Он уже почти потерял счет дней от момента, как сюда попал. Ведение календаря оказалось делом проблематичным. Джон подозревал, что его подсчеты имеют расхождение с реальными датами, потому что пропустил несколько суток, не отложил их в памяти. Ненависть, прочно поселившаяся в душе, уже была изрядно заглушена безысходностью и тоской. Он уже почти потерял надежду найти своих сыновей и вернуться назад. В произошедшем винил себя. Он подвел своих мальчиков и жену. И теперь он раб, чья участь однозначно предрешена.
Джон не сдавался большую часть времени, он поднимался снова и снова, потому что знал, что неизвестность не является определяющим фактором. Однако шансы на побег стремились к нулю. Кованые кандалы не были проблемой, как они сделаны и как их снять - он разобрался с самого начала, но в краю, в котором он был рабом, не знал языка, в котором не имел никаких прав - его свободное перемещение было слишком ограничено. И несмотря на то, что он хорошо разобрался в сторонах света, примерно понимал в какой стороне находится Ревалон - он не имел представления в какую сторону забрали его сыновей. И даже если совершенно непредопределенная судьба позволит ему найти их, добраться живыми до границы родины - было чрезвычайно сложной задачей.
Ночами Джон строил планы и стратегии, отмечал местоположение нужных ему инструментов и оружия, и предавался отчаянию каждый раз, понимая неосуществимость затеи. И поднимался всякий раз снова с новой надеждой, что новый день принесет нечто новое.

Нечто новое принесла ночь. Ночь принесла надежду. Ему удалось сбить цепи, но не кольца. Однако кольца уже не представляли собой проблемы. Лайт ясно видел направление, в котором нужно идти. И шел следующие 4 дня с минимальным запасом воды. Вода кончилась. Добраться до ближайшего колодца он рассчитывал еще вчера, но, видимо, ошибся с направлением. Пустыня не прощает ошибок, если он взял правее или левее изначально - теперь уже поздно. То, что было ясно видно 4 дня тому назад, превратилось в неопределенность. Не имело смысла сбиваться с пути, пустыня не бесконечна, если идти только вперед - можно достигнуть границы. Не государства, по крайней мере суши. Джон шел.
Песок проникал во все, он не отряхивался, это не имело смысла. Только шел. Вперед и вперед. Солнце палило, потерял бдительность, не заметил как чуть не наткнулся на людей. Тут же упал на песок и затаился. Потом перебрался ближе к бархану и закопался в песок. Прекрасно понимал, что первые встреченные харматанцы могут сделать с беглым рабом, сначала было необходимо понять, кто они и чего от них можно ждать. Не заметили, наблюдал.  Они что то искали, рыли ямы. Он уже выучил несколько харматанских слов, но в основном с ним объяснялись жестами и ударами, пока был в подчинении. Беседа тех харматанцев по большей части не была ему понятна. Женщина, мужчина и маленький мальчик, верблюд. Мальчишка был рабом, судя по обращению с ним.
Жажда становилась невыносимой. Но это было меньшее зло по сравнению с тем, что могут сделать с беглым рабом.                         
Харматанцы ругались. Мужчина вылез из ямы и принялся остервенело отряхиваться. Не нужно было знать языка, чтобы понимать, что текущее действие - это затея женщины со многими шрамами, а ее спутник - согласен не со всеми ее решениями.
Жажда была невыносима. Силы покидали Джона от слова “совсем”. Он выполз из своего укрытия и наблюдал за людьми уже почти открыто. Женщина со шрамами, тем временем, спустилась в яму, а потом через немного ветер взвыл и поволок песок. Это не было естественным его порывом. Это была совсем другая стихия. Верблюд испугался, распластался по земле, а Лайт  принял решение, кинулся к яме, увидел, как женщина трет лампу, а парень мечется в ужасе. Песок, гонимый ветром хлестал по одежде и незащищенным частям тела.
- Дай мне руку, - проорал он, наклонившись вниз, не зная поймет ли его мальчик. Должен понять, Джон выглядел недвусмысленно, он протягивал ему свободную руку, требовательно глядя в глаза. Парень поднялся, Лайт ухватил его за руку и рывком вытащил из ямы. Оттащил на пару шагов, опустился на землю, закрыл собой от взбесившейся стихии.С женщиной вряд ли что то случится, она достала лампу и это кое что значило.
Сказки из собственного детства, сказки что он сам рассказывал своим детям - оказались реальностью. Голос прозвучал в голове. Еще один раб… раб лампы. Рабыня. Голос был женским. И тогда Джон оглянулся на происходящее.

