Аверна, городской рынок

Яркое солнце пронизывало морозный декабрьский воздух, переливаясь слепящими искрами на поверхности рыхлого сырого снега. Слова торговцев и покупателей сливались в разноголосый шум, яркий и пестрый. Шум этот свидетельствовал о том, что торговля шла достаточно хорошо и что война, вторгнувшаяся в границы страны, еще не заставила замереть жизнь в столице.
Сольвейг шла по рыночной площади, одетая в серое платье из добротного шерстяного сукна и серый же плащ с капюшоном, подбитый мехом. Шла она неторопливо, наблюдая за людьми и все глубже погружаясь в свои мысли.
По распоряжению Рейнеке, Сольвейг оставалась в Аверне, в ее новом доме, полностью огражденная от тягот и опасностей войны. Оставаться безучастной к происходящему она, тем не менее, не могла. Сольвейг активно интересовалась последними новостями с фронта, по крупицам собирала информацию из многочисленных сплетен, распространяемых взбудораженным народом.  Заметив резко увеличившееся число беспризорных детей на улицах, она стала интересоваться и их судьбой, удовлетворенно отметив про себя энергичную деятельность духовенства по передаче детей в приюты. Каждое воскресенье арийка прогуливалась по городскому рынку, раздавая милостыню уличным сиротам, некоторых уже знала по именам. Многих ей удалось убедить довериться монахам и отправиться с ними в приют. Остальные дети были слишком дикими, утратившими веру в людей. Они продолжали скитаться по улицам, останавливаясь лишь на несколько часов в ночлежке. С некоторых пор, Сольвейг стала замечать, что беспризорники начали пропадать. Некоторые из них уже знали ее и каждое воскресенье выстраивались в очередь за подаянием. Очередь эта с каждым воскресеньем редела. Арийке удалось узнать, что последний раз пропавших  детей видели в ночлежке, открытой одним из городских меценатов, чрезвычайно верующим господином Хагаром Отисом. Сольвейг показалось интересным, что меценатством господин Отис занялся, как только грянула война, до этого же  был известен как торговец заморскими тканями, имевший переменный успех в делах. Горячо верующим он стал примерно в то же самое время. Правда сам Отис часто любил упоминать в разговоре, как его впечатлило живое чудо, случившееся с Бенедиктом Карийским. Именно оно заставило его уверовать в то, что Создатель следит за людьми постоянно и неизменно, а значит, пора, пока не поздно, раскаяться в грехах земных и посвятить себя богоугодной жизни. Вот и открыл он ночлежку, где каждому страждущему обеспечена была постель из соломы и теплый очаг.
От раздумий Сольвейг отвлек хохотавший рядом горшечник. Он смотрел туда, где толпа начала смыкаться кольцом. Проследовав к источнику общественного задора, арийка увидела маленькую девочку, пытавшуюся поймать кролика. Очаровательный ребенок бегал за кроликом и смотрел на него таким серьезным взглядом, будто укорял неразумное животное в тяготах своей жизни. Кролик был белым с черными пятнами. Точно таким же, как тот, которого ловила Сольвейг, когда была ребенком. Только вокруг было поле, рядом был брат. А в земле лежали скованые магической силой айзюны. Только об этом она еще не знала. Эти воспоминания очень некстати вырвались наружу, ведь к ним почти сразу же примешалось осознание того, что перед ней – нечисть. Улыбка умиления на лице Сольвейг быстро погасла, сменившись настороженностью. Хрупкое дитя с глубокими и умными серыми глазами обладало четкой аурой нечисти, вот только вид ее Сольвейг сразу определить не смогла. Ребенок пробежал мимо арийки, таща за собой кролика, и скрылся где-то в переулке. Не минуты не задумываясь, Сольвейг пошла следом за нечистью.
«Аурой похожа на оборотня, но во взгляде есть что-то от вампира…»
Когда из этого переулка появился всадник, арийка остановилась. От человека она почувствовала то же самое веяние нечисти, что от девочки, убежавшей в том направлении минутой ранее. Как будто это был один и тот же субъект. Теряясь в догадках, Сольвейг решила проследовать за странным незнакомцем, внешне походившим на охотника из северных земель, а аурой – на странного нетипичного оборотня.

