Имперский тракт

Вацлав зевнул. Зевнул и тотчас пожалел о содеянном: вода хлынула в горло, свежей ледяной колкостью обожгла рот. Левая рука запуталась в водорослях, культя правой судорожно забилась о поверхность реки. Паника резанула - по глазам, по ушам, по сознанию, по разуму. Полоснула ножом - под веками вспыхнуло. Вскрикнул бы, да мель здесь. Река километра три отсюда по течению не глубокая. Сплюнул, выругался, опомнился.
— Фух, бля, - мотнул головой Лец, капитан Имперской гвардии, отходя на десяток шагов назад и устраиваясь на прибрежном донышке. Вода едва-едва доходила до середины груди. Солнце пекло. Горячее, живое, яркое.
И водица холодная. Хороша жизнь, красивая. Детство вспомнилось. Напрасно. Потому что самый черед вспоминать настоящее.

— Невероятно, - в исконной, приснопамятно сухой, как жареный карасий хвост, манере говорил Рейнеке.
Та встреча с Лисом Императора, вспоминал Вацлав, имела место быть месяц назад, в тогдашней его, Лиса, резиденции - дешевом портовом трактире Гадары, где ядреный рыбный смрад источало совершенно все - от досок пола до передников разносчиц - все, акромя самой рыбы. Рыба отчего-то воняла горохом. И совсем чуть-чуть - сырыми свиными шкурами.
— У вас заложник? Невероятно, господа, за пределом возможностей! - вскидывал руки Асвальд Рейнеке, одетый в странную комбинацию дорогого бархатного камзола и дешевых холстяных, по колено длиной подштанников. Босой. — Нет, в тебе, Цлав, я никогда не сомневался. Порадовала госпожа Эртон. Не то чтобы я не верил в ее компетентность, но, прямо сказать и прошу простить, на спешность в выполнении порученного рассчитывать не мог и не надеялся. Удивили, милейшая. Восторг, моя девочка, безграничный восторг. Спуститесь вниз, мои люди отсчитают вам жалование. Не беспокойтесь. Звонкое. Серебром. Мог бы золотом, да не резон нам с вами возбуждать стороннее любопытствее. Эльфа оставите здесь. Справлюсь собственными силами. Будьте покойны, держите связь, - обгорелая рука Рейнеке дружественно вцепилась в плечо Вацлава. Холодные зеленые глаза скользнули по лицу Кейлин. - Хорошо, что мы встретились, - резюмировал Рейнеке.
На этом аудиенция окончилась.
Вацлав слышал, будто по заведенной Лисом традиции эльфа-предателя перед казней заставили сожрать собственные отрубленные пальцы. Была у Рейнеке такая манера, что-то вроде узнаваемого почерка, - бесчеловечно пытать. И виноватого, и трижды покаявшегося.

Вода щекотала ребра. От холода кожа покрылась мурашками.
Солнцу Вацлав щурился. Глаза казались прозрачными.
Четыре дня назад Рейнеке о них вспомнил. Сорвала с места родина.

— Есть дело, - на сей раз встретились не в борделе. Встретились в гадарском штабе разведки Ревалонской Империи.
— Слышали о Святой магии? - спрашивал Рейнеке. При параде, а лицо бледное.
Вацлав не слышал. Кейлин - если и слышала - вида не подала. Она умная. Не в пример умнее Вацлава.
— Само собой нет. Не удивлен. Вашим ответом, - лицо Рейнеке треснуло - улыбался он так, будто не имел ничего общего с собственной кожей, собственными костями и жилами. - Удивлен ее наличием. Право слово, ерундистика, слову не верю, но верит Церковь. В прошлом месяце служители Господа нашего отправились в экспедицию...
Говорил Рейнеке витиевато, не все доходило до разума Вацлава.
— ... а потом Карийский возьми и возобладай силой. Интересно, верно?
— Точно.
— Врешь, Вацлав.
— Вру.
— Пойдете к ним. Дам карту, отряд, будет снабжение. Орденцев оберегать, остерегать, начинаниям не препятствовать, покуда те не вступают в конфликт...
— Понял.
—... с интересами Империи.
— И не начнут перечить воле Его Императорского Величества.
— Молодец, капитан, - улыбнулся Рейнеке. Обгорелая ладонь вновь опустилась на плечо Вацлава. - Бенедикт Карийский нам не враг. Он - друг. И мы обязаны доставить его в целости и сохранности на родину. Одно помни, Цлав, когда магия дарит многое, незаметно она отнимает последнее.
— Не понял, - мотнул головой капитан гвардии.
— И не надо. Ты не поймешь. А, может, поймешь. Со временем. Вас отправлю порталом.
Кейлин происходящее по всей стати не нравилось.

