Храм.

Храм откликался на молитву, откликался так, как не могут мертвые камни, если в них только не сложена магия – стихийная или Всеединого. Руны сияли, сияли нестерпимо зеленым светом, так же ярко, как когда-то светились руны, выбитые на архонтских клинках. Епископ не успел развить мысль и продумать сравнение, не успел проанализировать, чувства захватили его, чувства, совсем далекие от праведного смирения и благодати. Внезапно Бенедикт почувствовал себя… абсолютно потерянным. Он ощущал себя песчинкой на мантии Всеединого, маленькой точкой во Вселенной, слабым огонечком в ночи. Глухая тоска и злость захватили его, но настоятель заставил себя обратиться к Богу и зашептал молитву еще более искренне. Он не думал о том, что подобные чувства недостойны священнослужителя, не корил себя за них, только старался отрешиться, отрешиться и погрузиться  в то состояние понимания и любви, которое снизошло на него тогда, в пещерах Готы.
В пещерах нарастал гул, пугающий и низкий, словно им отвечали… только Господь ли или те, кто хотел помешать его служителям достичь сердца храма? Люди вокруг него падали, опускались на колени, затыкали уши, пытаясь перестать слышать пугающий гул… а потом и скрежет, и грохот, когда камни начали срываться с потолка. Маги создали щиты, его собственный ученик бросил свои силы на защиту людей, и святой отец поддержал его. Сейчас важнее всего было сохранить их маленький любопытный отряд, на головы которого обрушивались все новые и новые камни. Люди были растеряны, их захватили злость и страх, но времени на это сейчас не было.
- Вперед! Скорее вперед! В сердце храма! – крикнул Бенедикт, одновременно подталкивая в нужном направлении своего ученика и одного из харматанцев, которому помог подняться на ноги.
Это могло быть самоубийственное решение, но не более самоубийственное, чем стоять здесь или пытаться прорваться назад. Они отошли достаточно далеко, чтобы тоннель успело завалить, а в центре храма может быть больше воздуха и к тому же может отыскаться второй вход или выход, что будет более предпочтительно, хотя разница между этими понятиями сейчас была не так важна. Важно было сохранить жизни людей.
- Вперед и да защитит нас Всеединый! – глава Ордена своим примером показал, что требуется от людей, направил их вперед, повел за собой. Не было смысла оставаться здесь, хотелось верить, что маги это тоже понимают и не станут рисковать попусту. Они с Симоном продолжали удерживать щиты и уповали на мудрость и милосердие Всеединого. Оставалось только верить, что он откликнется на молитвы своих служителей.

