Улицы Гадары ==> Таверна «Сухопутная крыса»

     На неожиданное и объёмное поучение Эбельт отозвался звуком, напоминающим глубокомысленное «Угу», каким реагируют, когда ничерта на самом деле не понимают. Нет, объяснял про говно и прочие радости своей жизни и профессии Рейнеке доходчиво. Не до конца понятным было, почему он вообще это всё рассказывает. Не то потому, что и непутёвого сломанного агента относит к этим «ему подобным», не то потому, что пьяный, не то из-за какого-то «не просто так», соображениям Эбельта недоступного.
     Шёл Рейнеке и правда кривовато, да и выглядел действительно хреново. Рёбра возмущались дополнительному весу, а может, вообще тому, что он смеет шевелиться и дышать – дело привычное. Столичные гости, спасители Гадары: пьяный и сломанный.
     - А что, Империя обанкротилась?- уточнил Эбельт. Равнодушие не было деланным: разницы между «сейчас» и, например, «несколько лет назад», он особой не видел, значит, и потом вряд ли что-то заметит. Должно быть, на шелка всё потратили. Это он говорить вслух не стал. Снова вспоминать о рыжих сёстрах не хотелось.
     Насчёт того, когда нацеплять тряпки и нацеплять ли вообще, ему и в самом деле было безразлично, главное, что «больная шея» не получила развития в разговоре, так что в ответ он только растерянно повёл плечом, почти не слушая. Жаль, что для освобождения от «ошейника» требовались обе руки, иначе он избавился бы от него прямо сейчас, дурные оруженосцы, небось, и не такие места чешут и ковыряют, когда волокут господ по улице до ближайшей жральни.
     Слабые и хорошо одетые. Раньше Эбельт мог бы сказать, что пусть попробуют, но не сейчас: теперь он считал себя ненамного опаснее большой деревянной куклы. Ещё раньше, возможно, рассказал бы про одного торговца, который продавал одежду и прочее, что подлежало сожжению: то, что крал из домов умерших от оспы и другой гадости, а погоду для распродавания выбирал такую, чтобы никого не удивляло то, что он в перчатках и замотан до глаз. Закончил этот придурок наверняка плохо, зато жил весело и ограбить их не побрезговал бы.
     - Выглядишь ты как пьяный. И пахнешь тоже, кстати,- это Эбельт сказал как бы между прочим, без упрёка. Да и с чего бы ему в чём-то обвинять Рейнеке? Как хочет, так и пахнет.- Это вроде не тиверское?- ответ, впрочем, совсем не был жизненно важным.

«Сухопутная крыса»

— Обанкротилась? Нет, пока не обанкротилась, - доверительно сообщил Рейнеке, отдирая от подкладки камзола широкий и длинный лоскут. - Однако, как гласит народная мудрость: от тюрьмы, от сумы и долговой ямы не зарекайся. Война - это тощая кобыла, в которую любой корм, кхм, не корм. Жрать-то она горазд, а вот гадит исключительно трупами. Ну-с, на сегодня с моралью покончено. Откровенно говоря, я действительно хочу жрать. И ты прав: я пьян. И пьян я беспробудно. Причем вторую неделю. Беспробудно пьян, зол и непредсказуем в реакциях. И я знаю, о чем ты думаешь. Немощный господин конечно немощен, но немощному господину очень бы не хотелось сжигать всякого, кто дерзнет убедиться в его, господина, немощности. А еще я верю в людей: верю, выбирая между немощным господином без кошелька и немощным господином с кошельком, всякий сильный выберет второго - того, который с кошельком. Да и сапоги мои, сынок, стоят не так уж дорого.
Это аквилейское. Красное. Сладкое и деручее, как дьявол в меду.
Обмотав нижнюю половину лица повязкой, Рейнеке пнул дверь. Незапертую. Коридор оказался пуст. Крысы - и те попрятались.
— К тому же я здесь инкогнито. Немощному господину, запекающему до хрустящей корочки пусть трижды маргинальные элементы общества, крайне нелегко сохранить инкогнито. Лицо и положение в обществе. Вертикальное в моем случае.
Говорил Рейнеке полушепотом.
— А ведь славное было местечко: радушное, многолюдное, - сокрушенно покачал головой Лис Императора, проходя в главный зал - пахло здесь на удивление антипитательно - капустой. Тушеной и квашенной. - Все течет, все меняется. Когда нажрусь, когда приму положенную мне дозу тиверского, свяжусь с моими людьми. Они-то, бедные, исстрадались все, в закоулках поместья ее Светлости. Нехорошо так поступать с друзьями, чертовски безответственно...

