Маленький отряд эймарцев приближался к небольшому лагерю, возле которого реяли на ветру знамена Ревалона. Лорейн поймала себя на том, что вместо острого чувства ненависти, как было в ее семнадцать-восемнадцать-двадцать лет, вид черно-красного полотнища с орлов вызывает у нее не жгучую ненависть, а бесконечную усталость. Война измотала людей, истощила землю и почти выкосила все молодое поколение. Войну надо было заканчивать, и это понимали все… как все понимали, что закончится к обоюдному удовлетворению сторон она не может. Арии и архонты были противниками друг другу по сути. Одни рушили ткань мироздания, а другие стремились исправить это и подчищали мусор за первыми. Понятно, что это им надоело… Проблема была в том, что если так пойдет и дальше, чистить мир не будет нужды – его просто не останется. Это понимал Совет Старейшин, это понимала княгиня, и именно поэтому Лорейн была сейчас здесь. На обсуждение условий мира приехал не официальный лидер Ревалона, а его сильнейший представитель, ставший легендой уже при жизни. Моран тоже не отправилась на встречу со злейшим врагом сама, но Лорейн считалась по вполне понятным причинам и ее доверенным лицом, и генералом эймарской армии, а значит, имела все полномочия.
Архонт пустила коня в галоп, позволив ветру растрепать не защищенные теперь капюшоном волосы, но при подъезде к лагеру ревалонцев придержала жеребца, позволила своим спутникам догнать себя и как следует развернуть белый флаг. Их здесь ждали. Двое гвардейцев, не задавая вопросов, провели Лорейн и ее отряд к шатру.
- Только вы, госпожа, - довольно почтительно, но не заискивающе произнес солдат, и княжна ободряюще кивнула своим замешкавшимся спутникам. Оружие их сдать не просили, но все прекрасно понимали, что численный и силовой перевес сейчас на стороне ревалонцев. Однако, армия Эймара была близко, сейчас официально еще продолжалось кратковременное перемирие, а на переговоры отводилось определенное время. Лорейн не испытывала страха – лишь то неприятное чувство, которое всегда касается архонтов, стоит им оказаться рядом с сильными магами. А Кетцер по праву считался сильнейшим. Выдохнув и чуть успокоив сердцебиение, княжна вошла во временную ставку ревалонца.

Кетцер встретил ее один, встретил довольно вежливо, если не сказать приветливо. Настолько, насколько это допустимо в сложившихся обстоятельствах, разумеется. Разве что руку не пожал, что было, впрочем, тоже вполне понятно. Лорейн свою тоже не протянула и тонких кожаных перчаток не сняла – скорее как дань уважения собеседнику и признак того, что ему доверяет и оставляет свое главное оружие при себе. Разумеется, не доверяла, но за стол села.
Остались ли в прошлом те времена, когда гостеприимство воспринимали очень серьезно, и убийство гостя бросало тень на весь род убийцы? Вероятно, да. А по законам войны и вовсе можно было ожидать чего угодно. Нарушить перемирие можно разными способами. И все же некие понятия о чести у ревалонского главнокомандующего, судя по его предыдущим действиям, присутствовали. Значит, можно было если не расслабиться, но не опасаться яда в вине. Правда, у этого была еще и оборотная сторона. Лорейн могла быть полезна ревалонцам живой, как рычаг давления на Моран. А вот этого допустить уже было нельзя. Впрочем, пока переговоры еще даже не начались и заранее настраиваться на неудачу явно не стоило.
- Благодарю, - Лорейн опустилась на один из предложенных стульев. Княжеское обращение резануло слух, но архонт не подала виду. Военное время есть военное время. Она привыкла, что стала прежде всего генералом эймарской армии.
- Нам повезло с погодой, снег не помешал добраться до вас вовремя, мэтр, - вернула «мирное» обращение княжна. На несколько мгновений повисла неловкая пауза – Лорейн пыталась разобраться в собственных чувствах и понять, почему же она не испытывает ненависти к своему злейшему врагу. Сила Кетцера давила, но была пассивна и, как следствие, ответной агрессии не вызывала. По крайней мере пока.
- Что до наших господ, уверена, у каждого из них есть свои причины.
«Например, владыка Ревалона жаден и не может умерить свои имперские амбиции,» - подумала генерал, но вслух не сказала об этом. В последнее время ее терзали мысли о том, что «естественная» вражда ариев и архонтов не такая естественная, как все привыкли считать. Но свои размышления об этом княжна предпочитала держать при себе.

