Центральный госпиталь Гадары
Селесте думала, что ее странствия закончатся, как только она доберется до домика, в котором выросла. Распрощавшись с капитаном, последним из компании, с которой она бежала из Храма и путешествовала до Расколотой горы, знахарка направилась в сторону места, что звала "домом". Однако надежды не оправдались. Пустой дом, заросший мхом, плесенью, в котором нашли приют пара кроликов, да небольшая стайка птиц. В сундуках нашлись кое-какие банки с зельями и снадобьями. Те, что были пригодны, Селесте взяла с собою.  Вот что встретило Селеста. Позже в Мореи она узнала, что бабка Эйна много лет назад отправилась искать внучку. Собственно так знахарка и оказалась в Гадаре, идя по следам бабки Эйны. Гадара была удивительным местом, когда-то была. Так уж вышло, что в городе начался черный мор. А через пару дней после того, как Селесте прибыла в город, его закрыли на карантин.  Сама же она, конечно, не могла отказать в помощи тем, кто заболевал. Лекарей не хватало, мест не хватало, а больных было в избытке. Те, кто не умирал от чумы, сходили с ума от лекарства от этой самой чумы, попадая в зависимость. Две беды так тесно переплелись. И здесь ей пригодился порошок, полученный из плесени из могильной земли. В могильную землю ложился кусочек мяса, настаивался, пока не появлялась плесень, после плесень разводилась с водою, еще настаивалась и выпаривалась на огне. То, что оставалось, и было порошком из могильной плесени. Средство, которое помогало защититься от заразы. Им бабка Эйна пользовалась, когда к ней обращался заразный пациент. Правда, говаривала, что средство не во всех случаях защищает, но такая защита была лучше, чем ничего. Одежду после работы в госпитале приходилось кипятить в воде с тем же порошком.
Сегодня был очередной суматошный день, точнее очередной длинный день. Селесте уже не помнила, когда нормально спала. Если и удавалось вздремнуть пару часиков, и то было хорошо. Работать приходилось бок о бок с ариями. И сейчас даже их помощи Селесте была рада, не думая о балансе мира. Когда на тебя смотрит ребенок, который угасает день ото дня, то становится наплевать на баланс мира, главное спасти его. И если арии помогут, то стоит их только поблагодарить. 
Она сидела возле постели молодой женщины, которую лихорадило. Селесте смазала ее кожу бальзамом и дала напиток травяной, который должен был понизить жар. Именно в этот момент в двери госпиталя внесли двоих.  Первого съедала зараза старая и почти неизлечимая, второго зараза новая, от которой не могли найти средства.  Больных располагали по степени их болезни. А степень уже определял лекарь ответственный за распределение и направлял туда, где было место или если тот был занят, любой другой лекарь. Селесте решила подойти поближе, на случай если понадобится ее помощь первому пациенту. Что делать со вторым мало кто знал, разве только успокоительными средствами напоить.

Отредактировано Селесте (2013-07-30 09:03:11)