Храм
- Да, иди ты! – Айзек оттолкнул священника, помогающего встать на ноги. Что-что, а помощи того, кто завлек их в каменный склеп, он не нуждался. Стены продолжали рушится, засыпая единственный проход и, гул был такой мощи, при нескончаемом грохоте камнепада, что маг был уверен, - штольню завалило полностью, отрезая путь на свободу и проток живительного воздуха.
Скрючившиеся, почти не слушающиеся, пальцы длани, потянулись к поясной сумке, ища нужную скляницу. Маленький глиняный сосуд, плотно запаянный воском, на мгновение замер в кулаке, согреваемый остатками тепла ладони. Медлить было нельзя. Срывая зубами печать, боевой маг огня, сделав глоток, отпил половину, передавая декокт выносливости Рейн. Вонючая бурая жижа творила чудеса и боль в кисти притупилась, ровно настолько, чтобы дать возможность кое-как поддерживать магию.
- Миледи. Берегите силы, - поднимая руки, повторно творя щит, от летящих обломков, Шторм думал о том, что возможно, им с Сольвейг, придется пробиваться назад, прожигая камень лавой. Огонь и воздух отличное сочетание стихий. Практически идеальное. Ветер поддерживает пламя, не давая угаснуть и направляя в нужную сторону. Вот только хватит ли им мощи пробить заслон? А сколько продолжится это землетрясение?
И все же, маги отступали, теснимые натиском магии, рушащим своды. В какой-то момент, новая глыба обрушилась сверху, закрывая тяжелым монолитом мелкую россыпь обломков и поднимая тучу пыли. Щиты слабели и, за спиной, в смеси жуткой какофонии из звуков подающих камней, дребезжащего протяжного гула и людских криков, Айзек чудом услышал голос Эбельта. Удерживая остатки щита, он с трудом обернулся.
«Целы?» - пара кочевников лежали в неестественных позах, а один бедолага корчился у завала. Конечности харматанца сотрясала предсмертная корча, а из раздробленного черепа стекала розовая кашица, вспененная кровью. «Точно не все. И это только начало», - злость на церковников нарастала, захлестывая арканом, как кнут, что держал в руках Аяс. Похоже, кочевник тоже был не в себе. Чем сильнее нарастал гул, тем больше усиливалось желание убить святош, завлекших их в западню молитвами.
От голоса епископа Шторм вздрогнул.
- Вперед?! Безумец! Ты ведешь всех к смерти! Там ловушка! Там…, - перепачканный пылью и копотью, в отражении сияния рун, с ореолом огненного свечения, маг сам был похож на предвестника смерти.
Ответом стала новая трещина, пресекшая свод над головами магов. Глядя, как треща и шипя извилистой змеей расползается  прочный базальт, Айзек, борясь с приступом ненависти, все же понял, что им с Рейн не удержать оползня, да будь они оба магами земли.
Спасения позади не было. Единственным шансом стала треклятая сердцевина, идти в которую не хотелось.
Скрепя зубами, Шторм сбросил щит и, подхватив за пояс Сольвейг устремился вглубь, по наклонной штольне, вслед за священниками и кочевниками, с мыслью, как выпадет удобный момент, прикончить церковников.

[AVA]http://f6.s.qip.ru/zMiDJHFD.png[/AVA]

Отредактировано Айзек Шторм (2014-12-29 21:04:46)

Эймар

Надёжно утвердившись на своей позиции, Хаэль сверху вниз смотрел на столпившихся внизу вояк.
В сторону кустов, где остался Асвальд, старался даже взгляда не кидать. Арии-архонты - плевать на них, но и у простых людей есть банальная интуиция.  Инкубов нельзя назвать сторонниками каких-то отвлекающих манёвров, но, с другой, стороны, и не в их правилах открыто нападать на вооружённых людей. Не за чем им это - трупы не едят, мародёрством не занимаются. Если до этого додумается хоть кто-то...
А значит, нельзя давать им времени думать.
Посреди всеобщего ропота приглушённых голосов и звуков натягивающихся тетив раздался командный окрик
- Придержите огонь!
Женщина. Солдаты, однако, слушаются, дырявить не спешат.
Перестав угрожающе шипеть и топорщить крылья, Хаэль наклонил голову набок в знак того, что как бы слушает.
- Давай поговорим. Сдавайся, и тебя не тронут.
Инкуб улыбнулся. Улыбка получилась не так, чтобы очень уж красивой, но всё же..
Говорить ему не хотелось. Гораздо проще, когда тебя считают просто дурной на голову тварью, неведомо зачем залетевшей на чужую территорию. А то как только начнёшь говорить, посыпятся вопросы. Хаэль не любил вопросы - на них обычно нужно было отвечать.
Приняв более спокойную позу, инкуб нарочито медленным движением вытянул вперёд лапу с зажатой в ней варёной морковиной и разжал пальцы.
Овощ с занятным чавкающим звуком упал на землю к ногам ближнего из солдат, немного расплющившись.
Что называется -  понимайте, как хотите. То ли как подарок в знак миролюбия, то ли намёк на ваше будущее состояние, если нападёте на меня.
Увидев, что некоторые солдаты, устав держать луки в натяжении, опускают стрелы, снова шикнул на них, заставив опять прицелиться.
Нефиг отвлекаться. Любуйтесь.
Переведя взгляд на командовавшую женщину, Хаэль посмотрел ей прямо в глаза, перевёл взгляд на морковку. Потом снова посморел в глаза и обернул хвост вокруг лап.

