Академия Вайэрад, как всякая государственная структура, представляла собой не столько эталонный образчик победы бюрократизма над здравым смыслом и человеческим достоинством, сколько живой организм. И как любой живой организм в ходе обеспечения собственной жизнедеятельности продуцировала немыслимое количество отходов. Большая часть отходов в целях экономии финансовых средств и психологических затрат списывалась, другая — нет. Ирония заключалась в том, что всякий выброс отходов со стороны Академии сопровождался демографическим взрывом в чиновничьих рядах. Рейнеке улыбнулся. Что бы ни говорили противники ревалоно-тиверского соглашения, обе державы повторяли друг друга во всем: и там, и там высшей формой человеческого существования считался казнокрад, едва-едва умеющий читать по слогам. Арии исключением не были. За время пребывания в Академии Вайэрад Асвальд Рейнеке, Лис Императора, утвердился в одном: единственным отличием магов Ревалонской Империи от магов Тиверии была патологическая тяга последних к пышным оборкам и баснословно драгоценным шелкам. В остальном различий не наблюдалось. Совсем.
— Право, не стоит,  — мягко улыбнулся Асвальд Рейнеке, не позволяя местной мэтрессе в порыве межгосударственной солидарности наполнить его бокал.
Ревалонская делегация прибыла засветло — Рейнеке лично сотворил портал. Культурно-ознакомительная программа включала в себя осмотр лектория, библиотеки, краткосрочный набег на студенческий корпус и физкультурный зал. Профессора-экскурсоводы держались чопорно, из всех щелей сквозил не совсем уместный патриотизм. Рейнеке кивал, улыбался, опять кивал. Чувства тиверских магов он понимал. Нечто схожее, должно быть, овладевает сторожевым псом, только что сменившим хозяина: пес не понимает — хозяин обеспечил ему лучшее будущее или все-таки продал?
В любом случае угощения тут подавали прекрасные. Культурно-ознакомительная программа, по счастью, включала в себя банкет. Под нужды алчущей хлеба и зрелищ общественности был наспех переоборудован тот самый, мельком осмотренный с утра физкультурный зал.
Пригласили и студентов. Лучших из лучших, тренированных и натасканных, в этом сомнения не было. Рейнеке все равно скучал.
— Великолепные у вас вина, — подал голос Лис Императора, равняясь с худенькой, светловолосой девушкой. — Чудесный букет. И закуски отменные. А вот собеседников нет. Или я неправ?
Рейнеке улыбался. Ученикам Академии Вайэрад он представлен не был и до сих пор молчал.
Время близилось к вечеру. Контингент делегатов и местных профессоров почти в полном составе был пьян.

— Вынужден констатировать: вы первая, кто заподозрил во мне искусного собеседника. Что любопытно вдвойне, учитывая - как вы верно подметили - интересное состояние моих коллег и ваших преподавателей.
Несмотря на интересное состояние ревалонских коллег и здешних преподавателей, дефицита внимания Рейнеке не испытывал. Наоборот, внимание ему уделяли, причем пристальное, правда, внимание того рода, каким принято одаривать крайне эксцентричных особ, не видящих ничего зазорного в улучшении собственного материального статуса путем перераспределения чужих имущественных ценностей, например, со стола в карман. А это в свою очередь весьма и весьма показательно характеризовало тиверские представления о гостеприимстве вообще. На протяжении многих веков экономика Тиверии, совершенно не способная функционировать за счет внутренних ресурсов, опиралась прежде всего на свободное купечество, каковое, будучи замкнутым и заинтересованным сугубо и только в удовлетворении собственных интересов, предпочитало видеть тиверское государство, во-первых, слабым; во-вторых, насколько это было возможно в современных реалиях - децентрализованным. Почему? Потому, вынужденно констатировал Рейнеке, что привыкло воровать. Воровать нагло, открыто, в ужасающих количествах. Таким образом, крен в сторону легализации торговых отношений - естественное следствие сближения королевства и Империи - подавляющим большинством тиверского предпринимательства расценивался как удар ниже пояса, а то и хуже - как прицельное попадание стрелы в лоб. Рейнеке продолжал улыбаться. Какие каналы финансирования имели местные арии, не было секретом ни для кого. Возможно, за исключением самих ариев.
— При всем моем уважении к здешним экскурсоводам, экскурсия оказалась куда короче, чем я предполагал, — под пристальными взглядами тиверских профессоров, явно подозревающих за Рейнеке что-то нехорошее, Лис Императора опустил бокал на стол. — Видите ли, я испытываю глубочайшую симпатию к разного толка достопримечательностям и никак не ожидал, что их от нас утаят. В их отсутствие я, само собой не верю, — загадочно улыбнулся Лис Императора. —  Áсвальд Рéйнеке, приятно познакомиться.
Глава разведки Величайшей Империи слегка поклонился, впрочем, руки, затянутой в перчатку, для пожатия не предложил.
В зале громыхнула музыка.
— Собирался на дипломатический совет, а занесло на бал. Что ж, должен признать, к торжествам у вас подходят со всей ответственностью. Впечатлен.

