Рейнеке смотрел на вазу. Ваза смотрела на Рейнеке. Искусной работы фигурный нефритовый сосуд для масла — бесспорно творение рук харматанского ювелирных дел мастера — вполне натуралистично воспроизводил облик кошки, напряженной в той изящно замысловатой позе, которая с равным успехом призывала как к соитию, так и к свободному полету посредством интимного контакта нефритового зада с тяжелым сапогом. Рейнеке смотрел. Глаза у кошки были изумрудными — маленькие, переливчатые, очень блестящие. Блестела при свете свечей грациозно изогнутая желто-зеленая нефритовая спинка. Нефрит - мономинеральный агрегат из спутанно-волокнистых амфиболов тремолит-актинолитового ряда с характерной структурой; божественный камень, камень Земли и Неба, Мудрости, Вечности, спокойствия, целомудрия и совершенства, то есть по всем признакам выходило — импотенции. О своеобразном чувстве юмора здешней владелицы, воскрешал в памяти события почти двадцатилетней давности мэтр Рейнеке, могли ходить легенды, однако не ходили. Своеобразным чувством юмора здешней владелицы, своеобразием и многообразием талантов, формой губ и ушей, гладкостью кожи, запахом волос, а также непревзойденным талантом фантастически метко удовлетворять самые фантастические потребности, здешние завсегдатаи — люди в массе своей обеспеченные: банкиры, ростовщики, политики — говорили тихо, хрипловатым шепотом, наедине с бутылкой, зарубив на носу глубоко философскую максиму — губит политиков, губит ростовщиков с банкирами не водка, не пиво, не народные революции и даже не сифилис, губит почтенную публику сладострастие, избыток и назойливость чувств. И нефритовые кошечки — символ импотенции, Земли, Мудрости, узнаваемо фаллический мономинеральный агрегат. Услугами здешней владелицы, продолжал воскрешать в памяти события почти двадцатилетней давности мэтр Рейнеке, взвешивая на ладони желто-зеленое творение харматанского ювелирных дел мастера, глава разведки, Лис Императора, сколько знал ее в нынешнем своем статусе не брезговал никогда. Не брезговал систематически на протяжении года, чем воскрешал в памяти уже коллег-ариев некогда обиходный то ли слух, а то ли констатацию - «в боевом перечне мэтра Асвальда Рейнеке, - гласил то ли слух, а то ли констатация, - количество убитых монстров готово соперничать разве что с количеством монстров оттраханных». И это была правда — слабость к представительницам оригинальных народностей Рейнеке действительно испытывал. Необъяснимый лирический порыв.
Время шло. Знакомые эманации в воздухе уловил затылком ровно за минуту до того, как дверь открылась, в лучших поэтических традициях явив здешнюю владелицу «во всем ее великолепии». Великолепие восхищало, Рейнеке осклабился, вернул на стол изящную нефритовую кошечку - на удивление тяжелый актинолит.
— Госпожа Тея, - почтительно склонил голову Лис Императора. - Чрезвычайно рад встрече, польщен и смущен вашим вниманием и должен отметить, госпожа Тея, ваша лучезарная красота с каждым годом все лучезарнее. За сим, выражаю чаяние, с ритуалами покончено. Расшаркиваний с реверансами мне хватает там, - Рейнеке указал на дверь - тоже искусную, тоже изящную. Как все здесь. До последней, курва мать, рюшечки. - В мире, который я хочу забыть. Который я пришел забыть. Сюда. К тебе. Вдобавок отмечу, госпожа Тея, день, когда я потребую вина с фруктами, станет последним днем моей жизни. А вот от браги и козлятины не откажусь.
Не было, воскрешал в памяти события почти двадцатилетней давности мэтр Рейнеке, в прошлые разы никаких нефритовых кошечек. Не было ничего. Ничего, кроме представительницы оригинальной народности, своеобразной многообразными талантами; не было ничего, совершенно ничего — отступал, не выдерживал конкуренции мир. Только по-прежнему, перестал улыбаться мэтр Рейнеке, ярко сиял с потолка, занавесей и полога знаменитый цвет Империи - кроваво-красный рубин. Времена меняются. Сегодня на смену рубинами пришли сапфиры и нефрит.
— У меня мало времени, - тихим, не знакомым, пожалуй, никому в Империи голосом произнес Асвальд Рейнеке. - Расскажи мне без реверансов и расшаркиваний то, о чем я не знаю. Можешь о Рубиновых покоях, я даже настаиваю. И еще: забудем о «мэтре». Сейчас я готов быть кем угодно, лишь бы не им.