Вацлав щурился. Отряд занимался приготовлением лагеря. Солнце пекло. До встречи с орденцами время было.
А делать нечего.
До святых людей еще дойти надо бы. Рано пока думать о святости.
— Кейлин! - позвал Лец.
Продуктивный у них дуэт, полагала Империя. Вацлав соглашался. Возражать не хотелось. Незачем.

Лес у Имперского тракта

Ларгре долго сидел без дела и, заодно, на мели. Одно выходило из другого и существовать без него не могло. Так недолго и спиться... Но тратить деньги хотя бы на самую паршивую выпивку - расточительство. Азартным игроком он не является, что, наверно, его и спасает. Проиграл бы все остатки, вооружение, коня и сидел бы голышом, милостыню просил. А так, то протянул до выгодного дела. Которое, всё же, как ему кажется, было не очень простым. Уж слишком мягко стелят, а как спать будет ещё предстоит выяснить. Что же касается компании... То она была паршивой. Взять хотя бы Рыбу. Здоровый человек кашлять так много не будет, не хватало от него ещё какую заразу подхватить. Да и по виду он - вылитый головорез, который ради денег глотку любому перережет. Повезёт, если они добычу возьмут и разойдутся мирно. Другое дело, что могут потом начать друг с другом цапаться, потому что жадность. Даже у Шанаро была мысль каким-нибудь образом подставить отряд, в случае вооружённого сопротивления, чтобы их осталось поменьше. По возможности устранить оставшихся, но можно этого и не делать, если доля получится большая. Если же вооружённого сопротивления не будет, монахи всё же, то придётся довольствоваться той долей, которая уговорена.
Что же касается конкретно двух его, так сказать, напарников, то ни Сыч, ни Рыба не вызывали у него симпатии. Рыба раздражал кашлем, а Сыч  болтовнёй. Не любил Шанаро разговоры разговаривать, предпочитая ограничиваться несколькими словами. Если много болтать - то можно найти неприятностей больше, чем сможешь осилить. И в данном случае Сыч опять повторил гениальный план, вот только зачем, если группы нет? Интересно, а если бы остался Рыба, то Сыч бы ему на уши жужжал? Тот немой, знай себе, кивай да кашляй, а Сыч выговорится. Так нет, приспичило ему, Ларгре, отдохнуть и посидеть в лагере... Теперь и ему уши прожужжат все. После плана командир, будем его ещё и так называть, начал сетовать на трудную жизнь и монахов, которые спят и видят, как бы обобрать честной народ. Шанаро было всё равно, что он там думает про монахов, ему просто срочно нужны были деньги! Плевать, убивать он монахов будет, оббирать, добровольно они всё отдадут или ещё что, но ему нужны были деньги, потому что они, как ни странно, кончались и не появлялись магическим образом из ниоткуда. А предложение Сыча было единственным, если не считать честную, грязную, трудную, нудную и малооплачиваемую работу.
- Смотря какая доля, - неопределённо ответил Ларгре, пожав плечами, - Коли много - куплю дом. Коли не очень - вооружусь поприличнее. А ты чего хочешь?
Наёмник действительно второй приоритетной целью ставил купить себе коня, копьё, заменить щит и, по возможности, меч. Но пока не складывалось, так как хорошее вооружение стоит дорого и тогда не хватает на такие просыте радости как: поесть, выпить, прогуляться в бордель. Хотя, в борделе-то тоже особо не прогуляешься. Работал за гроши. Но и работа была простая и, к сожалению, скучная. То есть, никакого кровопролития. Он надеялся, что хотя бы здесь можно будет пустить меч в ход.