Мастерский

Харматан

Похоже, на простых смертных храмовная магия действовала в разы сильнее, чем на магов святых или не святых. Люди корчились, падали на колени, молились. В жутких пароксизмах сотрясались стены и пол. Кто-то к нему обращался. Кто именно, Аяс не сообразил. Но кивнул. Рефлекторно. Похоже, начинались галлюцинации - он видел лица, подмечал образы, в сплошную какофонию сливались голоса - раздражающий, неумолкный хор. Камни падали. Много камней. Костяшки побледнели, рукоять кнута до боли врезалась в ладонь.
Руны сияли. Против воли Аяс подметил закономерность: чем сильнее опалесцируют писания, тем труднее, невыносимее дышится, тем сильнее ярость и тяжелее башка. Задержал дыхание на случай, если причиной морока отнюдь не магия, а какой-нибудь ядовитый токсин, природный или неприродный газ. По первости не помогло. Потом отпала нужда проверять. Наиглавнейший святой отец отдал приказ двигаться вглубь храма, причин для возражения Аяс не нашел. И сам для себя неожиданно возглавил поход. Сдается, он бежал. Причем бежал быстро, резво работая локтями. Как будто что-то гнало вперед. Рукоять кнута, казалось, вросла в ладонь.
Ход шел под уклоном, с каждым шагом сгущалась тьма. На своих Аяс не оглядывался, что-то с прежним неистовством гнало вперед. На лбу выступила испарина. Аяс перевел дыхание, сделал шаг и... угодил в пустоту. Самую натуральную пустоту, тьму первозданную, из которой, поговаривают, милениумы назад зародилось все сущее - каждая песчинка и каждый ишак.
Свободное падение длилось недолго. Пустота оказалась метров семи в высоту.
Шурф! Воздух из легких вышибло, вода хлынула в нос и в рот. Вода, которой быть здесь не могло никак, как не могло быть никакого подземного озера, одно однако нашлось. С шумом отплевываясь, Аяс вынырнул. Широко загребая, огляделся вокруг. Вода сияла. Сияла тем таинственным зелено-голубоватым светом, какой наполняли руны, то ли украшавшие, то ли охранявшие храм. Озерцо, небольшое, но наверняка глубокое, идеально круглой формы, оно почти нахлестывалось на стены пещеры. Пещеры, безусловно, рукотворной, равно как само озеро, и в точности такой же круглой. Потолка Аяс не видел - уж больно тот был далеко. Впрочем, кромку бережка - узкую, вдвоем, взявшись за руки, не пройдешь, - он заметил. И заметил нечто на противоположном берегу. Нечто более всего походило либо на гладко отполированный золотой диск, либо на густой-прегустой огненный магический шар. Приглядеться не успел - стены пришли в движение.
Аяс выругался. Громко. Даже очень. И крикнул:
— Сюда!
От стен отделялись фигуры. Много фигур. Пожалуй, гораздо больше полсотни. Темные, плотные, какие-то чересчур гладкие. Люди-тени, ни дать, ни взять. Человекоподобные фигуры и вместе с тем абсолютно нечеловеческие. На них не было лица. И одежды на них тоже не было. Это были статуи. Самые натуральные наиживейшие големы, вероятность сотворения коих наука и магия отрицали в унисон. Совершенно напрасно отрицали, понимал теперь Аяс. В руках каждого сверкал клинок - золотисто-красный, будто бы раскаленный. На руке каждого был щит - серебряный. И големы двигались. Прямиком к нему. Еще чуть-чуть - и ступят в воду. Тихие, молчаливые и очень пугающие.
Ярость прошла, боль в голове утихла. Легче не стало, потому что нагрянул страх.
[AVA]http://f6.s.qip.ru/zMiDJHFF.jpg[/AVA][NIC]Аяс[/NIC][STA]Надсмотрщик[/STA][SGN]Ветер перемен редко бывает попутным.[/SGN]