Аверна, городской рынок. Аверна, городское кладбище.

Следуя за странным оборотнем, Сольвейг не преминула заглянуть в тупик, из которого вышел незнакомец, и куда свернула девочка. Девочки в нем не было. Сольвейг ее не чувствовала поблизости и это было странно. Еще более странным было сходство ауры девочки и мужчины. Арийке еще никогда не доводилось видеть семейства оборотней, но эти двое были настолько похожи, что казались отцом и дочерью. И все же, помимо таинственного исчезновения ребенка, было слишком много неопределенного в самом существе этих двоих. Какая-то нестабильность…
Сольвейг решила отталкиваться в своем предположении от гипотезы о том, что это был оборотень. Их сильные стороны она знала, а потому позаботилась о том, чтобы ее присутствие неподалеку вызывало как можно меньше внимания. Она время от времени меняла походку, идя то быстро, то медленно; то ступала тяжело, всей ногой, то шла на цыпочках, а то и вовсе подражала эльфийскому шагу. Знала, что тонкий слух оборотня может выявить постоянный ритм шагов преследователя в случайной толпе. Даже если оборотень  погружен в беседы с собственной лошадью или обдумывание своих дел.
Улицы становились все менее людными. Сольвейг заметила, что «северянин» сворачивает в сторону кладбища. Звериное чутье оборотня теперь без труда выявило бы и ее шаги, и запах. Заботясь о конспирации, арийка создала воздушный кокон вокруг себя, делая себя невидимой для чуткого носа оборотня и приглушая шаги. Подходя к кладбищу, Сольвейг увеличила расстояние до нечисти и, дождавшись, пока всадник войдет на кладбище и скроется за рядами могильных камней, проследовала в обход. Спрятавшись за камнями памятников, она медленно пробиралась за оборотнем до тех пор, пока тот не остановился. Надежно укрывшись за фамильным склепом какого-то родовитого ревалонца, арийка принялась наблюдать за странным человеком. В сумке незнакомца был тот самый кролик, которого с таким трудом удалось  вернуть в свои руки его «дочери». Все это было крайне странно.

Всадник не спешил продолжать свой путь. Он просто ждал. Кого или что –нужно было выяснить во что бы то ни стало. Время шло медленно, но арийка словно окаменела. Не впервой ей было сидеть в засаде, только вот больше она привыкла к степям и пустыне. Военные операции в составе группы харматанских ариев происходили либо на территории Харматана, либо, если это были нападения на восточного соседа, - на пограничных землях Ревалонского государства, которые не слишком отличались климатом. Сольвейг сидела тихо и бездвижно, закутавшись в свой меховой плащ.  Все же привычка одеваться несколько теплее, чем положено, ее не подводила.
Наконец, всадник спешился, снял с себя шубу и, что-то сказав лошади, направился с мешком вглубь кладбища. Его путь пролегал в пределах обзора Сольвейг, поэтому она менять место своей засады не стала. «Северянин» опустил мешок, а затем…  В другой ситуации арийка не смутилась бы своего изумления и выразила бы его в устной форме, красочно и громко. Но ситуация этому не благоприятствовала. Сольвейг оставалось молча наблюдать за тем, как коренастый «северянин» тает на глазах, превращаясь в тощее существо с серой кожей. Весьма когтистое.
«Доппельгангер!»
Нет, Сольвейг конечно же знала, кто такие доппельгангеры. Однажды, по поручению своего командира, ей довелось отправиться с группой ариев в одну деревню, дабы найти и уничтожить доппельгангера, забредшего из степей и повадившегося воровать скот, прикидываясь личинами пастухов, которых убил. Но тот доппельгангер был дик, он не разговаривал с людьми, только принимал облик хищных животных: пытался запугать. А когда он принял естественный облик – лошадь одного из ариев в ужасе встала на дыбы.