Пещеры на окраине Готы

С тех пор как похоронили погибшего, ничего особенного не случалось в пути до самого заветного места прибытия. Кроме жары, иссушающей всё. Тяжелой, непереносимой жары, с которой Симон с таким трудом справлялся. За время путешествия на каждой стоянке он принимался возносить молитву Всеединому, с одной лишь просьбой - дать ему сил и возможности дойти до цели. До цели, которая казалась ему сейчас главной целью его жизни. Всеединый не отвечал, но раз за разом открывалось то второе,  то третье дыхание, и путь временами казался не таким уж и трудным, именно потому что впереди маячила желанная цель. Глядя ночью на звезды, послушник временами раздумывал о том, как бы было хорошо, если удастся поговорить со Всеединым об устройстве мира, созданного им. Вот уж кто точно знал все, и мог бы ответить на любые вопросы. Но звезды мерцали, а бог молчал. И Симону казалось, что он еще не достоин такой чести. Такой чести гораздо более был достоин его учитель, но Симон не спрашивал, удавалось ли ему говорить со Всеединым. Наверное спросит когда нибудь потом.
Как и обещал, епископ рассказал ему основные принципы секретного шифра, коим пользовались адепты Ордена в далекие времена, однако не полностью, некоторые частности ему еще предстояло узнать.

И вот они добрались до пещеры, пещеры, которая должна была хранить в себе знания древних. Симон забыл о жаре, о рюкзаке, о лошади, выпрыгнул из седла и отправился вприпрыжку к скале. Вход оказалось найти не просто.
Войдя внутрь, Симон прямиком направился к деревянным полкам, на которых располагались книги, свитки и артефакты. Сердце отчаянно билось от волнения, он бережно взял книгу, сдул с нее пыль и открыл, перелистывая почти неповрежденные временем страницы, жадно впиваясь глазами в текст. И вдруг все залило белым светом. Симон не понял почему. Это было так неожиданно, и тут он услышал знакомый голос учителя о том, что необходимо творить добро, поступать справедливо, о благодати и вере. Тепло и успокоение захлестнуло тело послушника, руки засветились ярким белым светом. Так, пораженный до глубины души, Симон вместе с книгой опустился на колени на пол. Положил ее, и стал смотреть на свои руки. В один момент он понял что это и есть ответ Всеединого. Это и есть способ его общения с детьми его. С теми, кто не зная усталости стремится к познанию мира, созданного им. С теми, кто готов нести свет знания остальным. Когда же свечение угасло, Симон поднял голову и посмотрел на своды пещеры. Он благодарил Его за подаренную возможность, за всю свою жизнь , и такой удачный путь, позволивший ему познать, познать то, что он знает теперь и узнать в будущем еще гораздо больше. За возможность поделиться своим знанием со всем остальным миром, за обретение цели и благодати. За способность творить добро и поступать справедливо.
Когда же молитва была закончена, молодой Данбар еще раз завороженно посмотрел на свои руки, только что светившиеся, опустил голову и снова принялся читать книгу.
Одно он точно знал теперь - сегодня он попросит учителя признать его  адептом Ордена Искателей Чистого Знания. Сомнений более не было, теперь он ясно видел свой путь.