     Харматан, храм

     От мысли насчёт таскания каменных глыб Эбельт быстро отказался. Здесь каждый по-своему сходил с ума, и он не был исключением, поскольку не был церковником - именно от них, единственных сохраняющих разум, поступил призыв двигаться вперёд, не пытаясь вернуться. Похоже, выбора не было – нужно бежать вглубь каменной кишки, чтобы не оказаться замурованными с обеих сторон в лучшем случае, хотя неизвестно, не лучше ли было бы быстро сдохнуть здесь, не дойдя до того, чтобы жрать друг друга. И Эбельт побежал, держась рядом с Сольвейг и Айзеком. Наклонный пол штольни только добавлял скорости. Несмотря на темноту, это действительно казалось возможным спасением. До тех пор, как ход не оборвался прямо под ногами. Сначала в пустоте исчез Аяс, Эбельт полетел следом, едва успев понять, что впереди что-то неладное. Пустота закончилась водой.
     Вынырнули они посреди знакомого режущего глаза света – светилась вода, так же, как раньше непонятные руны. Щурясь и отплёвываясь, Эбельт огляделся – ещё одна пещера, круглая, почти полностью занятая не то водой, не то непонятной зелено-голубоватой жидкостью, смягчившей падение. Зато в башке прояснилось. Рядом вынырнула Сольвейг. Убедиться, что она в порядке, он не успел, повернувшись к Аясу настолько быстро, насколько позволяла вода. Кочевник привлекал внимание спутников к новой угрозе.
     Статуи. Живые. Но статуи. Вооружённые и живые статуи. Если раньше ему было не по себе, то теперь стало попросту хреново. Эбельт резко ощутил нехватку лопаты, хотя она и была совсем не оружием против каменной армии. Она потерялась не то в полёте, не то когда он плюхнулся в воду. Да и драться на плаву он не умел. Возможно, могла что-то сделать Сольвейг, но нужно выбраться на твёрдую землю, подальше от статуй. По правде говоря, выскочить из светящейся жижи было первым порывом после падения в неё.
     - К берегу!

Харматан. Храм.

Чем дальше они бежали, тем явственней Сольвейг ощущала нарастающий страх. Внезапно земля ушла из под ног. Рефлекторно пытаясь смягчить падение Сольвейг, призвала воздушную стихию и  плавно опустилась… в воду. Недоуменно оглядываясь, арийка увидела, что находится в неком гроте. Практически сразу ее внимание привлек огонек, мерцавший где-то впереди. Стены дрогнули и статуи, подпиравшие их, сдвинулись со своих мест, направившись к тем, кто свалился в воду. Явление само по себе ужасное, не говоря о том, что невероятно редкое. Практически мифическое. И такое реальное сейчас, когда все, что их окружало, было против них.
У людей не было выбора, было нужно миновать великанов. Но нужно было и действовать, чтобы остановить големов, явно желавших уничтожить незваных гостей. Сольвейг знала, что шансов на спасение у них нет. Священники вряд ли смогут остановить истуканов, звериный облик Эбельта так же не составит для них угрозы. Даже магическая сила ариев тут не поможет. Шутка ли? Арии огня и воздуха находились под землей, в замкнутом пространстве, а врагами были те, кто подчинялся земной стихии. То, что мерцало вдалеке, было  то ли фаерболом, то ли неведомым свечением, могло скрывать в себе или гибель, или спасение. Это мог быть и маг, который управлял каменными великанами.  Как бы то ни было, Сольвейг чувствовала, что должна бежать – как можно быстрее. Она перехватила взгляд одного из монахов и он ей не понравился. Во взгляде читался не ужас, но благоговение перед таинственным огнем. Священники знали, что это.
Сольвейг не стала тратить сил на призывы двигаться за собой. Она не знала, что ждет ее впереди, а смерть настигла бы остальных вне зависимости от того, подвергли бы они себя риску встретиться с источником фаербола или остались бы дожидаться големов на берегу. Не чуя под собой ног, Сольвейг побежала к пламени. Она не создавала в своих ладонях зачатки вихрей, но держала перед собой щит, аккумулируя в себе силу стихии для единственной и, возможно, последней атаки. Воздух вокруг нее дрожал, свет преломлялся в его уплотняющихся слоях. От напряжения арийку потряхивало.
« Здесь ли ты нашел свой конец Асвальд? Неужели? Ты же непобедим »