Госпиталь Гадары

Зеленоглазая была решительна…или просто не умела сидеть сложа руки. Люди действия не любят чувствовать себя беспомощными Ричард знал это на примере своего отца. Только эта девушка боролась за чужие жизни, а не губила их.
Стоило поблагодарить повязку за то, что она скрывает горькую усмешку.
- Как только ты сделаешь хоть один надрез, зараза попадет в кровь напрямую. Та, что крутится сейчас в воздухе, та, что повсюду. Ричард все продумал. По крайней мере ему казалось так раньше, но сейчас, оказавшись в госпитале, он понимал, что подготовился недостаточно хорошо, не подумал о  многом. Впрочем, в том, что он говорил сейчас, он был уверен.
- Меня зовут Рикардо, я врач виконта Ротгера. Он прислал меня на помощь. Мы пробовали то, что ты хочешь сделать. Во всех случаях больные умерли куда быстрее, чем до операции.
Объяснять девушке то, что он уже как-то привык считать прописными истинами, Остин не хотел – на это не было времени. Счет шел на часы. Скоро его хватятся, а потом будут искать и наверняка попытаются достать хоть из-под земли. Вряд ли они пойдут сюда, по крайней мере не сразу. Ни одному преступнику не придет в голову, что кто-то решил поступить альтруистично. Но в любом случае то, что он принес, должно попасть в правильные руки как можно скорее. Зеленоглазая могла помочь.
- Я эксперт в приготовлении лекарств и мне кажется, что у меня есть хорошая идея. Мне необходимо поговорить с мэтром Франциском, ты не знаешь, где я могу его найти? – говорить правду, тем более молоденькой медичке, Ричард не собирался.
- Оставь его, - кивнул он на пациента зеленоглазой, - Тут ты ничем не поможешь. Ему санитарка нужна и Синее Пламя…или лекарство, которое пока не разработали, - мужчина пожал плечами. Альтруизм альтруизмом, но он знал кому помочь можно, а кому нет. И каким именно образом.

Окрестности Гадары.

Арии-пограничники упорствовали. Это было в определенной степени неожиданным для Джамаля. Всем известно, что границы Ревалона охранялись с большой лояльностью, и звонкая монета,  как правило, обеспечивала беспрепятственный отток ненужного социального балласта – рабов. А в том, что они были ненужными для своей страны, можно было не сомневаться, зная, в каких количествах переправлялись они морем в соседнюю империю. Тем не менее, границы охранялись и ревалонцы пресекали проникновение в страну всевозможных захватчиков. Но теперь, со всей очевидностью, пограничники вынуждены были пересмотреть свои привычки. То ли жалование им подняли, то ли слухи поползли о том, что мор злонамеренно был создан и занесен харматанскими шпионами.
Джамаль решил не упорствовать в своих уговорах, опасаясь вызвать еще больше подозрений. Улыбка на его лице погасла, уступив место очень искреннему выражению смущения и разочарования.
- Хорошо, хорошо. Только ради Создателя не направляйте вести моему наставнику: он отослал меня в Итиль, а я сюда явился. Меня же за ослушание старшего лекаря от работы отлучат…
Арий замялся, пряча свое лекарское имущество назад в мешок.
В конце концов, не так уж все плохо. Он может выиграть время и бежать позже, когда представится более удачный случай. А пока… Пока ему есть о чем побеседовать с мэтром Франциском. Беду, обрушившуюся на Аквилею Джамаль не принимал близко к сердцу. В свете последних событий его жизни, эпидемия в соседней Империи казалась досадным недоразумением, причины и пути решения которого были от него далеки. И Джамаль старался держаться от них еще дальше: кто знает, действительно ли арии не были подвержены этой заразе? Слухам он верил мало, гораздо больше доверял своим опасениям. Но, будучи лекарем, Джамаль не мог не отметить некоторые особенности этой болезни. Эти мысли он и собирался изложить гадарскому лекарю, показав их результатом своих «исследований».