Отредактировано Симон Данбар (2014-01-10 23:07:54)

Пещеры на окраине Готы

Епископ Бенедикт Карийский всегда думал, что не нуждается в доказательствах существования Всеединого. Его вера была искренней, он никогда не сомневался…почти никогда. И все-таки он не представлял, насколько сильно вера отличается от знания. Не того даже знания, которое можно почерпнуть из книг, а того самого Чистого Знания, к которому стремились подлинные адепты Ордена и которое, кажется, уже не чаяли найти…
Знание было прекрасно. Знание дарило утешение и знание могло подарить…исцеление. Древние слова казались не новыми, а лишь основательно подзабытыми, но теперь все встало на свои места. Окончательно встало на свои места. Бенедикт смотрел на людей, которые пришли сюда вместе с ним, и читал в их глазах одно и то же – понимание, счастье и благодать. В глубине души он понимал, что Орден Искателей теперь можно переименовывать в Хранителей Чистого Знания… но настоящий поиск никогда не заканчивается – иначе зачем Господь даровал ему знание об… Источнике? Неужели еще одна легенда может стать реальностью? Неужели существует то самое место, о котором даже в древних хрониках старались не упоминать? Еще одна ожившая легенда могла принести в мир столько изменений… Оставалось только найти ее. А пока нужно было разобраться с теми богатствами, которые попали в их руки.

Несколько минут прошло, прежде чем все могли собраться с мыслями, но нужно было двигаться дальше.
- Друзья мои, нам дарован величайший дар, вернее величайшие дары, ибо Всеединый щедр к детям своим и бесконечно милостив. Наш долг доставить свитки и книги в сохранности в обитель Ордена. Мы можем приступать к погрузке…
Несколько телег и новых лошадей они купили в Готе в надежде на то, что им повезет, но епископ даже не предполагал, что ему придется думать о том, хватит ли их на то, чтобы вместить все полученное богатство. Адепты Ордена постепенно начали переносить книги, а настоятель подошел к Рихарду.
- Друг мой, я должен просить тебя еще об одном, - негромко сказал епископ, - Необходимо сообщить о произошедшем.
Они были не обязаны это делать… по крайней мере теоретически, но Церковь поддерживала Императора, а допустить чтобы факт обретения древнего знания неправильно оценили было нельзя. Рихард был лично знаком с Лисом, более того, он знал, как с ним связаться, а в преданности ария Империи не приходилось сомневаться. И все же делиться тайной не хотелось… Адепты Ордена прежде всего слуги Всеединого, по крайней мере именно так считал настоятель… Но он должен был защитить своих людей, тем более, что на каком-то этапе им придется разделиться. К Источнику отправятся явно не все, свитки и книги не могли ждать – чем быстрее они окажутся в обители, тем будет лучше.

Погрузка шла успешно, люди были воодушевлены, хотя некоторые, кажется, и пребывали в своих мыслях. Бенедикт с удовольствием отметил, что книги и свитки интересуют орденцев куда больше, чем золото и побрякушки, хотя некоторые из них вполне могли оказаться артефактами и требовали более пристального изучения.
- Симон, мальчик мой, ты в порядке? – спросил своего ученика настоятель, поймав его у одной из телег после того, как послушник осторожно уложил туда еще несколько свитков. К Источнику отправятся не все, но молодого Данбара Бенедикт хотел бы взять с собой… Если тот, конечно, захочет…

Пещеры на окраине Готы
Симон складывал свитки и книги в повозку. Осмотрев пару иных предметов, он не нашел в них сложных устройств, которые должны были быть удостоены немедленного внимания до прочтения свитков и книг и потому прекратил осмотр предметов, занявшись чтением того, что успевал прочитать. Он читал свитки по пути из пещеры к лошадям и телегам, успевал ухватывать хотя бы по паре строк. Он был бы не прочь остаться тут и прочитать все, но также и понимал, что изучением всех материалов нужно заниматься дома.., то есть в обители Ордена.
Мысли скакали лихорадочно, разум старался уцепиться за всю информацию целиком, и одновременно был ошарашен произошедшим. Послушник не мог забыть свечение рук (да разве такое забудешь хоть когда нибудь), и сопутствующее накатившее ощущение благодати, и, казалось, полного понимания. На мгновение Симон ощутил понимание мироздания, но лишь на мгновение. Он обязательно достигнет этого понимания вновь, упорным трудом и настоящей верой. Верой.. вот что было началом, вот что было причиной, вот что было катализатором произошедших событий. Сила веры его учителя - Бенедикта и его друга - Рихарда - сильна, как ни у кого. Мысленно Симон стал прикидывать формулу зависимости разных событий от силы веры. И какова природа веры,  что происходит с человеком, какие процессы в мозгу и организме, в то время как он преисполнен веры, и какова градация уровня веры. Это было размышление не на одни сутки, а пока что надо было грузить свитки и книги, хрупкие и очень важные.