Этот же доппельгангер обладал превосходными социальными навыками. В образе девочки он разговаривал с людьми, в образе «северянина» болтал с лошадью как самый настоящий человек, причем было видно, что делал он это наедине с собой, а не «вписываясь в образ» перед кем-то. Да и лошадь, что любопытно, не испугалась обретения хозяином истинного облика. Значит, он давно и успешно влился в человеческий образ жизни. Но не способности и даже не навыки дрессировки лошади изумили Сольвейг. Доппельгангер вышел в город. И не просто вышел в город, а разъезжал по Аверне, словно какой-то заурядный торговец пушниной из северных земель! Каждому известно, что доппели ненавидят и сторонятся людей, обживая дикие леса, горы, болота и степи – все те места, где человека не бывает.  Этот, видимо, сорвался с родных краев. Но что ему делать в столице? А может, его подослали сюда враги Империи? В конце концов, доппельгангеры непревзойденные мастера маскировки. Кого он должен заменить и чью кровь пролить в эти нелегкие времена?
Нечисть тем временем резанула своими острыми когтями ухо несчастного кролика и швырнуло животное вперед. Сам же доппель стал одним из надгробных камней.
«Неожиданный поворот»,- подумала Сольвейг. «Не иначе, на кого-то охотится». На кого здесь было охотиться? Ни гулей, ни стрегоек с утбурдами. Арии держали городское кладбище в порядке, вычищая нежить тщательно и своевременно. Да и не питаются доппельгангеры нежитью. Тем не менее, все было похоже на охоту. Сольвейг хорошо видела со своего места камень, в который превратился доппельгангер, поэтому спряталась за стену склепа. Кто знает, где у доппеля, превратившегося в надгробие, глаза? Быть может  - по всей каменной поверхности. Арийке же оставалось довериться только своему слуху.

Долго ждать Сольвейг не пришлось. Очень скоро она почувствовала приближение нежити. Это было довольно странно, ведь Авернское кладбище было, пожалуй, самым чистым от нежити кладбищем в стране. Но нет, нежить тут была. Арийка осторожно, пригнувшись к земле, выглянула из своего убежища. Доппельгангера она различить не могла. Он настолько умело менял цвет своего тела, что полностью сливался с могильным камнем и казался его частью. Но доппель увидел нежить, которую заманивал в ловушку и сменил позу, а затем обернулся в ламикрию. Он сделал это вовремя: в следующее мгновение нежить вышла из за могильных камней. Это была ламикрия, настоящая ламикрия. Рагната на этом кладбище не было, значит ламикрия не местная.
Нежить тем временем проявляла интерес к доппелю, обернувшемуся сородичем. Ситуация сама по себе была необычной. То, что предстало глазам арийки, очень походило на… ритуал ухаживания. Сольвейг недоуменно уставилась на открывшуюся ее глазам картину, в один миг осознав всю глупость своего положения. Затаиться среди могил и наблюдать, как доппель, по только ему понятной прихоти обернувшийся ламикрией, крутит хвостом перед ламикрией настоящей, бог весть каким образом попавшей на столичное кладбище. Черт возьми, вот это приключение. Верно говорят, война сводит некоторых людей с ума. Нечистых существ такая участь, видимо, тоже не обходит стороной. Арийка уже было решила выйти из укрытия и уничтожить эту странную пару, как остановилась, услышав хорошо знакомый рык. Из глубины кладбища бежали два дорра. В мгновение ока они напали на ламикрию, разодрав ее почти сразу, а вот с доппелем завязалась ожесточенная схватка.
Арийка вспомнила о новости, которую слышала несколько дней назад. В одной деревне в десятке миль от Аверны было зачищено гнездо дорров. Наверное, не очень тщательно зачищено, поскольку эти две твари наверняка были из выживших членов стаи. Сюда явились в поисках нового обиталища. Сольвейг замешкалась. С одной стороны, она  понимала, что нечисть в любом случае нужно будет убить, а с другой  - не могла оторваться от  зрелища схватки. Доппель был слабее дорра, но его отчаяние было удивительным. Он вгрызался в глотку дорра с таким настойчивым остервенением, что в конце концов одолел хищника. Но вот со вторым бы он не справился.