Мастерский пост

Окрестности Гадары – Центральный Гадарский госпиталь.

У огненного мага было свое мнение о том, что нужно сделать с арием, так возжелавшим наживы, но он смолчал. Ответил воздушник, видимо, решивший, что раз ему не удается разбогатеть за счет «коллеги», то можно хотя бы поболтать.
- Не отлучат, не бойся. Тут каждая пара рук на счету, тем более когда речь идет об ариях. Если уж даже деревенских знахарок в больницу притащили… Толку от них, правда, никакого, скажу я тебе, а медички остались почти все сплошь страшные.
Арий разочарованно покачал головой.
- Достанем тебе коня у ближайшей заставы, а то пешком тащиться не охота. Проводим до мэтра Франциска и назад. Паршивая зараза, - маг сплюнул в дорожную пыль. – Ты на мэтра Мариуса не обижайся, он у нас главный и самый ответственный, - подмигнул воздушник Зегеру.
Упомянутый Мариус цыкнул на коллегу, и дальше пошли молча. Лошадь и правда раздобыли быстро, а дорога до госпиталя шла широкая и пустая. С Зегера не спускали глаз, но он вроде бы и правда смирился с тем, что работать сейчас надо на благо всеобщее, а не собственного кошелька. В двери госпиталя вошли втроем  - говорливого воздушника оставили с лошадьми. Мариус хотел поскорее сдать нарушителя на руки лекарям, так что в кабинет главного лекаря отправились незамедлительно.

«Сухопутная крыса»

Серая покачала головой. Ожидать не ожидала. Есть архонты, которые многое бы отдали за то, чтобы вот так вот встретиться с Асвальдом Рейнеке – практически без охраны в глухой таверне. Список врагов у Лиса был более чем внушительный. Врагов не только идеологических, врагов личных. Кейлин многих знала, но ненависть их разделять не спешила. Почему? Потому что жизнь, может,  паршивая штука, да только смерть явно хуже. До двухсот с хреном лет доживают только если систематично отправляют своих врагов на встречу с Всеединым. И какого бы высокого мнения о себе не была архонт, она не думала, что она лучше всех. Да и мир чем дальше, тем сильнее из черно-белого становился грязно-коричневым. Цвета дерьма, стало быть, или грязи, если очень повезет. Только когда все по уши в дерьме как-то неловко упоминать о том, что кто-то носил белое.
- Знакомы? – негромко спросила девушка у Вацлава. Капитан не последний человек в армии, мог и с Рейнеке быть знакомым легко. Она же была, и даже все еще сидела с солдатом рядом, а не валялась на кладбище. Воистину пути…некоторых неисповедимы. – Это к тому, что ты спрашивал о работе. Вот, собственно, мой «наниматель».
Слышать Серую мог только Лец. Остальным было ни к чему. Тему развивать не слишком хотелось, рассказывать о той встрече тоже. Хотелось есть, желательно что-то поприличнее, чем капуста, даже если это будет недешево. Деньги у Кейлин на удивление водились почти всегда. Еще сильнее хотелось напиться и проснуться не одной. К пункту с алкоголем архонт перешла до того, как взыграл здравый смысл, снова разливая вино по бокалам. Руки дрожали лишь слегка – не так просто себя контролировать, когда ощущаешь как чужая сила плещется так близко…

Аквилея. Гадара. Поместье де Авели. Гостевая зала.