- Это доподлинно будет известно позже, - возразила Лорейн по поводу погоды. Бокал, однако, из рук Кетцера все же приняла.
- Разумеется, можете. Я постараюсь ответить вам тем же, - политические игры никогда не числились среди любимых у княжны Эймарской, и разнообразие было бы приятно, если бы… если бы даже «говоря откровенно» Кетцер не вел свою игру. Жесткие выражения и однозначность суждений не сделают его союзником Эймара – это Лорейн понимала весьма отчетливо.
Архонт сделала глоток вина. Тонкий фруктовый вкус с нотками миндаля рассказывал княжне о землях эльфов, в которых был сделан этот напиток. Даже во дворце таких бутылок осталось мало, можно было практически по пальцам пересчитать. Оттого еще более точным оказалось замечание ария про голод. И более неприятным. Кетцер озвучил то, что старательно игнорировалось большинством главнокомандующих Эймара. Вернее даже не игнорировалось, а не обсуждалось. Каким образом важная в общем-то тема оказалась табуированной, Лорейн знала – на одном из заседаний Совета, где ее мать даже не присутствовала, в ответ на выступление одного из полковников было сказано, что Эймар велик, а недовольные недостойны того, чтобы называться патриотами. Разговоров о голоде на советах с тем пор сильно по убавилось, но проблема от этого не решилась. Стало только хуже. Моран же все чаще говорила не о насущном, а об источнике некой великой силы, который она почти обнаружила. Воспринималось это, надо сказать, довольно странно и не многими одобрялось.
Некоторые могли даже прийти к таким выводам, к которым пришел Кетцер. Только не все были с этим согласны. И в первую очередь была не согласна Лорейн.
- То, что вы предлагаете, мэтр, - не изменившись в лице, начала девушка, - Это государственная измена. Во-первых. Если бы ограничивалось только ей, это еще, пожалуй, можно было бы счесть уместным ради спасения государства. «Все во благо Отечества!» или как там любят говорить, - княжна невесело усмехнулась.
- Но есть еще во-вторых. И во-вторых, вы предлагаете мне предать мою мать. Скажу банальность: кровь не водица, а мои принципы – не пустой звук.  Если это все, что вы хотели обсудить, то я, пожалуй, пойду. Пока, к счастью, еще не закончились дела, которыми я могу заняться во благо Эймара, не предавая свою мать.
Внешне Лорейн была абсолютно спокойна. Подобного предложения она не ждала, по крайней мере от Кетцера. Враг оказался шустрее собственных советников – удивительная прыть для человека его возраста. Впрочем, совсем ли человека? Про Авеля ходило много легенд…

Кетцер смеялся, скорее даже насмехался. И над Лорейн, и над всем Эймаром. Ревалон, впрочем, тоже не сказать, что сильно превозносил.
- Подчинение Ревалону никогда не станет спасением для Эймара. Вы же этого хотите, мэтр? Удобного Вам правителя и мир на ваших условиях. С подчинением Эймара и превращением его, не дай боги, в одну из провинций Ревалона. Поставить всех архонтов на учет и позволить жить по вашим правилам, отчисляя какой-нибудь «налог на жизнь» в вашу казну. Или вы хотите попросить в обмен на «спасение» Эймара еще и жизни части его подданных? – Лорейн выпустила кубок из рук, не заметив, как Кетцер наполнил его, и поднялась, чтобы уйти. Но следующие слова ария заставили девушки замереть.
- Это невозможно, - глухо ответила Лорейн, не веря своим ушам, - Невозможно, - эхом повторила девушка, вновь опускаясь на стул. Невозможно, как и то, что Моран была ее настоящей матерью, а не приемной. Невозможно, потому что для зачатия ребенка арию и архонту нужно было как минимум коснуться друг друга и не единожды. Невозможно, потому что Кетцер после этого не потерял сил, а это делало его практически неуязвимым. Невозможно, наконец, потому что не могла же ее родная мать лгать ей на протяжении всей ее жизни! Эти мысли хороводом пронеслись в голове Лорейн, и особенно задержалась последняя. Боги с ним, с Кетцером, даже если он нашел какой-то способ спастись от архонтского прикосновения. Бессмертных не бывает. Но ее собственная мать не только скрывала ее происхождение ото всех, она еще и лгала о нем. Лгала ей в лицо, когда говорила, что имя отца Лорейн не имеет никакого значения.
- Она не стала бы! – возразила княжна, уже не понимая, насколько хорошо она в принципе знает свою мать. Лорейн казалось, что они достаточно близки, но тайны такого масштаба размывали близость, словно ее и не было никогда.
- Вы лжете, мэтр, - заставила себя сказать девушка, не замечая, как ее пальцы побелели от силы, с которой сжали столешницу, - Ни один арий не может сохранить силы после прикосновения архонта, а вас бессильным никак не назовешь, - вновь стала цепляться за факты княжна. Факты были ее последней надеждой, потому что эмоции грозили захлестнуть волной, а это было бы невыносимо и совершенно неприемлемо.