«Надо уже прекращать это непотребство»
Сольвейг направилась в сторону сражавшихся тварей. Подойдя достаточно близко, она присвистнула, привлекая внимание дорра. Тот, решив, что раненный доппель никуда не убежит, с рыком метнулся на арийку. Мощный поток воздуха подхватил зверя, поднял вверх и  приложил головой о каменную плиту, раскроив тому череп. Дорр затих. Сольвейг стояла не шевелясь еще несколько секунд, прислушивалась к своим ощущениям. Все было спокойно. Дорров больше не было поблизости. Арийка медленно подошла к раненному доппелю. Тот был сильно потрепан и истекал кровью.
- Не думай бежать отсюда, доппельгангер. Обернешься в птицу, я тебя и в небе достану. Задумаешь пустить в ход зубы – пожалеешь.
Обойдя лжеламикрию большим кругом, Сольвейг огляделась. Никого поблизости не было.
-  Я наблюдала за тобой. Признаюсь честно, твое представление меня впечатлило. Да, я об этой ламикрии.
Сольвейг тронула подошвой сапога морду растерзанной ламикрии. Сильная, крепкая тварь. Самец. Девушка перевела взгляд на лежащего перед ней доппеля. Сведя брови, она криво усмехнулась.
- Но ты ведь явился сюда явно не за тем, чтобы расширить свой опыт межвидовых половых связей?
Он не просто так принес сюда кролика - заманивал на живца ламикрию и хотел изловить ее живой. Зачем ему эта тварь? Взгляд Сольвейг стал холодным и цепким.
-  Ты забрел слишком далеко в люди, доппельгангер. Ты пришел в столицу. А у нас идет война. Даже здесь, вдалеке от фронта, нам не приходится быть спокойными. Враги снуют даже тут, у нас под носом. А ты…-  Сольвейг пристально вгляделась в мордочку лжеламикрии, - Ты здесь просто не можешь быть случайно.

Живя в Харматане, Сольвейг довелось повидать немало экзотических тварей. Все они поначалу казались ей невероятными, поскольку были непривычны для тех, кто родился  в иных землях. Слоны виделись ожившими камнями, а их хобот невероятно походил на змею. Рогатые гадюки передвигались по раскаленному песку, будто танцуя, и зарывались в него, как кроты. Тигры очаровывали игрой полос на своей шкуре и страшили своей силой. Но вот обезьяны… Их Сольвейг ненавидела всей душой. Ей всегда казалось, что они созданы не просто так. Обезьяны были посланы в наш мир в назидание людям. Эти твари были слишком похожи на людей и копировали их в своих повадках, заставляя стыдиться такого сходства. Да, они определенно были посланы в назидание, чтобы человек всегда помнил, от кого он так недалеко ушел. И куда может вернуться. Насмешка природы.
Об обезьянах Сольвейг вспомнилось случайно. В тот самый миг, когда доппель обернулся маленькой девочкой, что не так давно гонялась за кроликом по рыночной площади. Вид искалеченного ребенка острым шипом кольнул арийку в сердце. В следующий миг сердце покрылась незримым панцирем изо льда. Неужели доппель так наивен, что думает, будто эта личина заставит ему сострадать? Конечно нет. Это просто отчаянная, почти рефлекторная попытка спастись, без особой надежды на успех.
Доппельгангеры. Их-то зачем сотворил Создатель, если он и впрямь приложил к этому миру руку?
Такие чуждые людям и, порой, так похожие на них.
Она молча слушала укоры нечисти, явно выжитой из привычных мест обитания.
Доппель просил ее. Удивительно, что просил не о себе, а о кролике, про которого арийка успела позабыть. Странный, очень странный доппель. То, что он не  работал шпионом на харматанцев, казалось очевидным. Но он что-то скрывал. Сольвейг должна была узнать все.
