Кап-кап-кап. Шел дождь. Рейнеке мок. Старательно выжидал момент, когда седые волосы станут абсолютно мокрыми, когда к телу прибьет набивной камзол, когда звук из-за пазухи станет совсем нестерпимым - долгий, пронзительный, полный скорби и пустого желудка сводящий с ума мяв.
— Мяв, - сказал Рейнеке, капля воды сорвалась с кончика носа главы контр, внешней и внутренней разведки Величайшей Империи, угодив коту прямо в глаз.
Кот зажмурился. Потом ответил:
— Мяв!
— Мяв, - ответил Рейнеке.
Котенок подросткового возраста был страшен - худ, противен и угрюм. А вот блох нет, констатировал Рейнеке:
— Мяв? - вопросительно.
Утвердительно:
— Мяв.
— Тогда стучу, - предупредил Лис Императора и постучал в дверь.
Оба выглядели препаскуднейше. На всякий случай Рейнеке достал кота из-за пазухи, худого и длинногого, предупредительно сказав:
— Мяв.
Вымокли оба.
– Впускай.

— Это не животное, это кошка. Ее зовут Ночка, - сентенциозно изрек Лис Императора с удовлетворением отмечая, что тактика эмоционального террора в который раз полностью оправдала себя.
Дозволить Ночке и дальше рыскать по коридорам Малой Башни Рейнеке не мог. Нет, никаких опасений по поводу самодостаточности и состоятельности Ночки как личности Асвальд Рейнеке не испытывал — прокормить себя она могла сама; Рейнеке испытывал опасения по поводу самодостаточности и состоятельности как личностей некоторых других обитателей Башни. В конце концов, многие из них были молоды, полны энтузиазма и нереализованных творческих амбиций; новоизобретенные яды требовали апробации, а совет «упражняться на кошках» в виду наличия под рукой отвечающего всем критериям подопытного материала выглядел как никогда соблазнительно. Рейнеке вздохнул. Он был жесток, но живодером не был. Каждый имеет право на жизнь.
— Спасибо, что не выгнала, - Лис Императора драматически опустил взгляд, мокрая черная длинномордина с огромным интересом крутила башкой. В доме Сольвейг ей, очевидно, нравилось. - У меня к тебе, Сольвейг, просьба колоссальной важности — не могла бы подержать ее у себя пару дней? Мне нужно время подготовить тыл.
На кушетке под главой контр, внешней и внутренней разведки Величайшей Империи образовалась лужица. Что в данным конкретных обстоятельствах выглядело весьма подозрительно. Ситуация требовала ясности:
— Это не я и не она. Это дождь.

— Имя придумал не я, - счел необходимым предупредить Рейнеке, дозволяя Сольвейг уничтожать последствия таким трудом нажитого драматизма - мок под дождем Его Лисейшество отнюдь не спроста, а очень даже целенаправленно. Потому что знал: женщину можно превратить в боевого мага, но женщина всегда остается женщиной - созданием, предельно чутким до бытовых трагедий маленьких, сирых, убогих, обделенных и чужих мокрых штанов, которые, надо признать, неудобства действительно причиняли.
— Кто-то, - под скатертью Рейнеке скривился, ткань щекотала нос, - должно быть из охраны, притащил в разведку котов - по-моему, троих. Самцов разобрали, осталась эта. Слишком взрослая, чтобы топить. Слишком неповинная, чтобы травить. Как ты поняла, выбора у меня не было, - попытался пожать плечами Его Лисейшество, однако безрезультатно.
— Насчет двора не знаю, но, сдается мне, под этой личиной кроется гибкий, изобретательный ум. К тому же в твоих талантах, моя девочка, я не сомневался никогда, - ладонь у Сольвейг была теплая, Рейнеке довольно зажмурился. Ночка спрыгнула на пол и занялась молоком. Вскоре туда же, на пол, последовали плащ, рубаха, штаны и камзол. Снимать подштанники Рейнеке счел излишеством - уж очень всепонимающим был желтый кошачий взгляд.
— Ну вот, теперь простуда мне не грозит. Только выговор за непристойное поведение, - улыбался Лис Императора.
Покончив с молоком, Ночка начала вылизываться, каким-то чудесным образом умудряясь в процессе не сводить ни с Сольвейг, ни с Рейнеке глаз.

К такому родина не готовила, халату Рейнеке удивился, но противиться не стал. Халат был сухим и казался теплым.
А потом Сольвейг опустила голову на плечо. Внизу, у ног, уютно свернулась Ночка.
— Абсолютно так, - кивнул Лис Императора, сжимая ладонь Сольвейг своими. Жест был каким-то неправильным и даже неуместным. В чем заключалась неправильность с неуместностью Рейнеке не понимал, впрочем, догадывался. Удивительно старческий жест. - Выбора у меня не было. Не терплю несправедливости в любой форме. И согласен, есть у меня привычка тянуть в дом бесполезные на первый взгляд вещи. Не только вещи. Потому что ни бесполезных вещей, ни бесполезных людей не бывает в природе. Всему найдется применение, - усмехнулся Лис Императора, крепче сжимая ладонь. - И не отрицай: вежливо и тактично, тем не менее ты сейчас намекнула мне о скором выходе на покой?
Мокрая одежда сушилась у камина, огонь потрескивал.
— Ты ведь понимаешь, это безумие. Никогда не соглашусь.
Неопределенно муркнув, Ночка свернулась плотнее. Рейнеке прислушался - нет, мурлыкать она не умела. Ну и дьявол с ней.