- Ты призываешь меня поверить в благородство Ревалона или твое личное? Никто не хочет умирать, мэтр, никто из правителей не хочет, чтобы его государство лежало в руинах, а народ подыхал и голодал. Только все предыдущие мирные предложения были для Эймара абсолютно неприемлемыми. Почему ты думаешь, что твое будет другим? Потому что ты говоришь о том, что мы связаны кровью и предлагаешь мне руку помощи? В обмен на предательство женщины, которая меня родила и вырастила.
Вырастила – конечно, сильно сказано. По-настоящему близки с матерью они стали только когда Лорейн исполнилось семнадцать, и она, не слушая возражений, стала участвовать сначала в мелких вылазках, а потом все более крупных сражениях на стороне Эймарской армии. До этого мать она видела в основном в зале Совета, куда научилась пробираться и подглядывать за заседаниями, и на праздниках в честь побед Эймара…которых постепенно становилось все меньше. И тем не менее мать Лорейн любила. Она даже почти простила ее, когда узнала, что является родной дочерью княгини, а не воспитанницей, как считала ранее. Почти. Княжна не была уверена, что такое можно простить окончательно. Но не простить и предать собственную мать и свою страну –разные вещи. Проблема была только в том, что с недавних пор многие были уверены, что для сохранения Эймара, как страны, совсем необязательна Моран Эймарская.
А Кетцер продолжал говорить и предлагал подтвердить свои слова делом.
Говорят, некоторые рождаются для того, чтобы нарушать законы, изобретать новое, переходить грани разумного. Возможно, Кетцер был из таких. Если…только если предположить, что он действительно отец Лорейн…  Архонт сняла перчатки. Одно прикосновение ничего не докажет… и одновременно докажет слишком многое. Жаль только, что не расскажет о том, что могло толкнуть княгиню Эймарскую и ее злейшего врага друг к другу. Во время рождения Лорейн война шла уже больше семидесяти лет, и Моран и Авель уже были злейшими врагами. Должны были быть.
Выдохнув и собравшись с силами, девушка протянула руку магу.

Это было не предложение перемирия, даже не предложение мира. Это было любезное предложение сохранить жизнь ей и подданным Эймара… подданным ее матери, но только в том случае, если они ее подданными быть перестанут. Лорейн хотела спросить, что же произошло между Кетцером и Моран. Что могло произойти такого, что люди, когда-то разделившие постель, стали настолько сильно ненавидеть друг друга. Моран не желала видеть Авеля и не в первый раз посылала ему навстречу собственных помощников и генералов. В том числе Лорейн… а Кетцер считал именно княгиню виновницей всех бед Эймара. Впрочем, отчасти он был прав, если бы не непримиримость Моран, возможно, мир заключили бы раньше. Не дожидаясь этого последнего предложения.
Арий взял архонта за руку и не произошло ничего…ни громов, ни молний. Никто не покачнулся, никто не изменился в лице. Мир не исчез, не разрушился, небо не обрушилось на этих двоих, поправших все законы. «Естественная ненависть ариев и архонтов», кажется, на этих двоих дала сбой, и вряд ли дело было только в общей крови. И в этот момент стало понятно, что Эймар войну проиграл. Проиграл, потому что Авель Кетцер был практически неуязвим не только согласно легендам. Мог ли он обучить этому своих соратников – вопрос открытый. Возможно, нет. Но даже это не спасет княжество. А Ревалон действительно останется, даже если вокруг будет выжженная пустошь.
- Чудо, - кивнула Лорейн, высвобождая пальцы из раскаленной руки ария, - Оно меняет многое и ничего одновременно, - задумчиво сказала девушка.
- Мне нужно подумать над твоим предложением, прежде чем принимать решение… отец, - обращение далось с трудом и теперь сказанного слова было не вернуть. Поверила ли Лорейн до конца в то, что сейчас узнала? Может, и нет… но что-то глубоко внутри ее приняло этот факт. Теперь оставалось только смириться с этим и придумать, что делать дальше. Решение было почти принято, княжна это уже понимала, но хотела еще раз все обдумать вдали от этого огненного человека и пьянящего запаха эльфийского вина.