Кролик по-видимому достаточно успокоился. Несмотря на порванное ухо, он уже что-то жевал.
Существо рядом с ним дрожало от боли и холода.
Что ж. В любом случае –не убежит.
Сольвейг направилась к лошади доппельгангера, продвигаясь боком и не упуская его из виду. Сняла с седла свернутую в узел шубу. Вернувшись обратно, еще раз посмотрела на девочку. Интересно, кем она была? Другом? Случайной встречной? А может, существо попросту убило ее и, запечатлев в своей памяти ее образ, сожрало? Вряд ли. Но не исключено.
Арийка кинула шубу на доппеля, то ли желая скрыть его наготу, то ли предоставляя возможность укрыться от холода.
- Я не собираюсь убивать тебя. – Наконец произнесла она. - Если только ты не предоставишь мне такого повода.
Доппельгангеры. Возможно, они были созданы также неспроста. Созданы, чтобы быть для людей живым укором и примером того, как можно иначе жить в этом мире. Этот доппель определенно пытался жить по своим правилам и не вписывался ни в рамки типичного представителя людского рода, ни в стереотип классической нечисти.
Активно сопротивляясь иррациональному желанию завернуть ребенка в шубу и унести туда, где отыщется теплая кровать и горячий суп, Сольвейг продолжила.
- Ты должен рассказать мне, кто ты, и что привело тебя в столицу. И про ламикрию тоже.
В некоторой степени, состояние доппельгангера ее беспокоило. Он получил значительные повреждения в схватке. Если доппель не сможет передвигаться самостоятельно, ей придется его усыпить, укутать в шубу и верхом доставить его в темницу разведки. А там уже задавать вопросы, попутно делая все необходимое, чтобы нечисть не испустила дух раньше положенного.

Городское кладбище.
Госпиталь.

Иногда Сольвейг жалела что у нее, в отличие от некоторых старых сильных ариев, не было телепатических способностей. Но не сейчас. Ситуация прояснялась, основные детали, необходимые для того, чтобы сложить образ допплера, складывались друг с другом в мозайку его личности –пеструю, нестабильную, как сама его природа.
Множество раз Сольвейг доводилось убивать нечисть. Она всегда действовала быстро, нанося максимальный урон противнику за минимальное количество атак. Если эти атаки не убивали его сразу, она незамедлительно наносила завершающий удар. Арийка не принадлежала к числу тех, кто упивался своей силой и превращал охоту или задание в собственное развлечение. Но сейчас она не спешила принимать решения. Ее промедление безусловно расценивалось допплером  как издевка, что было вполне понятно. Само это, как и вид допплера в личине страдающего ребенка, действовали на нее угнетающе и заставляли прилагать немалые усилия, чтобы выжидать ровно до тех пор, пока нечисть не раскроет то, что ее сюда привело. Наконец, это произошло.
- Мне не нужна твоя смерть, равно как не нужно удовольствие от издевательств. Я –арий. Мой долг – защищать эту… - Она не могла назвать родиной Ревалон, навсегда позабывший о ней, когда арийку увели в рабство харматанцы,- … Эту страну. Но, в отличие от многих других ариев, у меня свои взгляды на то, как это следует делать.
Подойдя к допплеру, арийка опустилась рядом на колени и тихо продолжила:
- Я отвезу тебя к арийскому лекарю, он поможет. Но, хоть ты и представляешься миролюбивым, я не могу не опасаться того, что по дороге ты не обратишься в какого-нибудь мгляка или сарабанну. И попытаешься напасть на меня. Поэтому прежде я погружу тебя в сон. Только запомни, когда очнешься – даже не думай глупить.
Сольвейг осторожно подняла руку над головой допплера.
- Не бойся.