Эймар. Лорейн.
Лорейн усмехнулась. Инкуб явно понимал ее, понимал, но предпочитал делать вид, что тупой, как пробка, не контролирующий себя и… и можно было продолжать, только совершенно очевидно незачем. Инкубы не были тупыми, инкубы не нападали на войска и не любили шляться по лесам. Лучше всего они чувствовали себя в борделях, где могли удовлетворять одновременной свой голод, фантазии людей и собственную жажду наживы, которая, как известно, свойственна всем разумным существам, будь они людьми или нет.
- Брать живым! – скомандовала генерал, не желая терять времени, - По возможности, - добавила она, не желая давать дополнительное преимущество нечисти. Происходило что-то из ряда вон выходящее. Что-то, что разбивало даже привычную колею войны. Разведки, стычки, позиционная борьба, вылазки партизан из леса – все это было привычным, все это не вызывало удивления или непонимания… сегодняшняя же ситуация казалась откровенно странной, а значит,  в ней стоило как можно скорее разобраться.
Лучники продолжали держать нечисть на прицеле, а пешие воины начали смыкать вокруг инкуба кольцо. У одного из них в руках появилась сетка, другие ощетинились мечами. Инкуб был один и явно находился в проигрышной ситуации. Глаза архонта сияли зеленым огнем, воины генерала не испытывали страха. Они верили, что смогут победить. Инкуб – не такая страшная тварь, как какой-нибудь дракон. Инкубы даже куда слабее ариев, с которыми Эймар сражался последнюю, без малого, сотню лет. Никто не сомневался в успехе, а лучники, казалось, только ждали удобного момента для выстрела, если существо попытается взлететь.

Эймар. Витарр
Где-то хрустнула ветка, быть может, какой-то неосторожный зверек подошел к дороге в поисках пищи или из любопытства, а возможно Витарру показалось… Впрочем, когда два раза кажется, надо не отмахиваться от этого, а браться за меч – это воин успел усвоить за долгие годы службы. Но вот взяться за этот самый меч – не успел, потому что всегда смирная лошадь под ним повела себя весьма и весьма странно. Это уже никак не могло быть совпадением.
- Держи коня! – прикрикнул мужчина на своего спутника как раз вовремя, чтобы тот успел дернуть уздечку и не позволить жеребцу укусить его четвероногую товарку.
«Пленник!» – буквально заорал внутренний голос солдата. Буквально на несколько секунд тот умудрился выпасть из поля зрения, и теперь Витарр окончательно убедился, что это неслучайно. Пахнуло грозой, а это, как водится, к появлению портала – реальный это был запах или нет воин никогда не спрашивал, но за двадцать с лишним лет сражений научился безошибочно определять места появления проклятых ариев. Интуиция не подвела – их пленника пытались увести у них прямо из-под носа.
- Стоять! – рявкнул Витарр, направляя лошадь наперерез (теперь сомнений быть не могло) магу, пытавшемуся нагло стащить порученного заботам солдата пленника. Отрезать от портала, заставив его захлопнуться, а дальше можно попытаться сделать хоть что-то, пока его напарник предупредит Лорейн. Проклятые ревалонцы снова в их землях, и просто так уйти им Витарр не позволит!

Харматан. Храм
Одежда, промокшая целиком, теперь обрела больший вес. Вынырнув снова у берега, адепт оглянулся. Паника и боль, владевшая людьми наверху прошла. Они начинали организовываться и помогать друг другу, никто не тонул, не барахтался, лишь громко ругаясь, что было понятно. Потихоньку группа продвигалась к берегу, с которого наступала угроза. Нападать первыми, как предполагал учитель, они действительно скорее всего не будут, если ничего не делать. Но если все ринутся к огненному шару - пограничники этого места всех погубят. Это было как день для Симона, несмотря на окружающий полумрак.Симон выжидал, наблюдая за действиями каменных созданий, раздумывая как бы обойти их.

