Гуннар слушал девочку с интересом. Когда та заговорила о войне, он досадливо пнул ножку кровати.
- У всех тут «война»…
Молчаливая девочка плотнее обхватила руками колени и уткнулась в них подбородком. Самая младшая пленница мирно посапывала во сне. Она еще не понимала, что такое война, да и не до войны ей было.
Услышав о побеге  мальчик вскинул голову.
- Пытался! Даже этого дутого господина хотел укусить, когда понял, что в клетку ведет. Не успел укусить, зато оплеуху заработал.- Гуннар фыркнул, увидев, как Маришка взялась руками за решетку.- Ты ее не сломаешь. И через нее не пролезешь. Пробовал: слишком узкая.
Уловив тихий стук, старшая девочка настороженно посмотрела в окно. За ним мелькнула тень, а на оконном стекле, покрытом инеем были какие-то закорючки. Читать молчунья не умела, а  потому просто удивленно смотрела на написанные чьим-то пальцем слова, не понимая их смысла.
Сольвейг, стоявшая за окном, отошла в ночную тьму, продолжая следить за Охрэ. Она подождет еще несколько мгновений, пока тот прочтет ее послание. На замороженном окне она вывела слова:
"За городом."
"Буду."
"Жди."
Гуннар не обратил внимания на звук, продолжая разговаривать с Маришкой.
- Я тут третий день, вместе с Лоттой попался. Сам бы, может, и убежал, а с ней не разбежишься… Мальчишка скривился и почесал пятерней затылок, по-видимому не желая показывать, что беспокоится за малышку. – Подобрал ее на улице, поэтому и пришел сюда. Не на морозе же ей оставаться. Она только свое имя и знала. Выбросили ее, наверное, как кутёнка.
Гуннар запрыгнул обратно на верхнюю кровать и закинул ногу на ногу.
- В монастырь нас сбагрить хотят. Чтобы голову побрили, молились да скамейки стругали - попы потом их продают на рынке. И корзины плетеные продают. По мне так гадость! Я кузнецом хочу быть.
Сольвейг протянула руку к окну, надпись начала медленно бледнеть, а потом исчезла вовсе. Через несколько минут на ее месте был лишь морозный узор густых инеистых веток.
- Колдовство.
Тихо пробормотала доселе молчавшая девочка, пристально смотревшая на окно. Ее лицо было растерянным и бледным. Она плотней укуталась в свое тряпье и, едва заметно раскачиваясь на месте, продолжала смотреть уставшими глазами на оконное стекло.
Шустрый мальчишка, услышав ее, свесил голову с кровати и, заметив, что та вглядывается в окно, тоже внимательно в него уставился. Не увидев ничего, кроме заиндевевшего стекла, он с чувством произнес.
- Нет там ничего, дура.
Вероятно, Гуннар и правда так думал, соотнеся в своей голове ее многочасовое молчание с единственным словом, которое девочка наконец-таки произнесла.

Дом Отиса.

-А куда мы денемся из этой клетки? Спят они, чего им ходить…- Заговорив о сне, Гуннар зевнул, устроился на своей кровати поудобнее, укрывшись овчиной и подложив другую себе под голову.  Вскоре он заснул, крепко, как и маленькая Лотта. Молчаливая девочка еще долго сидела не шевелясь и пристально вглядывалась в темноту за окном, но вскоре и ее веки начали слипаться. Подернув плечами, она все же последовала примеру других детей  и, натянув свое овчинное «одеяло» до глаз, свернулась калачиком на кровати.

* * *
- Подъем, цыплятки!- Заспанный отец Амвросий зашел в комнату, позвякивая ключами. Где-то неподалеку Хагар Отис окатывал своего слугу бранью, сдобренной пинками. Тот перепил вина и посмел заснуть на охранном посту у дверей, ведущих из внутреннего двора в дом. Отису было невдомек, что здоровому сну увальня поспособствовала арийская магия. Растерянный слуга покорно выслушивал проявления недовольства своего хозяина и попутно вяло растирал щеки, успевшие обморозиться за ночь.
Красное лицо рассерженного Отиса, показалось в дверном проеме. Тот оценивающе окинул взглядом своих пленников, а затем вновь обратился к слуге- По одному их выводи. Да клеть запирай каждый раз.
Детей закутали в овчины, под которыми те спали ранее и по одному повели вдоль длинного коридора без дверей и окон. Видимо, это был коридор прислуги, который вел в другую часть дома. Он выходил под лестницей в богато обставленную парадную. Оттуда детей выводили на улицу, где их ждала небольшая повозка, сверху венчавшаяся довольно низкой клетью. Пол ее устилал толстый слой соломы. Находиться в повозке дети могли только сидя. В таких обычно перевозили мелкий скот на продажу, впрочем, отношение к пленникам у Отиса мало чем отличалось от отношения к породистым овцам, из шерсти которых можно было получить тонкую дорогую пряжу.
- А теперь, мои дорогие, мы отправимся в путь к монастырю!- Торжественно произнес отец Амвросий. Его лицо, все еще немного помятое со сна, тем не менее, имело выражение восторженное, призванное дать понять глупым юнцам, что их ждет большая честь следовать в святую обитель.
- Сам в монастырь иди, плешивый!- проворчал Гуннар, глядя исподлобья на улыбающегося священника. Лотта мало понимала, что происходит, но, успокоенная сахарным петушком на палочке, который ей сунули в руки, сонно жалась к Гуннару. Старшая девочка забилась в угол, внимательно наблюдая за происходящим.
- Неблагодарный засранец!- Раздраженно рявкнул Отис.
-Мы укроем вас от непогоды, да и так теплее будет- Амвросий кивнул слуге и тот накрыл клеть тентом из толстой промасленной кожи, которая и впрямь была хороша и от дождя, и от холода: ветер уже не пронизывал детей, и воздух в клети через некоторое время стал несколько теплее.
- Трогаемся.- Объявил Отис, держа поводья в руках. Священник устроился на козлах  рядом с ним. Повозка сдвинулась с места и покатилась по улице, ведущей к южным воротам.