Вокруг лица нечисти образовалась невидимая маска –область воздуха из которой арийка принялась откачивать кислород. Он утекал плавно, так, что сначала терялась концентрация внимания, потом начинала кружиться голова, а секундой позже объект воздействия уже проваливался в сон. Видя, как нечисть закрыла глаза, Сольвейг убрала руку. Незримая маска осталась на лице, сохраняя в себе столько кислорода, сколько было необходимо для пребывания без сознания, без риска впасть в кому или умереть от удушья. Подождав несколько минут и убедившись, что допплер и правда спит, Сольвейг подвела к нему лошадь. Подняв с земли кролика, она засунула его обратно в мешок, привязанный к седлу, туда же отправила поднятую с земли одежду допплера. Затем закутала тело девочки в шкуры так плотно, как могла, и попыталась поднять его. Не смотря на вид ребенка, допплер по весу соответствовал скорей взрослому низкорослому человеку, поэтому арийке пришлось поднапрячься, помогая себе наспех сотворенной воздушной подушкой. Наконец, ей удалось усадить его в седло, затем она и сама забралась на лошадь. Удерживая впереди себя допплера одной рукой и держа вожжи в другой, она погнала лошадь рысью к ближайшему городскому госпиталю. Тот находился неподалеку от кладбища и северных городских ворот. Персонал этого госпиталя всегда был готов принять раненых и больных путников сразу по их прибытии в город. При госпитале имелся арий, которого она хорошо знала,  Лукаш Керт. Именно на его помощь и надеялась Солвьейг.
- Да, мэтр Керт, я прекрасно знаю, что это нечисть. – Сольвейг терпеливо успокаивала ошарашенного ария, которого спешно позвали оказать помощь «тяжело раненому ребенку».- Нет, мэтр Керт, я привезла его не потому, что ему удалось меня провести своим видом. Я везу его на допрос, до которого он может попросту не дожить с такой кровопотерей. На него напали два  дорра, и где бы вы думали? На городском кладбище! И как это наши арии, зачищавшие недавно одну деревеньку, Серолесье, кажется,  от их стаи, могли допустить, чтобы два хищника добрались до столицы? О, не волнуйтесь, твари уже мертвы. Этого же мне нужно в скором времени видеть на ногах. И можете не беспокоиться за свою безопасность, я буду присутствовать рядом.
Лукаш Керт растеряно кивнул и отправился в лазарет, куда уже унесли покалеченную девочку. Сольвейг поспешила следом. 
Лекарь осмотрел допплера и одобрительно кивнул, когда Сольвейг объяснила ему причину бессознательного состояния нечисти. Руки Керта работали быстро, раны допплера заживляла магия и чудодейственные настои, кости постепенно обретали былую крепость. Прошло около четырех часов, прежде чем арийский лекарь, посчитав работу завершенной, удалился, оставив Сольвейг наедине с девочкой, на щеках которой появился слабый румянец. Кровь и грязь была смыта с ее тела работавшими при госпитале сестрами, сама она лежала в чистой полотняной рубахе под теплым покрывалом. Время близилось к утру. Арийка уже как час сняла с допплера свою воздушную маску и теперь сидела рядом с кроватью, терпеливо дожидаясь, когда тот придет в себя. Кролик также был рядом, в корзине. И тоже мирно спал.

Аверна, госпиталь.

Долгое ожидание в засаде на кладбище, как и долгое сидение на твердой скамье в госпитале, отзывалось нытьем в мышцах. Арийка вытянула вперед ноги и, сцепив руки в замок, потянулась. Ночь уже почти прошла, зимнее небо за окном медленно бледнело. Проведя рукой по лицу и стряхивая с себя сонливость, Сольвейг раздумывала о том, какими будут ее дальнейшие действия относительно нечисти. Допплер был явно настрадавшимся. Это касалось  не только минувшего сражения с дорром, но и, казалось, всей его жизни. Людей он ненавидел, но тесно с ними сотрудничал. Мастерство его перевоплощения и вживания в роль свидетельствовали о значительном опыте жизни в человеческом обществе. Он был достаточно умен, чтобы не вызывая подозрений изучать людей большого города и вовремя уходить от преследования ариев. Мог бы стать вражеским шпионом. Но не стал. И верно, своим путем по жизни идти пытался, даже не смотря на трудности.