Тиверцы боялись. Разнузданное пиршество, совершенно неуместные панибратство и фамильярность — все это наталкивало на мысли о паническом ужасе. Чего боялись тиверцы? Едва ли утраты независимости. Давно привычные паразитировать как на триумфах, так и на промахах ближайших соседей — Ревалонской и Харматанской Империй — сегодня тиверцы панически боялись ответственности. Боялись, что радикальные инициативы Эддара де Летта вернут им самостоятельность — необходимость единолично принимать решения и единолично держать ответ. Парадоксально, но факт: становясь частью чего-то большего, Тиверия впервые получала реальный шанс заявить себя не только полноценной фигурой на политической арене, она получала шанс стать игроком, с чьими интересами придется считаться. А чтобы с твоими интересами считались другие — будь любезен навести порядок в собственном доме. Рейнеке буквально чувствовал охватившее тиверские верхи напряжение: еще чуть-чуть и с контрабандой будет покончено. Воистину, это был сокрушительный удар.
Громыхала музыка. Кто-то из мэтров принял независимое решение, что не дурно было бы музыкантам подпеть. В дальнем углу назревала драка. Двое молодых мэтров, судя по богатому гардеробу — местные, исчерпав лексический ресурс, стремительно приближались ко второй фазе любого философского диспута, а именно к настойчивому битью рож. Скучать на столе бокалу пришлось не долго. Хмыкнув, Рейнеке глотнул вина. На данный момент чужие идеологические распри его не беспокоили. Ничуть.
— Жаль. Признаться, я надеялся проникнуться культурным наследием Тиверии, — как ни в чем не бывало продолжал Лис Императора. По всей стати, его собеседница была одной из немногих, кого объединение Тиверии и Ревалона не пугало. По всей стати, она была одной из немногих, кого это объединение раздражало. Или нет. Здесь и сейчас это тоже не имело значения.
— В конце концов, достопримечательность — это ведь не обязательно объект архитектурной или исторической ценности, достопримечательными могут быть люди. А таких, уверен, в этом зале полно. И какая ирония, что одна ваша достопримечательность — вино — самым что ни есть драматическим образом нейтрализует впечатления от другой — мэтров и мэтресс.
Музыка громыхала. Двое студентов начинали активно хватать друг друга за руки.
— К слову, не напомните, какова общая цель любых комплиментов? А то я как раз собирался похвалить талант здешних музыкантов, но теперь вот... опасаюсь.
Музыка звучало все громче. Впрочем, внимания на нее давным-давно никто не обращал.

Мэтресса Асайта Мистеле была права: люди действительно обожали похвалу. Причем, развивая мысль, мог добавить Рейнеке, похвалу любили не только люди. Согласно последним открытиям велеградских профессоров, даже репа давала втрое превосходящий смелейшие фантазии урожай в тех случаях, когда перед поливом крестьянин не забывал напоминать ей, какая она хорошая, красивая и вовсе лапушка. Красивых, хороших и вовсе лапушек в зале, наспех переоборудованном под банкетный, насчитывалось немного, зато своей порции похвалы алкал буквально каждый. Быть может, за исключением самого Рейнеке и мэтрессы по имени Асайта Мистеле, каковую вынужденное философское соседство с главой разведки Величайшей Империи по всем признакам тяготило. Лис Императора вздохнул. Что-то подсказывало, с куда большим удовольствием и пользой затраченное на банкет время мэтресса Асайта Мистеле провела бы в компании книг, превратив экспроприированный у коллективных нужд уголок библиотеки в личную, непреступную крепость. Вполне естественное желание. Покинуть банкет Его Лисейшество был не против и сам, правда, прохладной тишине библиотеки все-таки предпочел бы шумный и многолюдный бордель — так уж вышло, людей, предпочитающих библиотеки борделям, редко кто воспринимает всерьез. Собственной же репутацией Асвальд Рейнеке, Лис Императора, дорожил безгранично и ревностно. В конце концов, она у него была одна единственная.
— А иногда комплимент — это всего лишь затычка для неловкой паузы. Куда разумнее похвалить приятный выбор... туалета собеседника, чем малодушно молчать, — по-прежнему улыбался Его Лисейшество.
В следующий момент в потолок ударила молния, осыпав разгоряченных мэтров и мэтресс острым, каменным крошевом. Рефлекторно Асвальд Рейнеке выставил щит. Похоже, традиции пьяного биться рож тиверские студенты решили изменить, остановив выбор на аргументах повесомее. Что ж, к празднествам тиверцы действительно подходили крайне ответственно. Этого не отнять.

За пьяный дебош в Академии Белого Огня провокаторов самое малое — выпороли бы. Менторы Академии Вайэрад, очевидно, придерживались куда более демократичной позиции, по всем признакам выходило, что самое серьезное наказание, на какое следовало рассчитывать участникам драки, — это выговор и то исключительно символический — Рейнеке видел, какими взглядами преподаватели провожали подпитых студентов, разведенных в стороны, но все еще горячих и злых. В этих взглядах читалось облегчение. Нечто подобное встречается во взглядах богатых родителей, чье драгоценное чадо, срыгнув на отцовский или материнский костюм, вынуждает прервать или отложить обязательный, однако ненавистный визит в не менее ненавистную компанию. Всем своим видом Тиверия давала понять — Ревалону ее не изменить. Она останется прежней. А дети на то и дети — чтобы расплачиваться за грехи отцов. Наверняка, оба мальчишки полагали, будто их драка — чистейшей воды экспромт. Это было не так.
Рейнеке, ничуть не меняясь в лице, стряхнул с рукава пару невидимых пылинок. Каменное крошево его не задело, беспокойства о внешнем виде требовал этикет.
Мэтресса по имени Асайта Мистеле проявила неожиданную инициативность. Впрочем, не сказать, что Лис Императора был очень уж удивлен.
— Нет, я совершенно в порядке, — улыбался Асвальд Рейнеке. — Когда-то я сам был молодым и прекрасно помню, насколько молодой крови свойственен бунт. Надо полагать, особого восторга по случаю объединения наших держав ваши товарищи не испытывают? Такова уж людская традиция: что мы не способны переварить, то мы хотя бы запьем.
Потолок действительно придется ремонтировать. Но это было, пожалуй, меньшим из нынешних зол.