Надо было во что бы то ни стало взять себя в руки. Мысленно Аурелия пыталась заставить себя собраться, воспрянуть и начать что-то делать, как к тому и призывала ее Летиция. Она должна была, она и сама это знала и понимала - не могла позволить себе княгиня Аквилеи,носящая фамилию де Авели, предаваться унынию и отчаянию, когда родная страна находилась на грани пропасти и падения туда, вниз - но почему-то горячие и страстные речи сестры не находили отклика внутри, где все вдруг опустело, выжженное вспышкой гнева и ярости, как бывало всегда. Прах и пепел на место отгоревших эмоций, и пустота там, где должны кипеть присущие ее роду нешуточные страсти и энергия переливаться через край. Возможно, она просто устала. Аурелия машинально, не задумываясь, гладила по голове Летицию. Блаженная пустота мыслей, она уже и забыла, каково это - вообще ни о чем не думать, просто выпустить из себя все эмоции и все переживания, плыть по течению сухой щепкой, как тог сейчас и требовал от нее - именно, что требовал, служка Империи - Асвальд Рейнеке, Лис Императора, Императора-лжеца, которому она по наивности, непростительно и внезапно проснувшейся наивности доверилась. Вдруг. Внезапно. Расплачивайся теперь за свою оплошность.
- Тебе нельзя переживать и плакать, - наконец, она очнулась от странного забытья, апатии, в которой растворились все отгоревшие теперь эмоции, которые вернутся, обязательно вернутся, как только она отдохнет. Будут мысли и планы и планирование, и действия тоже будут. Но сейчас Аурелии просто не хотелось быть самой собой, хотелось побыть кем-то другим, чтобы не думать о предстоящем: о гибели Аквилеи, о Тиверии, о герцоге де Летте, о будущем, которое ей предназначено и ей же самой избрано. - Я что-нибудь придумаю, я тебе обещаю. У меня много верных людей среди знати, среди торговцев и купцов, что терпят сейчас убытки, какими бы интриганами и жадными до денег воротилами они ни были бы, они... я думаю, что я могу на них опереться. И народ тоже, ты права. А тебе действительно лучше уехать, здесь небезопасно находиться, особенно в твоем положении, дорогая...
Она не договорила - кто-то решился нарушить их уединение, покой, воцарившийся после ухода Рейнеке, и Аурелия настороженно подняла голову на дверь, пытаясь рассмотреть в полумраке того, кто стоял за ней.
- Да? - спросила она, все еще не отпуская от себя Летиции. Кому какое дело до происходящего? Они обе слишком редко позволяли себе слабость, чтобы таиться сейчас, в минуту, когда более всего были друг другу нужны. Тем более, что визитером оказался мэтр Анхель, доверенный и верный мэтр Анхель, от которого Аурелия, кажется, вообще ничего и никогда не могла утаить, да и не хотела - он знал ее с рождения, как и Летицию, с техсамых пор, как сам был всего лишь молодым служкой, бегавшим хвостом за мэтрэссой Амелией. Арий вежливо остановился у дверей, виновато и собранно глядя на них двоих, но Аурелия кивнула ему, взглядом указав на место ближе к себе, посередине комнаты, и он подошел ближе, чуть поклонившись. - да, мэтр Анхель?
- Асвальд Рейнеке и его спутник покинули поместье, Ваше Светлость.
Аурелия коротко пожала плечами. Странно, но было все равно. И было ощущение, что они все равно вернутся.
- Не могу сказать, что огорчена, мэтр. Я не хочу об этом сейчас говорить. У Вас есть для меня какие-то новости?
- Только плохие, Ваша Светлость...в Гадаре пополз слух, что Вы якобы покинули Аквилею, чернь на грани бунта, многие дворяне так же не верят, что Вы тут.
Аурелия сжала губы. Она знала, что она - символ. Символ стабильности и символ жизни, по которому судят о том, жива ли еще страна, по которому народ судит, обращен ли еще к ним лик Всевышнего. И потому так понятно, что теперь, когда кто-то ляпнул в отчаянии за кружкой отравленного эля, что их княгиня трусливо бежит, оставляя дитя умирать, как нерадивая мать, не заслуживающая даже сострадания и жалости за свой страх и свое малодушие, людей, доведенных до отчаяния, охватывает гнев.
- Мне надо вернуться в Гадару и показаться на улицах, - проговорила Аурелия, сжав руку Летиции.