Нечисть шевельнулась под одеялом, приходя в себя. Арийка внимательно смотрела, замерев и стараясь ничем не спровоцировать дезориентированного допплера. Сольвейг была готова остановить любую попытку побега или нападения с его стороны.  Тело допплера начало претерпевать метаморфозы, но вскоре вернулось в прежний вид. На арийку смотрело удивленное детское лицо.
Та тоже с мгновение неотрывно глядела в серые глаза допплера, оценивая его эмоциональное состояние. Затем она подняла корзину с кроликом, что стояла за ее спиной на скамье, и молча положила ее на постель рядом с девочкой. Дав ей заглянуть в корзину, арийка заговорила.
- Твой кролик. Отпускать не стала. Домашний, жирный: легко станет добычей бродячих собак. - Переведя взгляд с все еще спящего кролика на допплера, Сольвейг продолжила.- Сам решишь его судьбу.
По лицу Сольвейг проскользнула едва заметная улыбка. Видеть перед собой здорового ребенка было куда приятнее, чем искалеченного. Неоспоримая истина – даже если этим ребенком была нечисть. Лекарь поработал на совесть.
- Ты находишься в одном из госпиталей Аверны. Я доставила тебя сюда с кладбища, арий залечил твои раны. Как себя чувствуешь сейчас?
Арийка не спешила с расспросами и постановкой ультиматумов. Допплер, судя по удивлению на лице, ожидал очнуться по меньшей мере в аду. Пусть придет в себя и успокоится.

Аверна, госпиталь.

Девочка и кролик смотрелись невероятно идиллично. Невероятно, потому как девочка не была девочкой, а кролик  недавно побывал приманкой и едва не стал обедом. Возможно, поэтому идиллия все же была настоящей.
- Давай уж на «ты», насколько помню, на кладбище наше общение начиналось именно с этого.
"Мэтресса" из уст допплера не внушало доверия совершенно, хоть и было призвано к обратному. К тому же Сольвейг не хотелось создавать атмосферу превосходства в общении с существом, для которого свобода была естественным состоянием, как и полет в небе птицей, рысканье в лесах зверем. И в то, что быть сарабанной мерзко Сольвейг верила. И правда, болотные твари были на редкость гадостными и могли в этом конкурировать даже с кладбищенскими обитателями.
- Мне приходится общаться с разными людьми, и с нелюдьми тоже. Поэтому твоя личина меня вполне устраивает. Точно так же устраивало бы и ее отсутствие. Только место тут общественное, и присутствие доппельгангера в родной плоти может послужить причиной паники и соответствующих действий. Поэтому можешь принять привычный для самого себя вид или оставаться в этом. Что до портков, - Сольвейг подняла с пола вещевой мешок и положила рядом с корзиной, - твоя одежда здесь же.
Больничную кровать по периметру окружал полог-занавеска из плотного льна. Ее легко можно было задернуть полностью. Так что, при желании, переодеться допплер имел возможность прямо на месте.
- Меня зовут Сольвейг. И я, как ты уже понял, арий. Чтобы развеять твои сомнения на счет моих намерений поясню сразу. Взамен на жизнь в скитаниях и сомнительные услуги для недостойных представителей людского рода я хочу предложить тебе альтернативу. Постоянную работу с постоянным же содержанием.
В памяти Сольвейг всплыло лицо девочки-допплера, все в крови и грязи.  Допплер пытался есть снег, стараясь заглушить жажду, вызванную обескровливанием. Арийка посмотрела на прикроватный столик. На нем стоял кувшин с водой и глиняная кружка. Очень не вовремя желудок арийки, повинуясь  одному ему понятной логике, уркнул.
-  Этот разговор мы могли бы продолжить в ближайшей таверне за завтраком, - вспомнив, как допплер едва не лишился жизни, работая на заказчика, она поспешила добавить, - за мой счет, конечно.

Улицы, таверна.