Отредактировано Джон Лайт (2015-05-05 19:42:45)

- Лакшар? - Песчанное лицо изобразило задумчивость. - Лакшар... Кажется, один из Лакшаров и привязал меня к этой лампе... Что ж, раз ты из рода Лакшар, так и быть, я исполню то, что ты желаешь. Права ты или не права, ты получишь своё.
Ей хотелось бы хоть раз услышать просьбу необычную, пусть даже самую бредовую, но - необычную. Однако, смертные, видно, были скроены по одному лекалу: власть, богатство, слава и уничтожение себе подобных. В последнем смертные находили какое-то извращенное удовольствие, непонятное джинну. Впрочем, джинна это не касалось. Если смертные желают упиваться кровью своих сородичей, пусть упиваются. Иначе их станет слишком много. И они станут жрать друг друга уже в буквальном смысле.
- Так чего именно ты желаешь, Амису из рода Лакшаров? Смерти врагам? Быстрой или медленной? Или желаешь, чтобы жизнь их стала хуже смерти? Я могу это исполнить, но должна предупредить... Хотя нет, не должна. Я вижу, что последствия тебя не интересуют. Ты всё имела, всё потеряла и как и все смертные  винишь других в своих потерях. Чего ты желаешь для виновных?
Наверное, все же стоило напомнить ей, что всё имеет свою цену, что все, кто получал то, что им не причиталось, дорого расплачивались за свою жадность, но к чему пустое сотрясение воздуха? Она не услышит и не поймёт, она жаждет крови врагов, которых так долго и упорно наживала себе.
И песчаное лицо бесстрастно взирало на женщину, ожидая ответа. Пусть получит своё. И можно будет вернуться к маленьким безмозглым водорослям, безгласным и мирным, желавшим только света, тепла и солоноватой воды. Это потом они станут смертными, условно разумными и начнут точно так же вопить "дай мне!".

Из ямы женщина выбралась, самостоятельно, а Джон смотрел на песок, принявший облик немного странного человеческого силуэта. Женщины. Силуэта, что возвышался над землей. Ну точно, черт возьми, они нашли джинна, выпустили его, и сказки сказками на самом деле не являются. Ведь в каждой сказке всегда есть доля правды, оказывается доля правды весьма высока. Можно не верить, смеяться и удивляться, довольствоваться только моралью истории. Но нет, оказывается описаны очень реальные события, а Джон не верил. Почему не верил? Своими глазами не видел, не видел никто из тех, с кем приходилось общаться. Не верил в иллюзорное и то, что не понимал? Да вот сейчас он видел все своими глазами, и своим глазам не мог не верить. Значит и ковер- самолет бывает, и волшебное слово “Тангу” не лишено смысла.
Интересно то, что слова женщины из песка он слышал и понимал целиком, а слова харматанцев - лишь частично.
Она к нему обращалась, говорила о столице Харматана. Только название этого города Джон понял. Парнишка не пострадал, вихрь кончился, Джон поднялся.
Теперь он вполне осознавал что пришла пора познакомиться с этими странниками, и от того, как это произойдет будет зависеть его жизнь. Джон поднялся на ноги.
- Сафр?, - спросил он, - что Сафр?
Оглянулся вокруг, на ее спутника, на джинна, нависающего над песком, на женщину, говорившую с интонацией требования.
И добавил по ревалонски, - Я вас не понимаю, но буду благодарен если поделитесь водой, если вдруг вы меня понимаете.   
Склонил голову,  внутренне собрался со всеми силами, и приготовился защищаться.