Отредактировано Аурелия де Авели (2013-09-21 03:43:24)

Госпиталь Гадары
Смерть отвратительна. С этим не спорит не кто, но если говорить о рождении, то по факту оно не менее отвратительно. Просто отношение здесь еще играет важную роль. В первом это, конец, итог - окоченевшее тело. Во втором это начало, и еще совершенно беззащитное маленькое существо. Каждый лекарь принимает и понимает, что у всего в этом мире свой жизненный круг, что так устроен мир. И дело лекаря помочь продлить этот круг, отсрочить заупокойное пение и последнее пристанище в виде прямоугольного углубления в земле. Селесте впитала эти простые истины с детства. Она так же знала, что иногда смерть является облегчением, но все же жизнь была для нее превыше всего. Жизнь, но не существование. Пока есть надежда, стоит бороться. С пламенем по ее мнению надежды уже не было, а эти люди уж становились опасными и для окружающих.
- Пьют, колют, нюхают, как не назови вред, - пожала плечами Селесте от усталости уже и заговариваться стала и вместо потребляют, сказала пьют. Она пожала плечами, хотя и несколько вопросительно глянула на своего спутника, который, видимо, не понаслышке был знаком и со второй заразой, охватившей город.
Они дошли до зала с пациентами, которыми овладело синее пламя.  Мэтра не было видно, Селесте поймала одного из дежурных лекарей
- Блейз, не подскажешь, где мэтр Франциск? -  Блейзу было на вид лет тридцать. Худощавый, с залысинами, глазами на выкате, испачканный в крови, он поистине производил не самое приятное впечатление, но внешность бывает обманчива. Оптимист, который не теряет ни чувства юмора, ни веры в такие суровые времена.
- Кажется, он к себе пошел, детка, - да он ко всем молоденьким девушкам обращался "детка", но обращался так, как обратился бы отец.
- Я понимаю, конечно, - она и не рассчитывала, что с ней тут начнут делиться такой важной информацией. Оставалось верить, что информация действительно поможет. Селесте пообещала себе, что в тот день, когда изобретут лекарство и больные начнут выздоравливать, она сделает какой-нибудь не свойственный для нее поступок, чтоб отметить такое событие.
- Но от меня никто и ничего не узнает, обещаю, - улыбнулась. Обещает, конечно, что не станет трезвонить, дескать, пришел молодой мужчина, у которого есть идеи и возможно лекарство будет изобретено. Не скажет, хотя бы потому что боится сглазить.
- А ты давно своим ремеслом занимаешься?
Тем временем они шли по лестнице, что вела на второй этаж туда, где располагался кабинет мэтра Франциска. Вокруг сновали люди, арии. Даже на лестнице. Поднявшись на второй этаж, Селесте подвела Рикардо к дверям. Она постучалась и открыла дверь, скользнув во внутрь, убедившись, что мэтр один и поманила рукой Рикардо.
- Мэтр Франциск, простите, пожалуйста, за вторжение. Но этот человек говорит, что у него есть важная информация, относительно лекарства, - произнесла Селесте и чуть отошла в сторону. Ее дело сделано и скорее сейчас она направится помогать дальше Белке, раз разговор не для ее ушей.

Отредактировано Селесте (2013-09-21 20:17:08)

     Таверна «Сухопутная крыса»