Поместье де Авели, Гадара, Аквилея

Прекрасная Аквилея, цветущая Аквилея, богатейшая Аквилея сходила с ума. Жар, поднимавшийся от самой земли уже не беспокоил народ, не слышно было привычных жалоб уличных торговок на духоту и пыль, на ночь люди плотно затыкали щели в деревянных ставнях, чтобы не дать ни малейшей возможности заразе проникнуть в дома. Днем горожане, из тех, что еще не подхватили неведомую чуму, старались реже выходить на улицы. Звонкий и задорный смех красавицы Аквилеи превратился в скрипучее карканье и полоумный вой больных и чудом "излечившихся". Центр жизни в Гадаре внезапно переместился из порта в Центральный госпиталь. Гнили фрукты в торговых складах, крысы безнаказанно точили зубы о дорогое дерево, привезенное с дальних островов. Не до того было Аквилее. Ее нутро разъедало так быстро, что даже многовечковая привычка торговать вдруг притупилась. Недовольно ворчали об убытках проплывавшие мимо купцы, но большинство побаивалось заходить в гавань.
За высокими каменными стенами поместья князей Аквилеи о болезни и не думалось. Пышно цвели деревья в саду, здоровенькие крепкие служаночки натирали до блеска мраморные ступени дома, нежился на солнышке толстый пушистый кот. Где-то в самой глубине дома, в прохладе большого княжеского кабинета мучилась тревогой правительница юга. А ее младшая сестра, императрица Всея Ревалона и мать наследника трона отдыхала в тени небольшого навеса на террасе. Летиция с наслаждением болтала босыми ногами в прозрачной холодной воде, ее ладони лежали на сильно округлившемся животе. Ей хотелось спать, ночью малыш долго ворочался, так что императрица клевала носом, гуляя в своих мыслях где-то между явью и сновидениями. Она была счастлива быть дома. Днем. Здесь ее сердце успокаивалось, казалось, что давным-давно почившие родители вот-вот выглянут из поворта коридора. Тревоги вроде бы оступали. Но лишь только ярко-оранжевый диск солнца падал за горизонт, как переспелый абрикос, Летиция не находила себе места - было слишком душно, ее тело ныло и никак не могло устроиться поудобнее на слишком твердой или слишком мягкой кровати. Ей начало мечтаться о туманных авернских утрах, о ледяных сквозняках Башни и о промозглом, но чистом ветре, что гуляет промеж шпилей замка. Сквозь дремоту Летиции чудились голоса мужа и сыновей, смех дочери, и она что-то невнятно бормотала им в ответ. То ли обещалась поскорее вернуться домой, то ли оправдывалась за себя и за младшего ребенка, что они оказались так далеко от семьи. Вести от Констанции приходили редко, из столицы с недавних пор и того реже. Императрица скучала по дому, хотя и была дома.

Центральный госпиталь Гадары

В Гадаре Кейлин не была уже лет пять и, дай ей волю, еще лет пять бы не возвращалась туда. Соседний Ильмен нравился ей куда больше, но именно что нравился — в прошедшем времени, потому что последнее посещение славного портового города прошло не так славно, как ей хотелось бы. Чем закончилась та история архонт так и не узнала. Хотелось бы верить, что к ее словам (пусть и в письменном виде) все-таки прислушались. Архонт поморщилась — донесение пятилетней давности вполне соответствовало тому, что ей придется делать сейчас. Лучше бы вот не начинала, ей богу, сама небось накликала, защитница невинных, мать ее за ногу!
Злиться на себя смысла большого не было, лучше бы решить что делать дальше, но пока порт закрыт и не выпускает корабли, придется так или иначе работать на эту проклятущую разведку, посему путь Серой лежал в Центральный госпиталь. Врача, который докладывался разведке она нашла не сразу, а когда нашла убедилась, что можно этого было и не делать. Нет, непроходимым тупицей его назвать было нельзя, но он обрушил на Эртон ворох фактов, большинство из которых были совершенно бесполезными. Радовало, что зараза, судя по всему, на ариев и архонтов не действовала, но все равно лишний раз проверять это на собственной шкуре не слишком хотелось, хотя врач, видимо, вдохновившись, решил позвать ее «в свободное от остальных обязанностей время» поработать в госпиталь. Но так как дороже глупости обходится только доброта, Кейлин не слишком жаждала принять это приглашение. Целители, прочие медики и всякие сестры милосердия и правда сбивались с ног, а архонту ее ноги были нужны для другого, так что она направила их в сторону выхода, раздумывая о том, чем дальше заняться.
- Простите, — извинилась на автомате, чуть не налетев на кого-то, остановившегося по середине коридора, и двинула уже было дальше, но взгляд успел зацепиться на того, с кем архонт едва не столкнулась.
- Вацлав? - И правда он. Капитан (интересно, бывший или нынешний?) стоял прямо перед ней, а девочка-целительница, стоявшая рядом, видимо, воспользовавшись моментом, чуть ли не побежала в сторону одной из палат. - Только не говори мне, что ты такой неудачник, что умудрился подцепить эту дрянь! Выглядел Лец куда лучше, чем когда она его видела в последний раз,только вот доволен ли этим сам вояка — черт его разберет. Хотелось бы верить. Шрамом больше — шрамом меньше (шрам, кстати, был внушительный), другое дело, что когда тебя пытаются записать в предатели те, кому ты служил столько лет... Да, все-таки Ревалон место поганое, наверное,и правда стоит уехать, как только откроются порты...

