты. Три удара – поднять щит. Три удара – поднять щит.
Земля посреди лагера ощерилась, вырвала из себя каменные зубья. Первым ударил Реймар – боевой маг огня – белая огненная струя ударила в основание каменного монстра, земля, оседая, дымилась. Вторым сработал Эрик – окружил глыбы непроницаемым воздушным коконом – лицо ария покраснело, вздулись жилы на шее, округлились на скулах желваки. Третьим выступил Олаф – подхватил воздушный кокон вместе с камнями на воздух, высоко поднял – ох, и высоко! – вместе с Реймаром метнул туда, откуда нескончаемым, казалось, потоком шел враг. Реймар приправил огнем. Лопнул воздушный пузырь. Загорелись камни. Камни тоже умеют гореть. Огненный град обрушился на врага. Громко и сдавленно кричали. Упала мордой в грязь, ломая ноги, чья-то лошадь. Огненная градина пробила череп. Помирала лошадь тихо – не успела заржать.
Три удара – поднять щит.
Из рук Олафа вырвалась молния. Ударила в лес – не точно, не прицельно. Двинулся следом огненный смерч Реймара. Деревья горели. На поляну вернулся день. Орали лошади, давились криком люди. Кончились стрелы.
Противник напал на Вацлава сбоку – совсем молодой, без шлема; копейщик. Стальной наконечник слабо скрежетнул по панцирю. От смерти ушел нырком. Ни о чем не думая, ткнул недоросля под нижнюю челюсть – меч вошел мягко. Как в маслице. Черно-красная жижа хлынула изо рта. А глаза-то у парнишки голубые, подумал Лец. Подумал и забыл.
Рядом помирали свои. Упал на колени немолодой куммхелец. У народного ополченца не хватало правой половины лица – вражеская секира срубила кожу, срубила мышцы, неожиданно ярко белели посреди красно-бурого месива удивительно ровные зубы. Страшно белел одинокий глаз. Исторгнув из себя глухой стон, человек завалился на бок.
- Возьми его плащ, закутайся - может, не признают, - выдохнул Вацлав, обернувшись к Серой.
Договорить не позволила лошадь. Ошалелая гнедая неслась на них. Дивясь собственной прыти, Лец отскочил в сторону, подломилось правое колено, - повалился наземь, не теряя инерции, откатился в сторону. Сам себя не помня, поднялся на ноги.
Лес горел. Кричали люди. Дохли кони.
Трое обступили Хильду. На бедре коня выступило красное – один из нападающих мазанул копьем. Стащат всадницу и все. Не спасешься.
Лец заметил. Лец побежал.
Ничего никогда не повторяется.
Лес горел. Дохли люди, кричали кони.
Пройдет время – все начнется сызнова. Народятся новые. Кони, люди, Императоры. Старый, привычный и все-таки новый, незнакомый мир.

Отредактировано Вацлав Лец (2013-05-29 19:29:59)

& Юрек

В ушах звенело, а деревья перед глазами - совершенно бесчисленные деревья! - кружились в бешеном хороводе. В центре хоровода крутилась все та же черно-красная фигура. Отчаянно ненавидимая. Единственная, на которой возможно было сфокусировать взгляд - прочее расплывалось. Звуки доносились издалека, слившиеся в сплошной гул.
Быть может поэтому полуоглушенная Элька не увидела и не услышала того, кто напал со спины. Схватил за плечи, потянул вверх, поставил на ноги. Что-то сказал - не разобрала из-за шума и звона в голове.
Нет! Нет-нет-нет, снова ее не поймают! Ни за что...
- Пусти! - вскрикнула Элька, рванувшись из чужих рук. Нож все еще был зажат в руке, и она, не раздумывая, ткнула им назад и вбок. Слова Юрека - тогда, в лесу, - всплыли в памяти сами собой: била в правый бок, под ребро.
Недостаточно сильно. Железо лязгнуло о железо: на нападавшем была кольчуга.
- Сдурела?
Руку перехватили, вывернули кисть – не так серьезно, чтобы покалечить, но достаточно чувствительно, чтобы пальцы от боли разжались сами собой.
- Что на тебя нашло?
Элька ахнула от боли, разворачиваясь лицом к скрутившему. Ойкнула, застыла, растерянно и испуганно моргая.
Как она не узнала Юрека?
- Ты?! - собственный голос она еле слышала. Рефлекторно дернулась назад - руку Юрек все еще сжимал, не выпуская. - Как?.. Я... Пусти, Юрек! - на миг она почти умудрилась забыть, что вокруг кипит битва. Внезапная дрожь земли под ногами и новые вспышки пламени об этом напомнили - весьма вовремя. Как и о том, что она должна сделать. - Мне надо... я... я должна... - жуткий грохот заглушил ее окончательно: бой между ариями - вой ветра, рев пламени, треск молний, - был в самом разгаре.
- Что должна? – переспросил Равиц, выпуская ее руку, но только для того, чтобы перехватить за локоть. – Ничего никому ты не должна. Уходи к Берте! Живо!
Крепко держа, он поволок Эльку за собой напролом сквозь тлеющий кустарник  – в сторону от вздыбившейся земли. В сторону от оброненного ножа. 
Как он не понимает?!
- Должна! Должна убить! - словно откликом на ее слова совсем рядом свистнула стрела, нашла чье-то горло, вызвала долгий, мучительный хрип. Страх где-то глубоко в животе давно уже превратился в оледенелый комок. Только бы остановить все это... только бы все это кончилось! Та, другая, закусила губу, пытаясь сопротивляться. Со всей силы пнула Юрека по колену, вырвала локоть, заехала кулаком - целила по лицу. Метнулась назад, в ту сторону, где видела Императора.
"Прости, Юрек..."
Меньше всего ей хотелось причинять хоть какую-то боль ему.
Неотрывно маячили в памяти огромные, серебристо-серые глаза.

Отредактировано Элька (2013-05-31 21:28:59)