Голос учителя оторвал его от размышлений. Учитель был занят, и до того со своими порывами Симон не стал подходить к нему, хотя по началу и казалось что он должен сказать все прямо сейчас и немедленно Его преосвяществу.
- Да, Учитель, - послушник использовал именно это обращение, потому что оно максимально соответствовало в настоящий момент его пониманию происходящего и всему случившемуся. Формальности сейчас не нужны. - Я в порядке,  воодушевлен, пожалуй, так, как никогда не был. Теперь я прошу принять меня адептом Ордена. Я хочу посвятить свою жизнь служению Знанию, чистому и незамутненному, а также приносящему пользу людям. И, конечно, Всеединому. - Симон склонил голову, затем снова посмотрел на епископа: - И еще я испытываю нетерпение начать уже изучать найденное.
Начать подробно читать найденное - вот что  было очень важно. Судя по тому, что он уже успел увидеть - открытия там должны были быть потрясающими.

Имперский тракт

Иногда, чтобы не чувствовать себя выброшенным, приходится мириться с тем, что тебя используют. Этот урок Вацлав усвоил на «ура» и почти свыкся с ролью пятого копьеносца в сорок четвертом ряду. Всегда может быть хуже. В конце-концов его не заставляли заниматься чисткой конюшен, что само по себе радовало. Иных поводов для радости, как ни старался, капитан Имперской гвардии отыскать не мог.
— Я не собираюсь топиться в луже, - совершенно искренне возмутился Лец. Возмутился потому, что прецеденты были и потому, что всегда есть куда стремиться. Не зарезался - так утопится. Все ж прогрессия, непередаваемой пользы новый жизненный эксперимент. - С чего ты взяла, будто я не люблю церковников?
По правде сказать, Вацлав и сам не знал, любит он церковников или не очень. Вот пиво любил, любил брагу, любил непередаваемую легкость бытия, каковая всеобязательно накатывала после пары минут барахтанья в так несправедливо окрещенной Кейлин грязной лужей прохладной речушке, а церковники... церковники, они как булыжники под ногами, они, как грыжа, - они есть и если не зацикливаться, не окружать избыточным вниманием хорошо кушать и крепко спать в принципе не мешают.
С чем именно ему предстоит столкнуться в ходе нынешней миссии, капитан понимал не совсем, впрочем, по давно заведенной традиции лишними вопросами не задавался и лишних вопросов не задавал.
Выбравшись на берег, долго изучал гальку - серую, колкую. От перемены мест, от резкой перемены климата волосы на затылке дружными рядами вытянулись по стойке «смирно». Стало холодно, хотя погода как раз стояла жаркая. Самая из всех возможных - летняя.
— Бросить все и уйти? - наконец заговорил Вацлав, поглядывая, как вода пенится вокруг ног Кейлин. - Знаешь, я так не могу. Не умею. А что до магии, для меня она вся одинаковая - такая, которую я постичь не смогу. Никогда не смогу, Кейлин, так что мне без разницы, кому служить. Куда прикажут - туда и иду. Это ты и без меня знаешь, - сощурился на солнце капитан Имперской гвардии.
— Война, Кейлин, - помедлив добавил он. - На войне сгодится любое оружие. Магия - это оружие. Люди - это оружие. Стало быть, и мы с тобой тоже.
Ладно, хрен с ним. Что там с едой? Жрать хочу.
«Солдат жрет, война ждет», - единственная мысль, которой сейчас действительно стоило озаботиться Вацлаву.