Центральный госпиталь Гадары

— Я здоров, - буркнул Вацлав с тем выражением и с той интонацией, с какими говорят «эта корова отелилась, у вас вкусный сыр». - В городе эпидемия, а я спотыкаюсь только на ровном месте.
По поводу неудачника смолчал — пожалуй, архонтка его недооценивала. Если Вацлав и подцепит заразу — всенепременно одну из таких, которые не поддаются классификации и именно тогда, когда в городе не останется ни одного лекаря, пусть самого завалящего.
А еще Вацлав растерялся. Встретить здесь Серую он не ожидал никак, потому гамма чувств, так сказать,  испытанных оказалась самой что ни есть противоречивою — от неопределенного желания обнять — крепко, по-свойски; до позорного — бежать, мобилизовать все доступные-недоступные резервы организма и смыться. Подлинное, истинное, форменное, первородное блядство. Курва мать, как говорят в разведке.
«Зато она выжила». Мысль, как ни крути, была приятная, нахмурившись Вацлав молчал.
Воспользовавшись удобным случаем, рыжеволосая аквилейская медичка решительно и настойчиво воплотила в жизнь запасной план действий Вацлава номер два, и все. Молчание затягивалось.
— Я тут... человека одного ищу. А ты?
Выглядела архотнка не в пример лучше капитана Имперской гвардии, да и болеют архонты редко. Нечего гадать, нет смысла загадывать.
Неисповедимы пути, мать их, et cetera.

Госпиталь

- Я ищу... мф-мф-мф.
Рассказать о выдающихся достоинствах полковника Белки - командира ганзы и просто человека, заслуживающего если не доверия, то, как минимум, пристального внимания компетентных (и не очень) органов, капитан Имперской гвардии не успел. Пожалуй, оказаться с голой задницей во вражьем тылу было бы куда меньшим позором. И куда более приятственной участью. Сопротивляться он не мог. Никак не мог. Архонт. Дьявол задери, сопротивление бесполезно. Эх, Серая.
А с повязкой это она хорошо придумала. Пусть и пахла повязка, как самая распоследняя задница. Впрочем, не людская. Эльфийская. Очередное никому не нужное знание, подкрепленное очередным никому не нужным опытом. Вацлав вздохнул, закашлялся, выдохнул. Редкие мимо проходящие лекари почему-то смотрели не одобрительно. К дьяволу их, к дьяволу.
- Понимаешь, я не могу уйти. Я... это, вербовщиком подрабатываю. Такая у меня нынче с...спецификация. Ответственная миссия. Приказ Императора, - хотел было пожать плечами. Передумал. Дурак дураком, глупее некуда. Это все стыд, мать его за ногу. Не при самых благонадежных расстались они обстоятельствах. - Помощь приму. Я тут впервые. А медички меня чураются - не понимаю, в чем дело. Дуры они.
Для пущего эффекта, для закрепления геройской репутации не хватало только обделаться. Чувствовал себя Вацлав прехеровейше, но в то же время впервые за месяц - радостно.