В этот момент женщина из ревалонцев привлекла его внимание. Она быстро бежала прямо на них, прямо к огненному шару, не взирая на опасность, на последствия, на раскаленные мечи и серебряные щиты. И что важнее всего - она имела все шансы достичь главного артефакта этого места первой. Последствия этого могли быть как началом всеобщей гибели экспедиции, так и передачей информации и знаний в не те руки. Совершенно не в те, которые нужно. Она бежала слишком быстро, чего делать было нельзя, здесь нужно было все делать медленно, спокойно, с уважением и благоговением.  Адепт Ордена не мог допустить этого, того что может случиться, если она достигнет шара первой. Первыми и с большой осторожностью должны были прикоснуться к этому те, что предназначение искать, хранить и приумножать знания, не допуская использования их во зло. Не допустив также гибели группы, что пришла сюда, сопровождая орденцев. Острое чувство ускользающего чего-то очень важного и предчувствие скорой беды остро кольнуло Симона, он поднялся с четверенек, на которых стоял в воде, на долю секунды закрыл глаза, обращаясь к Всеединому и бросился вслед за женщиной, забыв о големах. Догоняя, крикнул:
- Стойте, постойте. Ради всего святого. Не так быстро, - почти умолял.

Эймар

Конечно, было наивно рассчитывать на то, что архонты настолько слепы и беспечны, что ничего не заметят и дадут пленнику так легко уйти, и, как бы хорошо ни отвлекало их странное существо на ветке и как бы ни пытались Октавий и Рейнеке остаться незамеченными, судьба явно вошла во вкус игры. Это была изощренная игра, в которой ему суждено играть роль постоянно жертвы на волосок от смерти, и этой жертве то и дело подкидывают издевательские шансы на чудесное спасение, дарят надежду - а потом снова отбирают. Когда один из всадников бросился им наперерез, Октавий не придумал ничего умнее, как попробовать оттолкнуться от земли ногами и спиной затолкнуть Рейнеке и себя в портал, который он чувствовал затылком, обостренными от опасности чувствами - не успел. Октавий оглянулся растерянно, успев ухватить в сумраке гаснущий край портала, который через мгновение исчез, а потом на них налетел яростный и резкий порыв неведомого ветра, сбивая с ног. Октавий уже и не думал сопротивляться ни ветру, ни свободному падению собственного тела на землю, ни архонтам, которые снова обступили со всех сторон - бесполезно. Сегодня любые действия бесполезны, они разбиваются о невидимую стену, которая прочнее стен их архонского мрамора, и он скорее разобьет лоб, если будет и дальше пытаться проломиться сквозь них на пути к свободе.
Он успел подняться с ног прежде, чем всадники, появившиеся из портала, подъехали ближе. Рейнеке остался лежать на земле, и Октавий было дернулся к нему, но твердая рука все того же Витарра ухватила за воротник плаща сзади, крепко, не вырвешься. Архонт прорычал что-то ему на ухо, но он не расслышал - все внимание было приковано к мужчине с короткой рыжей бородой, который уже обратил к нему узкое угловатое лицо. Совсем не воин, но от одного взгляда Октавию почему-то стало не по себе. Где-то внутри шевельнулось что-то старое, давно забытое, что-то из уроков или рассказов мэтра, бесчисленных настолько, что в них путались имена и фамилии, места и даты, но чувство сопричастности и узнавания не отпускало его, как не отпускало и лицо мужчины, оторваться от которого было трудно. Когда он заговорил, обращаясь к нему, показалось, что в желудок ему упал тяжеленный камень, пригвоздивший к земле, и Витарр мог смело отпустить его. Все равно Октавий не смог бы никуда убежать, и не потому, что вокруг было слишком много вооруженных архонтов, и не потому, что ему было страшно - страха не было, не было испуга или тревоги, а то, что было вместо этого, Октавий с трудом мог объяснить прямо сейчас.  Он хотел ответить, но вовремя опустил взгляд на Рейнеке и передумал, предпочел держать язык за зубами - на Лисе не было лица. Вот это было по-настоящему пугающе.