Сольвейг насмешничала, Рейнеке не возражал, покрепче сжимая хорошо знакомую ладонь.
— А вот и ошиблась, моя милая. Шпионов вокруг меня предостаточно, еще один мне не нужен, зато мне нужен крысолов. Подрастет немного и будет дама истребителем, гарантирую тройной паек, - не выпуская ладони Сольвейг, поднес к губам, поцеловал. Пальцы у Сольвейг были молодые, гибкие и тонкие, узкой была ладонь. - За мое тело не беспокойся, оно казенное. Что до души, - очень тихо рассмеялся Рейнеке. - Нет-нет, спорить не буду. Есть, конечно, есть! И такая страшная, что даже попы боятся говорить о ней вслух.
Ночка дернула ухом и подняла мордочку. Проницательный желтоглазый взгляд.
— Ну и притворщица, - посетовал Рейнеке. - Я-то думал, она спит. Ладно, пусть шпионит, я почти привык. Лучше скажи мне вот что: ты сама никогда не думала послать к чертям собачьим всю эту службу на благо Империи? У тебя множество талантов, не пропадешь. Я-то моложе не становлюсь и... ты права, начинаю строить планы на будущее.
«Крайне вовремя», - внутренний голос тоже решил пошутить.
«Заткнись».

— Свободомыслия не существует, Сольвейг. Единственное вольнодумие, доступное человеку, - это вышколенный до рефлекса талант закрывать глаза на требования сердца. Насколько эти требования исходят от Бога и исходят ли, не имею представления, истинно одно: Церкови я выгоден, как аномалия, как наглядный пример того, насколько бездуховным бывает существо бездушное. Пока выгоден. Долгого будущего нашим отношениям пророчить не берусь.
Сольвейг решила взять инициативу на себя, Рейнеке не перечил. Пирог оказался вкусным. Прожевал.
— Ты не совсем верно меня поняла, - продолжил Лис Императора. - Грядет война. Не какая-нибудь записная войнушка, нет полномасштабная кровопролитная бойня. Потери с обеих сторон обещают быть огромными - и с той стороны, которая так предательски равнодушна к судьбам ариев - к слову, настоятельно рекомендую никогда не произносить этого вслух; и с той, для которой ты - гончая. И патриотизм, даже патриотизм - рудиментарный или сформированный - тут не причем. Как и высокие материи. Потому что я говорю о материях низменных - о выживании. Твоем и моем. Видишь ли, каким бы старым я ни был, я по-прежнему представляю некоторую опасность... для обеих сторон. И каждая будет счастлива овладеть... инструментом давления. Догадываешься, о каком речь? Так что, Сольвейг, я бы очень просил тебя залечь на дно. Как ты помнишь, моложе я не становлюсь, я не смог прийти тебе на выручку в первый раз... что-то подсказывает, это как раз тот подвиг, который я вполне и даже легко могу повторить. А мне, поверь, не хотелось бы.
Изловчившись, Рейнеке поцеловал Сольвейг в макуку.
— Теперь у кого-то крошки в волосах.
Ночка очень тихо сопела, но мурлыкать по-прежнему отказывалась наотрез.
— И да, в принципиальности твоих принципов и искренности чувств я не сомневался ни на минуту. Не планирую и впредь.

«Источником знаний и мастерства для молодых ариев, Сольвейг, - мысленно возражал Рейнеке, - я могу быть только заочно, потому что никакими знаниями, равно как никаким мастерством делиться не хочу и не буду. И потому, что все свои знания с мастерством очень подло утащу за собой в могилу. Потому что я жаден, Сольвейг, жаден чрезвычайно, как самый натуральный падлючий рагнат. Чем горжусь... чем горжусь».
Вслух возражать не стал.
Пожевал пирог.
Улыбнулся прикосновениям.
— Ты упустила одну маленькую, но чрезвычайно существенную деталь - что бы не случилось, не иди за мной. Знаю - можешь. Лучше не надо. Безопаснее для нас всех, - Рейнеке зажмурился. - И поверь мне, девочка моя, не умей я себя беречь, я бы давно подох, - изловчившись, Лис Императора вновь поймал руку Сольвейг и приложил к губам. - А я жив. Живее всех живых, как любил говаривать пророк Ксенофонт Ольденский. Что показательно.
Рейнеке зажмурился. Неожиданно Ночка сказала «мур».
— И здесь. Очень близко. Что показательно вдвойне.