Отредактировано Джон Лайт (2015-05-05 20:45:11)

Нет, не понимали. Но хватать его и вязать тоже не спешили, и это было добрым знаком. Осознав языковой барьер, женщина жестами принялась объяснять намерения. Так что ж им помощь нужна? Вон джинн висит над ямой, способный исполнить любое желание извлекшего его из лампы. Да значит желания их, что требовались от джинна, были много больше чем простое перемещение в город.
А раз не спешили вязать, значит могли бы и помочь его планам. Что ж, Сафр так Сафр. Джон кивнул, стараясь показать согласие. Поднял из песка мальчика на ноги, отряхнул его, и пошел к женщине, безуспешно пытавшейся поднять верблюда.
Следил за джинном, джинн ни намерений пока не обозначал, ни ответов не давал.
Поравнявшись с женщиной, посмотрел ей в глаза, задержал взгляд на пару секунд. Что там было, так это внутренняя сила и непреклонность в намерениях человека, сосредоточенного на своей цели. То, что можно понять вне зависимости от любого языкового барьера.
Аккуратно забрал поводья и опустился на песок рядом с верблюдом. Испугалась животинка, протестовала по своему, спрятаться пыталась. Верблюд не лошадь, обращение с ним отличалось от привычного, да Джон уже успел найти общий язык с этим видом, в стране песка, рабства и крови, что так легко с песком смешивается. Заслонил своим телом голову верблюда от джинна и нашептал тому на ухо пару слов, по своему, по ревалонски. Погладил его по морде, почесал за ухом, и эта двугорбая животина дернулась раз, два и поднялась на ноги. Джон вскочил следом. Протянул поводья обратно.
- Сафр, - сказал он женщине, - хорошо. Только - дайте воды, - и показал жестом как держат кружку и пьют из нее.
Посмотрел на висящего джинна, составленного не из тумана, как описывали в преданиях, но из песка.
- А ты меня понимаешь? - спросил он это существо.

Слишком давно его никто не понимал. Слишком давно от привык к тычкам и жестам. Ответ пришел оттуда, откуда Джон не ждал. Вернее конечно ждал, но не надеялся на положительный ответ.
Воды Джон просил у харматанской женщины, на такой аттракцион невиданной щедрости от джинна без запроса к нему - кузнец не рассчитывал.
Опустился на песок, уперся в него коленом, открыл крышку и принялся пить, жадно, как будто в последний раз,  не обращая внимания ни на что более.
- Спасибо, - сказал, как только жажда отпустила его бренное тело. Джон не знал, есть ли вода в настоящий момент у его мальчиков, есть ли у них еда, живы ли они, не ранены ли. В том что случилось - виноват только он. Чего он хотел ? Он хотел слишком многого, и ни разу не ожидал, что спросят вот так прямо. Да еще и с мгновенным исполнением желания. Это значило, что нужно быть осторожным в своих желаниях. По какой такой причине джинн из лампы проявляет великодушие и доброту? Еще несколько минут назад кузнец не верил в их существование, считая предания древности просто сказками. А теперь, веря собственным глазам, пытается рассуждать о мотивах.
Поднялся на ноги, поднял бурдюк с водой, поднял глаза на женщину из песка, которая была джинном, джиннией - если говорить правильно. Только усмехнулся в ответ на вопрос о “что-нибудь еще”. Если он будет жив - им еще удастся обсудить это.

Безучастные песчаные глаза двинулись в сторону говорившей. Джинния некоторое время вспоминала что означает слово "раб", потом медленно произнесла:
- Все вы рабы... Рабы своих желаний, своих амбиций... Вы так трогательно окружаете себя своими иллюзиями... Даже забавно. И очень трогательно. Как дети, закрывающие глаза ладошками и считающие, что их никто не видит. Не беспокойся, твои желания я непременно исполню, но мне нет разницы, кто раб, кто хозяин. Он всего лишь попросил воды. Мне не трудно.
Эти смертные были занятнее водорослей. Женщина, желавшая получить нечто большее, чем ей было отпущено ее судьбой, - именно такие и ищут джиннов. Мужчина, желавший чего-то очень важного, но ограничившийся простым вопросом, даже воду он просил у женщины, не понимавшей его слов. И детеныш. Милый, хотя и тощий - ещё бы, кому нужно его кормить? Такой забавный и любопытный. Видящий. В его карих глазах, широко распахнутых, джинния видела целый мир. И единственное желание этого мальчугана было ей вполне понятно и близко.
- Возьми! - Джинния протянула мужчине шнурок, на конце которого мерно покачивался тускло-зеленый плоский камушек. - Это поможет тебе понимать эту женщину. Сейчас она хочет, чтобы ты посадил ее на верблюда и помог ей добраться до Сафра. Она обещает тебе много денег, если ты поможешь ей. И не будешь у меня ничего просить.
Джинния лукаво усмехнулась, черты лица расплылись, рассыпались мелким песком.