Долгая прогулка под рассветным небом зимней Аверны в другой ситуации могла быть довольно приятной сама по себе: снег розовел под первыми лучами солнца, морозный воздух бодрил, легкий ветерок срывал мелкие ажурные снежинки с крыш и, играя ими в воздухе, уносил на заледеневшую за ночь мостовую. Но это утро не располагало Сольвейг к долгим прогулкам, морозный воздух отнюдь не бодрил, а солнце лишь отдавало головной болью. Поэтому таверну она особо не стала выбирать, отдав предпочтение той, что была неподалеку от северных ворот. Довольно большая, с конюшней и постоялым двором, таверна эта рассчитывала на всех тех, кто только прибыл в столицу, надеялся не только на обед, но и на кров да кадку с горячей водой.
Сев за стол, стоявший в дальнем углу у камина, арийка заказала себе завтрак.
- Последний доппельгангер, которого мне довелось видеть, сожрал нескольких пастухов и долго водил за нос их односельчан. Так что ты тоже не особо похож на своих собратьев. Но, возможно, я тебя недостаточно хорошо знаю.
Сольвейг рассматривала допплера в привычной ему личине «охотника-северянина» и размышляла, какой была судьба того, чью внешность взял себе Охрэ.
- Ты прав, лекари у нас сильные. Только нечисть для них нечастый пациент. Арии не лечат нечисть, они ее истребляют. Таковы законы, не мы их создавали, но долг ариев- соблюдать их. – Сольвейг прекрасно понимала негодование допплера относительно людей. - Ты должен отдавать себе отчет в том, что работа, о которой я тебе говорю, – это не деловое предложение. Это выбор между моим долгом, как ария, и тем, во что ты наверняка никогда не верил. Я спасла тебе жизнь, Охрэ потому, что всегда считала: не всех нужно выкашивать под одну гребенку. А ты в какой-то миг заставил меня поверить в то, что допплер передо мной –то самое исключение. Редкое и достойное того, чтобы жить, принося пользу себе и окружающим.
Пухлая кухарка в чистом переднике положила перед арийкой ее еду. Сольвейг помешала ложкой густой наваристый суп, отломила ломоть горячего хлеба и принялась завтракать. Наверняка Охрэ не льстила перспектива быть убитым за отказ в сотрудничестве. Тем не менее, в его благоразумии арийка не сомневалась. В любом случае, убивать бы его она стала только из необходимости. Но вместо этого засадила бы в темные казематы разведки, чтобы узнать имя того, кто заказывает для своих забав таких тварей, как ламикрии. Заодно выпытать имена других клиентов. А после… Впрочем, Сольвейг не любила загадывать.
-  Моя работа – безопасность этих людей. Поверь, в своей повседневной жизни им безразлично, бродят по свету допплеры, драконы и вампиры или нет. Они занимаются своим ремеслом, сеют рожь по весне и заготавливают припасы на зиму, рожают детей и хоронят умерших. Их жизнь  - проста и незамысловата. Ровно до тех пор, пока поблизости не появляется вредоносная тварь, непосредственно угрожающая их жизням. Под словом «тварь» я имею в виду не только нечисть, но и таких же людей. Преступников, работорговцев, содержателей наркопритонов, вражеских шпионов и всех прочих выродков, не уважающих чужого труда и не ценящих чужой жизни. Тех, кто опасней нечисти, ведь нечисть своего брата не губит.
Работать на меня – значит работать со мной. Делать то, что делаю я, когда это потребуется. Например, сейчас я пытаюсь разобраться с исчезновениями беспризорных детей из города. Некто повадился продавать их работорговцам, все это скрывается под ширмой жертвенности и безвозмездной помощи ближнему.
Не будет заинтересованности –не будет доверия. Попытка обмана или побега – и снова она погрузит его в сон или просто оглушит в схватке,  а пробуждение на этот раз произойдет в темнице. Не на такой финал надеялась арийка, разочаровываться в доппельгангере, показавшимся ей перспективным, ей также не хотелось.
- Выбор за тобой, Охрэ.