Госпиталь

Серая вела себя, как говорят в веселых местах, раскованно, демонстрируя полную боевую готовность к оказанию любой, включая посильную, помощи. А Вацлава коробило. Клин выбивают клином. Существует так же метод «от противного» - чтобы рассредоточить внимание на чем-то одном, на другом его концентрируют.
Вацлав пощупал повязку. Осторожно. Двумя пальцами. Пальцы стали мокрыми. Был при капитане Имперской гвардии набор добротных перчаток - кожанных... ну как сказать «набор», - самая обыкновенная пара на самые необыкновенные случаи - ежели придется ковырять дерьмо и ежели вдруг испытаешь настойчивую потребность в сатисфакции. Все-таки есть свои преимущества в бытности однорукого - потеря одной перчатки никак не влияет на профпригодность, включая профпринадлежность, оставшейся. Не жизнь, а сплошной поток безудержного счастья. Будь оно все проклято.
К дьяволу!
- Ищу человека. Называет себя «полковник Белка», зовут Зигфрид фон Эйденбах, командир отряда наемников. В госпиталь должен был поступить утром. Кого я обманываю? - сам для себя неожиданно выпалил капитан Имперской гвардии. - Какого черта ты тут делаешь? Что с тобой? Пошли уже. Куда-нибудь.
Ну вот. Можно выдохнуть. Теперь не кашляя.
- В левое крыло. Так надежнее.

Госпиталь

- Как выглядит? - против желания Вацлав поймал зубами кусок повязки, зажал, пожевал. Поганый вкус. Как у перемороженной свеклы - сладко-кислый до одури. Хрень паршивая. - Выше меня, крепкий, безбородый, одноглазый, сильно матюкается.
Словом, обыкновенный - таких множество. Телега и пригоршня за отдельную плату.
Нет, не так все должно быть. Что происходит - неправильно. Серая увиливала. Вацлав коробился. А разговор требовался. Настоятельный. По всем правилам - разведки и дружбы-товарищества.
Недолго думая, зажал архонткину руку как раз в районе предплечья.
- Нет уж. Сейчас поговорим. Работаешь? На кого? И против кого - раз такая у нас с тобой пошла песенка. За помощь спасибо, но я как был солдатом так и останусь солдатом. Верным родине.
Повязка оставляла открытыми только глаза - широко распахнутые; голубые, а темные.
Вацлав Лец человеком был простым - понятливым, умел прощать все, кроме предательства. В предательство Серой не верилось.
Не верилось в предательство Родины. Но Родина такая - умом не понять, не измерить ни верой, ни помыслом. Ей и предавать можно. Она же родина. У нее свои планы; неисповедимые, непонятные замыслы.
- Только не ври мне. Я почувствую.
Руку отпускать не спешил. Видать, и впрямь соскучился.