     За время службы Рейнеке Эбельт привык не удивляться не то чтобы ничему, но многому. Идти в таверну через чёрный ход, забиваться там в угол, на первый взгляд с мирной целью пожрать и напиться. С другой стороны, почти все, кто мог помочь в какой-нибудь миссии посложнее, остались в поместье де Авели, хотя вроде и не насовсем. На улице Рейнеке хотел казаться немощным чумным господином, но с таверной, видимо, дело иное. Всё это он подмечал про себя, но воспринимал как должное и вопросов пока не задавал, только молча последовал примеру с повязкой. В том, что отодранная от изнанки куртки тряпка может сгодиться на что-то другое, кроме скрывания половины его физиономии, Эбельт сильно сомневался. Даже если тряпка могла защитить от чумы, это должна была быть не просто тряпка: от встречающихся прохожих в повязках пахло не только прохожими, но и чем-то явно лекарским. На его повязке чувствовался слабый отпечаток запаха бодяг, которые использовал медик, но вряд ли это было то, чем пользовались те прохожие, а если даже то, специально куртку никто бодягами не пропитывал. Так или иначе, в планы Рейнеке его смерть не входила, арий сам это подтвердил, так что на этот счёт Эбельт был спокоен. Но это было единственное, что он знал об этих самых планах.
     А вот капитан, обнаруженный в зале таверны, оказался как раз неожиданностью. Эбельт слышал, что Вацлав со времени того злополучного похода с Императором и «народным ополчением» влип в серьёзные неприятности и вроде бы отправился в Аквилею, но увидеть его здесь и сейчас никак не рассчитывал. Можно ли то же самое сказать о Рейнеке, оставалось непонятно: вроде и не удивился, но, возможно, просто не показал виду, почти ничего по этому поводу не сказал, но на Вацлава посматривал. Или даже не только на Вацлава, но и на молодую женщину рядом с ним: её Эбельт раньше не видел, но к горожанкам-обывательницам точно не отнёс бы, к тому же она сначала будто бы пыталась спрятать лицо – но насчёт этого уверенности не было – а потом тоже посмотрела в сторону главы разведки, о чём-то переговариваясь с капитаном.
     - Не понимаю,- признал Эбельт, тихо, под стать собеседнику. Это относилось и к «разумным мерам», о которых говорил Рейнеке, и к присутствию здесь старого знакомого, о котором он молчал. Насчёт кровных связей было понятно более-менее, но всё ещё не до конца. То ли княгиня Аурелия с фон Эрендом-отцом хотят угробить своего будущего племянника, то ли вскоре должны захотеть, а Рейнеке собирается как-то использовать это на благо Империи и для того, чтобы показать Императрице, что она насчёт него неправа. Сомнений из этого всего не вызывало только благо Империи.- Совсем ничего,- Эбельт покосился на руку ария, которой тот зачем-то стирал жир со стола, а после оглядел зал в поисках разносчицы, решив, что сидеть и пялиться на капитана и его спутницу не за чем, несмотря на всё недоумение от ситуации.

Мастерский пост
Госпиталь Гадары.

Девушке хотелось верить, как и многим в его жизни. Хотелось, но не очень верилось. Он тоже не должен был ничего говорить о Синем пламени, но сказал, более того, выкрал разработку отца и принес в госпиталь. Все мы иногда делаем то, что не должны или что обещали не делать.
- А ты давно своим ремеслом занимаешься? – Естественно, ей было любопытно, с начала эпидемии все лекари, которые могли быть свободны, уже были в Гадаре, и каждый новый вызывал удивление или как минимум интерес. Тем более если приходит с идеей о лекарстве и не является арием.
- Давно... Это что-то вроде нашего семейного дела. Отец тоже прекрасно разбирается в медицине. А ты? Ты слишком молода для того, чтобы быть лекарем…и слишком красива, - добавил мужчина, улыбнувшись.
А еще эта девочка была сильной, если день за днем терпела смерть и боль вокруг себя, и старалась оставаться заботливой и улыбчивой. Ради таких, как она, лекарство и должно быть изобретено. До того, как Селесте, или подобные ей заразятся, потому что ни повязки, ни что-то еще не спасает от болезни. Ничего, кроме силы ариев, архонтов…и содержимого его сумки.
Вот наконец и заветный кабинет, мэтр Франциск кажется усталым, сидя за своим столом, но все равно подается вперед, услышав про лекарство. Цепкий взгляд лекаря скользит по лицу Ричарда, уже избавившегося от повязки, когда распахивается дверь, и в кабинет входят трое мужчин.
- Мэтр, мы тут на границе выловили. Говорит, что занимался исследованиями болезни. Решили, что к вам.
Арий кивнул, выпрямляясь и одновременно указывая пришедшим на стулья. Всем троим. Девочку он видел в госпитале раньше, но решил уточнить что она забыла в компании чужака.
- Спасибо, мэтры, не смею больше отрывать вас от охраны наших границ, - кивнул Франциск, отпуская ариев.
- А теперь разберемся по порядку. Сначала вы, молодой человек. Я вас не знаю, а ваше рвение, несомненно заслуживает внимания, - это к арию. Возможное «лекарство» может подождать, потому что на деле часто оказывается не более чем попыткой молодого медика продвинуть иде в обход своего ментора. Бесполезной попыткой.