Cелесте подошла поближе. Тогда-то и заприметил ее лекарь, распределявший больных.
- Знаю, - коротко кивнула. Как не знать-то? Сколько она уже таких бедолаг перевидала за это время, а сколько у нее на руках умерло? Тяжелым камнем ложилась на сердце каждая не спасенная жизнь. Молча переносила Селесте, помня завет, что, знать, пришел срок, что у природы всегда соблюдается баланс. И все же когда у тебя на руках умирает ребенок, или молодая девушка полная надежд, или  такой жизнерадостный юноша, что шутит до последнего, горько становится. И, кажется, могла бы что-то сделать, да не сумела. Винишь себя. Но горестям предаваться не время. Нужно пытаться, до последнего пытаться. Вот бы уже найти причину этой болезни, ведь не из ниоткуда она взялась.  Взгляд устремился на того, кого ей определили. Высокий, крепкий мужчина, уже в годах лет под пятьдесят, молодцеватый, безбородый, но самое примечательное одноглазый. Видимо глаза правого лишился давненько, не нынче. Подошла, приложила руку ко лбу. Обычный прием. Горит лоб у незнакомца, горит у бедолаги.
- Меня Селесте зовут, можно Сел, - заговорила она заботливо, но без особой жалостливости. Знала, что не любят люди, такие как этот незнакомец, жалость, оскорбляет она их обычно. - А как Вас звать? - Начала она разговор, дав знак носильщикам. Носилки двигались ровно так, чтобы Селесте поспевала идти с ними рядом. 
Мужчина назвался "полковником Белкой". Отчего-то не верилось, что его так родители нарекли, но о нем они  поговорят позже, не на ходу.
Вышли из приемного покоя, и двигались уже в сторону левого крыла по коридору. Мелькали лекари, носильщики, которые несли или больных или уже тех, кто отмучился. На мгновение оторвала взгляд от пациента. А взгляд так сразу и выцепил из привычной суматохи необычную картину. Мужчина прижимал женщину к стене.
- Нашли тоже время, хотя что перед смертью не сделаешь, - буркнул один из носильщиков
- Да не похожи на больных и кто ж разрешил бы им тут разгуливать, - хмыкнул второй.
Селесте вновь перевела взгляд на "полковника Белку". Уставшая, давно нормально не спавшая Селесте не признала капитана, с которым в чудных приключениях побывала, не сразу то память подкинула знакомый образ издалека-то.
- Когда первые симптомы появились, помните? - Вновь взглянула на парочку, когда стали чуть ближе. Взглянула, чтоб убедиться, что не больные тут порядок нарушают. Взглянула, а глаза, что только и виднелись на лице, округлились.
- Вацлав? - Удивленный голос. Нет, это кто ж из них так нагрешил? Селесте, что вечно последнее время во что-то вляпывается, или Вацлав, которого прямо тянет в места, где можно если не жизни, то конечности лишиться али увечье какое получить.

Госпиталь

Верил ли ей Вацлав? Может, и верил – чего не верить-то, по своей воли мало кто сунулся бы в рассадник заразы. Тем более после того, что случилось месяц назад. В Гадаре хоть дождей не было, но от этого сильно менее противно не становилось.
За кого страдала Серая? Ну и за Вацлава в том числе. За себя тоже, может, даже больше. Так что лучше бы ей пожать плечами и отшутиться, а заодно продолжить поиски. Но воистину, жизнь штука непредсказуемая во всех отношениях, и иногда подлянки со стороны Судьбы сменяются подарками, правда не ядовитые ли они – еще вопрос.
- Успехи плохо, - честно призналась архонт. Ну а чего юлить-то? Дилеры из нелегальных временно стали легальными, лекарство толкали отдельно от «пламени», а где берут молчали. Врачи – что арии, что обычные лекари формулу воссоздать не могли, хотя и пытались. По всему выходило, что производителей в Гадаре нет, а те, кто с ними связан, не слишком себя афишируют. То есть вроде бы все все знают, но толку от этого никакого. Надо было копать дальше, но в каком самом направлении простирается это «дальше» и насколько оно будет глубоко, Серая не знала. А вариант с «меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае не работал.

Можно было бы, пожалуй, и дальше болтать, тем более, что такое положение в пространстве даже способствовало развитию откровенности, но… но у Вацлава оказалось слишком много знакомых.
«Ну отлично просто. Тайная служба, мать ее!» Архонт оказалась не только в обществе имперского капитана, этот капитан знал какую-то из местных целительниц (вопрос откуда был открытым), но и того самого полковника, который и не полковник вовсе. Будь Кейлин благородным кавалером, сейчас было самое время откланяться и удалиться, но Серая не была ни благородной, ни кавалером, стало быть, драму можно было досмотреть до конца.
Полковник оказался в сознании, медичка оказалась симпатичной – прямо хоть сейчас сочиняй слезливую книжицу.
- Капитан? Ты тут что забыл? – отозвался с носилок Белка. Лихорадка усиливалась, но пока капитан наемников был вполне себе в сознании. Надолго ли? Услышав вопрос Леца, «полковник» уставился на Селесте. От ее ответа зависело сейчас, пожалуй, слишком многое.